HOMM III + Герои

Он покачал головой. Нужно было найти гномов. Опять.

Трактир встретил его дымом, смехом и ароматом квашеной капусты, сдобренной тревогой. Гильдия гномов пополнилась — новая партия как раз подошла. Десять бородачей с глазами, полными оптимизма. Они ещё не знали, что их ждёт.

— Сюда, — бросил Пахом и повёл их обратно, как погонщик — без кнута, но с тенью подозрения.

"Интересно, куда все подевались?" — думал он в дороге. "Первые десять исчезли. Вторые — тоже. И старик явно не делает из них гномий хор… Хотя если и делает — всё равно жутковато."

У фермы — тишина.
— Кто-нибудь есть дома? — крикнул Пахом.
В ответ — ничего. Даже Бурёнка замолчала.

Гномы пожали плечами и, без лишних вопросов, пошли к воротам.
«Что-то в этом лесном хозяйстве и со стариком неладное… Куда ему столько работников? Я же с этой коровой один управлюсь…»

Пахом проводил взглядом работников, а через минуту вышел старик с пузырьком.
— Эй, старик, хотел спросить, а зачем тебе столько...
— Хочу немного расшириться, — будто зная вопрос, сказал отшельник-фермер. — Королю нужна провизия в войне, самое время подзаработать. Ты заходи, если найдёшь ещё работников…

Пахом не стал спорить. Собрал новую партию, вернулся на ферму и снова провожал взглядом гномов, пряча в мешок очередной пузырёк с ртутью.
Куда деваются гномы? И зачем мне столько ртути? — снова закралась мысль.

Неделя подходила к концу. Самое время ехать в трактир за новой партией.
Там было людно и чуть холоднее. Сменился ветер. Сменились взгляды.

Когда к нему подошёл хозяин двора, Пахом понял без слов — дело важное.

— Пять тысяч монет за проживание, — спокойно сказал тот.

Пахом вытащил мешочек. Даже не вздохнул. Всё в этом мире что-то требует. Ртуть, гномов или наличку. Он уже хотел идти, когда хозяин снова подошёл:

— Слушай, дружище. Я вижу, ты хороший человек, поэтому хочу предупредить: вчера приходили люди Картеля по твою душу. Я им соврал, но тебе всё равно надо уходить. Они могут вернуться в любой момент.

Он протянул Пахому камень.

— Когда выйдешь за ворота, поверни налево и иди на восток. Там живёт мой кузен-отшельник. Покажи ему этот камень — сразу поймёт, от кого ты.
За своё койко-место не переживай — я его оставлю. Когда вернёшься — рассчитаемся.

Пахом поблагодарил.
Опять этот Картель…

Он снова шёл через лес. Семь новых гномов шли за ним, шумно дыша и подшучивая. Пахом молчал. Он думал.

“Может, старик строит лабораторию? Может, это секретный проект по переработке бороды в топливо? Или у него Бурёнка — прикрытие, а внутри неё портал в мир алхимии? Или он сам — ртутное существо, питающееся доверием и гномами?”

Он встряхнулся. Пора меньше думать. Надо просто сдать этих — и всё.

— Старик, ты здесь?
— Кто там? А, это ты? Я тут с Бурёнкой возился. Пусть работники идут ко мне, а то коровка разбушевалась...

Гномы пошли. Пахом остался снаружи, глядя в небо.

“Что-то мутное творит этот старик,” — опять подумал Пахом. — "Вечно ему гномов не хватает…”

Как вдруг из хлева раздался страшный грохот. Здание зашаталось, и лес содрогнулся от предсмертного крика. Сразу же из него повалили гномы, а за ними — разъярённая Бурёнка. Её глаза были налиты кровью, как у быка Бори. Бешеное животное один за другим настигало убегающих гномов и ставило на рога.

Разделавшись со всем, корова заметила Пахома. Он, недолго думая, провернул свой коронный номер — как с быком Борей. Животное грохнулось замертво у его ног. Из пасти сразу начала вытекать ртуть.

Зайдя в хлев, Пахом увидел страшную картину. Всё было забрызгано кровью и дерьмом, а старик лежал на полу — бездыханный.

— Вот и закончилась эта бесславная история, — пробормотал Пахом, закрывая ворота фермы и по пути собирая ртуть, вытекшую из Бурёнки.

Выйдя на развилку, он ещё раз посмотрел налево.
Дорога, петляя, уходила к воротам, за которыми прятался Королевский тракт — широкая, каменная артерия, где всего несколько дней назад чуть южнее всадники с гербом вороного льва едва не сдали его в каталажку.
Он помнил тот галоп и тот голос, сказанный сквозь шлем:
— Ещё раз тут увижу…

Нет.
Не сегодня.

На восток — новая тропа. Её указал трактирщик: через лес, к его кузену-отшельнику.
Пахом сжал в ладони драгоценный камень-передачу и, не останавливаясь в трактире, помчался дальше.

С деньгами было туго, но трактир начинал нравиться: уютный, с весёлыми гномами — почти как дом.

Но укрыться там больше не получится. Если Картель вернётся — стены не помогут.
А хозяину — благодарность. Честный. И койко-место пообещал.

Дорога тянулась на восток.
И если честно, Пахом надеялся, что этот кузен окажется обычным отшельником…

(Продолжение следует)

— Пару дней назад я ходил на королевский тракт. Думал кое-что продать… и нарвался на дозор. Такие, знаешь, на конях, в блестящей броне, важные. Один даже мой плащ примерял. Чтобы они не забрали мою фамильную драгоценность, я выкинул её в траву. А те, скоты, пообещали поломать мне кости и свернуть шею, если ещё раз увижу их без пропуска. А он у меня… как ты понимаешь, в подвале с мышами живёт.

Он почесал затылок.

— В общем… Принеси, а? Там, на юге, есть тайная тропа. Я ветками прикрыл, чтоб дети не забрели. Скажем так — в обход закона, да и стражи. С той тропы можно вынырнуть прямо к месту, где я обронил кристалл. Главное — не лезь на сам тракт. Там дозор ходит. Не шутят.

— А что за кристалл? — наконец спросил Пахом.

— Фамильный. Подарок моей первой жены. Или второй… Нет, первой. Я её путал со второй. Поэтому и ушла, наверное.

Он улыбнулся, как-то по-доброму и безнадёжно.

— Ну, найдёшь — заходи. А то всё тут, понимаешь, сам да сам. Ноги уже не те.

На рассвете они выехали на юг, по тропе, что уже однажды вела их с коровой. Путь петлял между корней и кочек, и вскоре Пахом замедлил шаг — что-то в окружении зацепило его взгляд.

— Помните это место? — спросил он негромко. — Вот тут мы и драли того бычка. Сначала он просто стоял… потом как рванёт. Я думал, не выживем.

— Не, ну мы его нехило уделали, — отозвался один гном, поправляя повязку на запястье. — Правда, я потом думал, что у меня два ребра в одну сторону, два в другую.

— И глаз дёргался, — добавил второй. — Но эффектно вышло, да.

— Надеюсь, этот кристалл проще добывать, — пробурчал третий.

Ветка треснула под ногой. Они пошли чуть дальше — и наткнулись.

— Вот удача — вязанка дров! — сказал гном. — Великая добыча. С такими победами скоро героями станем.

Пахом нагнулся, потрогал верёвку. Дрова были сухими, как будто только что связали.

— Кто-то тут есть, — тихо сказал он. — Или был недавно.

Они пошли дальше. Тропа расширялась, деревья отступали. Под ногами мох сменился каменной выкладкой. Серые плиты, аккуратные, как по линейке. Перед ними раскинулась дорога — не тропинка, не просёлок, а настоящая артерия:

Королевский тракт.

Прямой, как стрела. Брусчатка — гладкая, старая, идущая от горизонта до горизонта. Слева озеро, справа холмы. И тишина.

— Вот это да… — выдохнул гном. — Такое ощущение, будто здесь даже ветер по разрешению гуляет.

Пахом открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел.

— Стоять именем короля!

Цокот копыт. Громкий, уверенный, вырастающий из самой земли. Трое всадников вынырнули с севера. Два — в стальных латах. Один — впереди, на белом коне, с гербом на груди.

Пахом шипит:

— За холм, справа, быстро!

Он резко сворачивает с тракта, пригибаясь к земле. Гномы — за ним, не задавая вопросов. Справа от дороги поднимался холм — лесистый, но срезанный, как надлом. Склон был крутой, но в нём угадывался естественный уступ, прикрытый деревьями и валунами. Кусты цеплялись за камни, образуя укрытие, в которое можно было вжаться всем телом и молчать.

Они нырнули туда. Трава хлестнула по лицу, ветка оставила царапину. Пахом замер, затаив дыхание. Его щека касалась холодного корня.

На дороге появились всадники — двое кавалеристов в одинаковых бурых латах, с алыми перьями на шлемах. Коней не жалели — копыта били по брусчатке, как молотки по наковальне. И один — впереди. Он ехал размеренно на белом жеребце с гербом вороного льва на груди. Его броня была ярче, оперение выше, посадка — прямая, выверенная. Это был чемпион, командир. В нём не было жестокости — только выучка, и потому было страшнее.

Они неслись с севера — и всё было ясно без слов: по такой дороге не ходят просто так. Один из кавалеристов резко осадил коня, вскинул копьё, как будто что-то заметил.

Пахом не дышал. Лист на кусте колыхнулся — но не туда.

Чемпион проехал мимо и бросил в пространство:

— Ещё раз тут увижу — сдам в каталажку без разговоров.

А потом они исчезли вдали, как и появились — резко и без следа.

Тишина вернулась. Но другая. Влажная, испуганная. Один из гномов вслух выдохнул:

— Эти… не торгуются, да?

Прошло ещё минут десять. Все шли молча. Ни шуток, ни вздохов — только шаги по брусчатке и редкое побрякивание снаряжения, а Королевский тракт тянулся на север все дальше и дальше.

Они искали глазами — в траве, в отблесках света, в изгибах корней. И вдруг — вспышка.

На краю дороги, в месте, где мох будто выгорел, что-то блеснуло в траве — яркое, рубиновое, живое. Казалось, само солнце зацепилось за грань.

— Это кристалл старика. Без сомнений, — сказал Пахом.

На выжженной земле лежал огненно-красный кристалл, с острыми, как бритва, гранями. Он не просто светился — он ждал . Но не только их.

И в тот же миг — лес зарычал. Из-за кустов, словно сожжённые ветром, вылетели четыре адских гончих. Их шкуры струились, будто тень сама соскальзывала с них. Глаза — алые. Морды — вытянуты, как у волков, но кривые, как кость, которую грызли слишком долго.

— В рога! — крикнул Пахом.

Гномы бросились в бой — с топорами, кулаками, даже с камнями. Одна гончая прыгнула — и была перехвачена. Вторая схватилась с бородачом, что шёл сзади. Пахом отбил третью, ударив камнем под морду.

Но четвёртая…

Она проскользнула сбоку, без звука. Один из гномов — молодой, с рыжей бородкой и дыркой в ухе — не успел обернуться. Когти, прыжок, крик. Его повалило. Он пытался вырваться, но уже было поздно.

— Нет! — закричал кто-то, бросаясь на тварь.

Удар топора. Вспышка.

Гончая вспыхнула, как сухая хвоя — и тут же рассыпалась в кости, побелевшие, будто прокипячённые. За ней — остальные. Каждая, павшая под ударом, превращалась в пепел и кости, не оставляя плоти.

Когда всё закончилось, они стояли впятером. Один из них — не двигался.

Кристалл всё ещё лежал в траве. Пахом молча нагнулся, поднял его.

— Вот и камушек. Жаль, друга им не воскресишь, — проговорил кто-то и отвернулся.

Обратный путь занял меньше времени — как это всегда бывает, когда шаги тяжёлые, но цель ясна. Никто не говорил. Даже ворчать не хотелось. Дорога была та же — брусчатка, прямой тракт, тянущийся между сосен, как струна. Но теперь каждый шаг звенел иначе — будто по нерву.

Когда приблизились к тому самому месту, где впервые услышали «Стоять именем короля!», Пахом остановился.

— Вот это совпадение, — пробормотал он. — Опять это место и опять дозор.

Цокот копыт раздался где-то впереди, и тени всадников замаячили среди стволов — возвращались обратно. Всё по сценарию, всё — как в прошлый раз.

Но на этот раз Пахом уже знал, куда бежать.

— Налево, быстро! — скомандовал он, и все разом свернули с тракта, юркнув между кустами, в тот самый лесной пролом, прикрытый ветками. Это была секретная тропа, старая, пахнущая хвоей и сырой корой.

Они миновали знакомый холм и через несколько минут вышли к повороту. Ферма старика встретила их тишиной и запахом навоза. Во дворе всё было по-прежнему: перекошенный забор, скрип телеги, храп из хлева. Только сам старик на этот раз был не у забора, а чуть дальше — сидел на перевёрнутой бочке и точил что-то похожее на серп.

Он заметил их, но вставать не торопился.

— Нашёл? — спросил он, не поднимая головы.

— Нашёл, — сказал Пахом. Он подошёл, достал кристалл, протянул.

Старик посмотрел на камень, как на старого знакомого. Взял его бережно, покрутил в пальцах, кивнул.

— Ну что ж… Моя прелесть вернулась. Спасибо тебе, Пахом. Выручил.

Он замолчал. Гномы переглянулись. Один посмотрел в небо. Пахом ждал.

И тут старик хлопнул по коленям и спросил, как ни в чём не бывало:

— А хочешь я подарю тебе кентавра?

— Эмм… — Пахом потерял дар речи. — Кентавра? Настоящего?

Старик расхохотался и исчез за воротами хлева. Через пару мгновений послышался цокот копыт, и на двор вышел настоящий кентавр — высокий, крепкий, с луком за спиной и усталым выражением лица.

Он подошёл, глянул на Пахома, кивнул, будто говорил: «Да, теперь я с тобой» . И всё. Больше слов не потребовалось.

Старик вернулся следом и махнул рукой:

— Если что — захаживай. У меня всегда есть работёнка. Ну… если ноги не подведут.

Он снова сел на свою бочку и продолжил точить серп, будто за окном не скрипел тракт, не рыскал дозор, и вообще — будто весь мир уместился в ограде его фермы.

(Продолжение следует)

Гномы, навеселе и в хорошем настроении, с азартом согласились:

— Рогатое золото! Вот это я понимаю предприятие.
— Коровы ради — можно и в поход.
— Особенно если она уже наполовину закопчённая.
— Или хотя бы не кусается.
— Ладно, Пахом. Веди.

День выдался ясный. Над трактиром поднимался дымок от кострищ и жаровен, воздух был плотным и добродушным — как живот старого трактирщика. Пахом махнул рукой и повёл отряд через задние ворота, вдоль покосившегося плетня.

Они миновали двор, сворачивая на старую дорогу, вымощенную кое-где гнилыми досками. Дальше — за перелесок, за поворот. Дорога уводила вниз, к оврагу, и вскоре слилась с узкой лесной тропой, петлявшей, как пьяный угорь.

Слева уходила заброшенная колея — вела к топям. Там туман стоял уже с рассвета. Было видно, как он переливается между корнями, как дышит. Но туда они не пошли.

Пахом выбрал направление постабильнее — на северо-запад , к просеке, где, по его расчётам, могла пастись беглая скотина.

— Знаешь, что самое главное в поимке коров? — спросил он на ходу.
— Что? — хором ответили гномы.
— Убедить их, что ты не забойщик, а дальний родственник.
— А если не верят?
— Тогда беги. Но сначала сними мешок с головы.

Шли долго. Сначала весело. Потом — молча. Потом — сквозь комары, репейник и внезапный дождь. К вечеру лес открылся вширь — они вышли на поляну. Посреди стояла корова. Жевала куст.

— МУ-У-У... — сказала она, не повернув головы.
— Это она, — прошептал Пахом.
— Бурёнка, — подтвердил один из гномов. — Я узнаю её взгляд. Такой у моей тёщи был, когда я домой с ярмарки без вина вернулся.

Пахом осторожно подошёл, протянул руку. Корова глянула, мотнула ухом и ткнулась ему в плечо.

— Берём, — сказал он.

Гномы поставили вахту, привязали верёвку, обмотали рога мягкой тканью, как учили. Всё прошло без эксцессов.

— Легкотня, — Пахом был доволен. — Остался только бык.
— А он не должен быть бешеным?
— Не начинай, — отрезал Пахом.

Следующий день выдался мрачным. Облака шли низко. Тропинка стала уже, влажнее, деревья — ближе. И тут, в тумане, показался он.

Большой. Молчащий. С глазами, полными ртути. Стоял посреди дороги и дышал, как раскалённый горн. Чутьё не обмануло Пахома. Этот бычок не такой как все. Бешенство овладело им. Бык посмотрел на вас налитыми кровью глазами и стрелой метнулся в атаку.

— В рога! — крикнул Пахом, отскакивая в кусты.

Гномы не растерялись. Один схватил топор, другой щит, третий — просто мешок с камнями. Завязалась потасовка: шумная, грязная, но слаженная. У быка шансов не было — не с этой бандой.

Когда всё улеглось, тушка лежала, паря на мху, из пасти сочилась… странная жидкость.

— Это что, ртуть? — спросил один из гномов, тронув вещество палкой.
— Неважно, — сказал Пахом, — упаковываем.
— Но его же не сдашь. Он бешеный.
— И что? Мы скажем, что это… редкая порода. Агрессивная. Очень модная сейчас у знати.

…Шли уже по направлению к вербовочному пункту. Бурёнка семенила сзади, фыркая на каждый корень, будто знала, что её собираются продать. Пахом держал поводок, гномы — инструменты, навязанные самими собой: верёвки, мешки, топоры, бутылки.

Пункт был за трактом. Прямой дорогой. Почти дошли. Почти.

— Погодите… — Пахом прислушался. — Слышите?
— Нет. А что?
— Там… мычание.

Гномы вскинулись. Бурёнка хрюкнула от волнения (или просто споткнулась).

Через пару шагов они увидели распадок. Между деревьями — ограда, хижина, сарай, башенка. И старик, копающийся у забора.

— Да чтоб тебя, — пробормотал Пахом. — Мы, похоже, не туда свернули.
— Слушай, может, он знает дорогу? — сказал один из гномов. — Или купит по двойной цене?
— Или хотя бы даст сено, — добавил другой.

Пахом шагнул вперёд. Старик выпрямился, посмотрел… и замер.

— Бурёнка?! Неужели ты вернулась, моя Бурёнка? Я думал, что ты уже стала ужином волков...

Он бросился к ней, обнял, заплакал (буквально), погладил по морде, зашептал какие-то неловкие глупости. Повёл её в хлев.

Минут через пять вернулся и, будто ничего не было, протянул Пахому поношенные, но крепкие сапоги.

— Вот возьми. Пусть будут тебе в благодарность мои волшебные Сапоги-Скороходы.
— Я… благодарю, — начал было Пахом.
— Вы случайно не встречали моего бычка Борю? — перебил старик, глядя с надеждой.

Пахом оглянулся. Гномы переглянулись. Один выразительно посмотрел на Пахома: ты с ним говори, я — пас.

— Встречали, — сказал Пахом. — Он был… не в себе. На нас набросился. Мы… были вынуждены.
— Жаль, хороший был бык, — печально произнёс старик и побрёл к двери.

Пахом достал платок, развернул, вытащил свёрток с густой, тёмной, почти металлизированной жидкостью.

— Это было в нём, — сказал он глухо.
Гномы морщились, отползали назад. Старик не подал виду.
— Фу, Пахом… это не яд? Зачем ты его таскаешь с собой?
— Это опыт, — отрезал он тихо гномам. — Я в болотах и не такое видел.
Он завернул ртуть в тряпицу и аккуратно спрятал в сумку, раз старику она не нужна.

Старик медленно шёл к своей избе, как вдруг резко повернулся и спросил:
— Слушай, дружище. Можешь выполнить ещё одну просьбу?

(Продолжение следует)

— В трактир с оружием нельзя! — гаркнул он, ни разу не глядя в глаза. — Сдавай, и проходи.

Пахом остановился. Он давно был безоружен. Всё, что отобрали ещё на болотах, осталось там — вместе с хижиной и гордостью.

— Что за проблемы у вас с оружием? Меня уже обобрали ваши около болот, — процедил он.

— Ничего не знаем. Таков указ.

— Да нет у меня никакого оружия, — устало бросил Пахом.

— Все вы так говорите. Давай, топай отсюда, пока зубы целые...

Он не спорил. Просто прошёл. Впереди был трактир, и это была единственная крыша, под которую его ещё могли пустить.

У входа кипела ссора. Несколько гномов что-то доказывали охране.

— Эти эльфы совсем обнаглели! Мы тоже хотим выпить! — возмущался один.

— Нас не остановят эти двери на пути к сладкому элю! — кричал второй. — Эй, дружище! Поможешь нам зайти?

Пахом остановился.
В руках — пусто. В кармане — пусто. Внутри — та же пустота.
Он посмотрел на эльфов у входа. Пятеро слева, пятеро справа. Луки натянуты. Морды каменные.

Оглянулся. За спиной — двадцать гномов. Злых, решительных, с перегаром надежды.

Пахом знал: если начнётся драка, первым упадёт именно он. И понимал: гномы пойдут за ним, только если он сам побежит.

И потому, сорванным голосом, почти на бегу, крикнул:

— Если выживу… с меня пиво! Всем!

Гномы замерли. А потом — взревели и рванулись следом.
Не из-за пива, конечно. Просто он был первым, кто сказал что-то по-человечески доброе за весь день — хоть и был гномом до мозга костей.

Драка была жаркой, но скоротечной.
Эльфы держались стройно, метко, с холодной грацией. Но гномы — нависли числом, задавили, захрипели, пошли в ближнюю. Конечно, не обошлось без потерь. Пятеро остались лежать на траве. Но остальные вошли в трактир — и потянули за собой Пахома.

На календаре было пятое утро первой недели нового месяца, но для него это был конец долгой ночи.

Впервые за долгое время он оказался внутри стен. И хотя стены были пьяные и шаткие — они всё же были.

Он выжил. А значит — это ещё не конец.

(Продолжение следует)

И вот, посреди леса, как привидение, возникло дерево, ударенное молнией. Полуобвалившийся ствол, вросший в землю, явно служил когда-то жилищем. Заколоченные щели, ржавая петля на двери. На первый взгляд — заброшенное.

Он приложил кристалл. Вторая половинка, вмурованная в древесину, откликнулась — между ними мелькнула искра, и дверь чуть приоткрылась.

Он надавил плечом — петля заскрипела, рухнула, и дверь грохнулась наземь. Внутри — тьма, запах гнили и алхимии. Пахом шарил руками, пока в дальнем углу не нашёл сундук с доспехами и боевым молотом. Потёртые, но добротные, они на удивление подошли.

На дне сундука — пожелтевший свиток, перевязанный выцветшей лентой. На нём — гномьи руны, а сбоку каракули:

"Выпей 3 капли ртути на пентаграмме и прочти вслух заклинание, чтобы получить сильное прояснение разума"

Подпись добавляла странности:

Примечание на полях: "Ртуть можно достать из утопленников"

Слова были дикие: "Хэззомгрон! Ширимбель! Кларикс!" — как набор глотков из прокисшего сна.

Пахом фыркнул. Где взять ртуть?

Ответ не заставил ждать.

Когда он, не доверяя растению, рассматривал странный мох под кочкой — из трясины вылезли четверо утопленников.

— Ебь-колотить! Откуда вы повылезали на мою голову?! — вырвалось у него.

Он сразу понял: если не выкрутится, то это конец. К счастью, поле боя спасло — озеро в центре. Он выждал. Двое мертвяков обошли слева. Один справа. Он рванул — быстро, точно, тихо. Сначала одиночка — удар, ещё, вспышка морали — добил. Потом те двое. Финт за озером. Последний бой — на издохе.

Он победил. И, не спрашивай как, достал из их тел три капли ртути.

Вернувшись в дом, он очистил пентаграмму от хлама, капнул ртуть и, чётко, как было написано, произнёс:

"Хэззомгрон! Ширимбель! Кларикс!"

Огонь прошёл по горлу и тут всё пошло не так. Заподозрив неладное, Пахом попытался выплюнуть ртуть, но было уже поздно — c диким криком он грохнулись на пол и потеряли сознание…

Он очнулся затемно. Голова была удивительно свежей — потому что, как ни странно… он выспался.

Глава V: Врата

Он шёл, и земля под ногами менялась.

Пахом вышел из болот — не как беглец, а как человек, вырвавший зуб у самого времени. На спине — доспехи. В руке — Гладиус титана. Внутри — голод, но теперь уже не за хлебом. Голод за свободой.

Ветер сменился. Пахом знал: это значит, что они уже идут. Картель. Из портала. Он чувствовал их, как чувствуют приближение грозы — телом, кожей, затылком.

Пахом побежал. И вот, впереди — ворота. Железные, тяжёлые, неестественные. Их не было раньше. Он точно знал: здесь была тропинка. Старая, вонючая, но своя. Теперь — сталь и стража.

"Ворота у болота? Что за дела такие?" — пронеслось в голове.
"Здесь раньше была только тропинка, давненько, оказывается, я тут не бывал… Наверняка ворота — дело рук картеля..."

Он подошёл ближе.

Два стражника. Не в броне картеля. Нет. Эти были из королевской гвардии.

— Эй, ты кто — человек или чудовище? — сказал один. — В этих топях обычный человек не выживает. Положи своё оружие на землю и отойди на десять шагов.

Пахом сжал рукоять Гладиуса. Подумал, что не отдаст. Потом — выдохнул и отпустил. Положив меч, отступил назад.

"Стражники не похожи на бойцов картеля" - подумал Пахом, - "Хотя бы на этом спасибо"

— Стоять, чудище, стрелять будем! — гаркнул второй, но в его голосе слышалась не злость, а выучка. "Проходи!" - стражники пропустили Пахома дальше без оружия, сославшись на распоряжение короля.

За воротами воздух был другим - свежим, настоящим. Пахом шёл и думал, что теперь точно свободен. Но за первым поворотом — ещё одни ворота. На них — герб короны. Перед ними — опять двое. Стражники смотрели на него с сомнением.

— Эй, странник. Что-то ты выглядишь хило. В болотах таким не место. Хотя чудищ кормить — самый раз, конечно...

— Емеля, тебе не кажется странным, что он уже и так идёт из болот? — сказал второй, прищурившись.

— Кто ты, воин? - обратился к тебе первый.

— Емеля, что ты несёшь? Какой из него воин? Ты посмотри на него...

Пахом ничего не ответил. Только прошёл, глядя им в глаза. Стражники молча проводили его взглядом.

Он прошёл дальше. Путь вывел его на лесную дорогу. Здесь воздух уже не пах смертью. Солнце пробивалось сквозь листву. Лошадиный храп напоминал, что жизнь продолжается.

И вот — развилка. Упавшее дерево перегородило путь. Старая доска объявлений стояла чуть в стороне. Пахом подошёл. Прочёл.

1. Указ короля №23 — о поставке скотины. До 7 дня, 3 недели, 2 месяца.

2. Объявление: фермер ищет пропавшую корову и быка. Надо найти до 7 дня, 2 недели, 2 месяца, иначе они… могут стать опасны. Конец текста — оборван.

Он почесал затылок. Посмотрел на указатель, стрелки расходились в три стороны.

А теперь, Пахом…
Куда дальше?

(Продолжение следует)

Он держался за бок — всё ещё болело. Прошлой ночью приходили. Те самые. Из картеля. "Живые камни", как они себя называли. Налетели внезапно, как всегда. Без стука, без слов. Повалили на землю, пинали, пока не надоело. Потом, как ни в чём не бывало, вытащили из-за пазухи клочок бумаги.

— Слушай сюда, усатый, — начал один, почесывая окровавленный кулак. — Мы поставили тебя на счётчик. Каждую неделю ты нам должен пять тысяч. Не принесёшь — сами придём. А когда мы приходим, у нас разговор короткий.

Другой усмехнулся, подошёл ближе и ударил в солнечное сплетение.

— Из болот доставай, из земли выкапывай — нас не волнует.

Они ушли, как пришли — не оглядываясь. А у Пахома остался синяк под глазом, пустые карманы и чувство, будто жизнь его продали оптом за чужой долг.

Он поднялся. Ноги дрожали, в руках — ничего, кроме одного взгляда. Твердого. Почти безумного. "Я выберусь отсюда", — подумал он. — "Или сдохну, но только не от их ботинка".

Глава II: Путь к старухе

Утро в болотах начиналось не с солнца, а с сырости. Она заползала под одежду, лизала ноги сквозь сапоги, просачивалась в разум, будто шептала: "Останься, приляг, не надо никуда идти..."

Но Пахом шёл.

Он знал, где-то в западной части болот стоит старая хижина. Там живёт старая ведьма. Кто-то шептал, что она видит будущее. Кто-то — что прошлое. Но Пахома интересовало настоящее.

Он продирался сквозь заросли, обходил кочки, петлял между гниющими пнями. На пятый час пути начал казаться смех — едва слышный, будто болото само смеётся над ним. Или... нет. Смех был настоящий. Женский.

Хижина вынырнула внезапно. Как будто природа решила: "Ладно, найди, только попробуй пожалеть об этом..."

Из двери вышла сгорбленная фигура. Сухая, как пень. Глаза — два узких лезвия.

— Не ожидала я увидеть здесь человека, — сказала старуха. — Что привело тебя в эти гнилые места?

Пахом не стал врать. Рассказал про картель. Про "счётчик". Про хату, которую вот-вот отнимут. Про одиночество. Старуха слушала молча. Только в одном месте вздохнула, смахнула невидимую слезу.

— Ты добрый, — сказала она наконец. — Хотя и не герой. Ладно. Возьми вот это.

Из складок её одежды вынырнул небольшой кристалл, странно тёплый и будто... живой.

— На севере жил алхимик. Да только давно пропал. Его жилище закрылось. Этот камень откроет тебе путь. А мне туда уж не дойти.

Пахом поблагодарил. Неумело. Неловко. И побрёл прочь. Кристалл жёг ладонь, но он не отпускал его.

Впервые за долгое время у него появилось направление.

Глава III: Деревья, которые горят теплее

Он не успел уйти далеко, как голос старухи вновь разрезал тишину:

— Постой… — раздалось сзади. — Помоги мне. Я старая уже, а зима близко.

Пахом обернулся. Старуха стояла у крыльца, опираясь на посох. В её глазах больше не было колдовства — только усталость.

— Мне бы дрова… но не простые. Белые деревья, что в болотах. Горят дольше. Греют крепче. Их трудно не заметить… если будешь смотреть правильно.

Он кивнул. Без слов. Дрова — не золото, но может быть, что-то ещё даст.

Путь был долгий и вязкий. Болота цепляли за ноги, как пьяные бродяги. А белые деревья будто насмехались — стояли в самых опасных местах.

Первое — прямо посреди чёрной воды. Он пробрался, с трудом вернулся. Собрал немного дерева.

Второе — рядом с мхами, из которых выросли глаза. Когда Пахом приблизился — на него бросились существа, затаившиеся в трясине. Он едва ускользнул — то ли рефлексами, то ли чудом.

Третье — под корнями лежал мешочек с древесиной. Он забрал его, а внутри оказался старый зуб и обугленная записка с надписью:
"Тепло — это жизнь. Но не всегда стоит платить жизнью за тепло."

С каждым деревом он возвращался всё более исцарапанным, но внутри нарастало впечатление, что он не просто собирает топливо — он проходит испытание.

Наконец, вернувшись к старухе и сложив весь хворост у её порога, он спросил:

— Этого хватит?

Старуха долго молчала. Потом исчезла в хижине и вышла, держа завёрнутый в ткань предмет. Она развернула его — вытянутый боевой меч, увесистый, с гладким лезвием и потёртой рукоятью.

— Гладиус титана, — прошептала она. — Мой муж когда-то владел им. Возьми. Я чувствую, тебе он нужнее.

Пахом молча принял. В его руках меч был холодным и тяжёлым, но он впервые почувствовал — он вооружён.

Продолжение следует...

P.S.

Иногда, чтобы по-настоящему вернуться к карте, надо выйти за её пределы.

Эта повесть — не просто литературная переработка геймплея. Это способ загрузить проект обратно в голову, снова пройти его не кликами, а мыслями. Послушать героя, который раньше был просто маркером на экране. Посмотреть на знакомую болотную кочку — как на место, где пахнет страхом и грязью, а не просто текстурой.

Сначала это был эксперимент: может ли карта зазвучать словами? Может ли тактический маршрут стать главой повести? Оказалось — может. А вместе с этим пришло и то самое забытое чувство: "а ведь я хочу продолжить".

Если ты читаешь это и тоже создаёшь карты, механики, сюжеты — возможно, тебе знакома эта пауза. Когда не хочется, не тянет, не клеится. Иногда, чтобы сдвинуться, не надо писать код или расставлять объекты. Надо просто рассказать себе, зачем ты вообще это начал.

Я начал — ради приключения. И, кажется, оно ещё не закончилось.

Благодарю за внимание.