Нюра была крупная девушка в любом отношении и понимании. Рост и вес её – точно не знаю, а вот по жизни она шла твёрдой, размашистой походкой в обуви 43 размера.
Рост, вес, размер были заклятыми врагами Нюры. Она так мечтала стать хрупкой, нежной и беззащитной Дюймовочкой, хоть разок в жизни уткнуться в широкую мужскую грудь и поплакать. Получалось до смешного наоборот, сельские мужики дышали ей в живот, грудь, редко когда доставали до плеча и просили в долг деньги на какие-то запчасти, рыболовные снасти, чаще всего, – на водку.
Нюрок была экономная, но не жадная девушка. Если уж жадной будет, то кто ж тогда на неё глянет? Наконец-то, глянули.
Приехал из «края» зоотехник передавать опыт совхозу. Так как в селе гостиницы отродясь не было, то зоотехника поселили к Нюрке. Логика у председателя была железная: живёт баба одна, в избе две комнаты, значит к ней и можно подселить.
Нюрок не сопротивлялась. Готовила вкусные обеды, обстирывала, штопала носки, пришивала пуговицы, исправно топила каждую субботу баню, работой гостя не напрягала. Ну чем не жизнь?
Одно только зоотехника Антона Ивановича тяготило: незаинтересованность Нюры в политической жизни страны и в мире в целом. Сам Антон Иванович был очень грамотным человеком: регулярно читал газету «Правда», смотрел телепередачу «Университет миллионов» и состоял в партии! Возможно, эти самые партийные взгляды партийных товарищей и вынудили Антона Ивановича сделать долгожданное предложение Нюре.
Она раздумывала над предложением минут пять, не более. Вспомнила нравоучения по этому поводу своих покойных родителей. Мать говорила: «Нюрка, не строй воздушных замков! Позовут замуж – иди! Тебе ли выбирать?». Отец же наказывал: «Анна Петровна, породу не порть! Замуж иди за мужика, который крепче тебя!» Крепче, значит, крупнее и выше. Да где ж такого взять? Откуда выписать?
Антон Иванович был ниже Нюры на голову, да и пусть! От свадьбы, в деревенском смысле этого слова, Анна Петровна и Антон Иванович отказались. Жених с позиций марксизма-ленинизма называл свадебные обряды пережитком прошлого, а невеста комплексовала по поводу своих размеров. Просто расписались в сельсовете и всё!
Первая брачная ночь для Нюры была мучением. Антон Иванович ползал по её телу, чего-то искал. Нюра же смотрела в потолок, вымученно улыбалась и стонала (бабы учили, что нужно улыбаться и стонать). Антону Ивановичу, вроде бы, это занятие понравилось. Он ввёл его в обязанность и стал регулярно, каждую ночь, исполнять свой супружеский долг.
Нюре было противно, но она терпела, так как она теперь гордо носила звание супруги, а ещё в Нюриной душе рядом с мечтой о Дюймовочке поселилась вторая мечта: родить ребеночка, маленького и хорошенького. Она даже знала, где поставит кроватку малышу, – возле беленой стены печи, напротив окна. Там ребеночку будет и тепло, и светло. Под окном растёт яблонька. Весной она будет радовать малыша цветочками, а осенью стучать яблочками в стекло.
Шли дни, но Нюра не замечала никаких изменений в своем организме. Ей так хотелось помолиться о даровании дитя, глядя на иконы в углу своей комнаты, но Антон Иванович велел их убрать.
Он каждый день задерживался на работе, на партсобрании, приходил домой около полуночи, на кухне выпивал банку свежего молока, стоящую на столе, и ел горячее с плиты. Нюра не встречала супруга, так как уже спала (вставать нужно было рано, полпятого утра). Чтобы супруг не стучал в дверь (не сразу и услышишь), двери оставляла открытыми. Отужинав, Антон Иванович, не включая свет в спальне, раздевался и ложился к Нюре, спящей лицом к стене. Сделав несколько незатейливых телодвижений, он тоже засыпал.
Ни теплых слов, ни поцелуев, ни ласок, ничего такого, о чем рассказывали бабы про своих мужиков. Нюра, не разбирающаяся в политической жизни страны и в мире целом, понимала одно: «Любви – нет, есть только обязанность!»
Но однажды произошло, что-то странное из ряда вон выходящее. Нюрок хорошо помнила, как с работы вернулся Антон Иванович, поел, прилег, сделал дело, потом еще раз сделал дело, потом снова пришел откуда-то, прилег и сделал дело. Ей стало смешно. «Однако уже третий раз за ночь пристраиваешься, Антон Иванович? Прям, ненасытный какой-то!» - пошутила Нюрка.
После таких слов супруг, как ошпаренный подскочил с кровати, включил свет и заорал: «Так вот кто выжрал моё молоко!» Поднялась и встала на кровати Нюра, разводя руками и хлопая от недоумения глазами. Антон Иванович трясущимися от негодования руками выдернул ремень из своих штанов и стал хлестать им жену. Хорошо, что Нюра успела закрыть ладонями глаза. Пряжка просвистела около лица, больно ударила и рассекла до крови плечо. Удары сыпались ещё и ещё, особенно доставалось ногам. Нюра умоляюще проревела: «Не бей, пощади. Я ещё налью тебе молока!» «Дура! С тобой же жить невозможно!» - подытожил Антон Иванович, бросая ремень на пол.
Спать он больше не ложился. Курил, собирал чемодан, пытался читать газету «Правда». Утром, как только рассвело, сходил в совхоз за документами и уехал из села на ближайшем автобусе.
Исполосованная ремнем Нюра не могла из-за боли встать, так и пролежала, пока к ней ни пришла соседка баба Маня.
«Да что ж этот подлюга, бес партийный с тобой сделал-то? Дитятко ты ж моё, сиротинушка!» - запричитала как по покойнице соседка, увидев Нюркины колени. Со словами «чичас, чичас» бабка Маня слетала в свой погребок и принесла оттуда мазь и настойку.
Мазь из лопухов, дегтя и ещё какой-то вонючей хрени наложили на кровавые рубцы, а настойкой смочили рубцы на душе. Хорошо смочили, но не зря, помогло.
На следующий день Нюраша достала семейные иконы и повесила их на место. Собрала всё грязное бельё и отнесла его в баню для стирки. Старалась уничтожить все следы, напоминающие об Антоне Ивановиче.
Постепенно неудачное замужество стало Нюру отпускать.
Спустя несколько недель баба Маня заприметила странные изменения в поведении Анны. Анна Петровна стала злоупотреблять, но не настойкой, а закуской. Могла после стопочки съесть всю солонину из трехлитровой банки, а от сала её мутило.
Баба Маня настойчиво порекомендовала Нюре обратиться к врачу.
И действительно, бабка оказалась права! Нюрочка забеременела! Как же преобразило её это счастье! Она стала осторожной и женственной, движения – плавными, мягкими, с лица не сходила улыбка, глаза блестели. Одним словом, Нюра похорошела.
Она достойно перенесла все тяготы беременности и родила в срок маленькую красивую девочку. Кроватку её поставили возле беленой стены печи, напротив окна…
