Трэш + Юмор

Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве

«Дастер» с тремя долбоебами катил по МКАДу.
Тоха за рулем был, вроде, спокоен. Но заебывал посредством радио. Перескакивал с волны на волну. Только начиналась хорошая песня – тут же переключал на какое-то говно.
Кастет сидел сзади и вообще молчал. Хуй проссышь, в каком настроении.

А Вовасий пытался думать. Вернее, даже не думать, а собрать в кучу мозги. Потому что связи с полученным заданием (забрать у бабы мальца) и достигнутым результатом (убийством старого недруга) не было никакой.

Вовасий мысленно выстраивал драматургию их возвращения. Вот возвращаются они, а Пусси Пусс злющий стоит с сигарой у бассейна.

ПУССИ ПУСС: И чо, где мальчишка?
ВОВАСИЙ: Понимаете, мы пришли к подъезду, провели ре-ко-гно-сци-ровку. И тут на нас напали! Напали?
ПУССИ ПУСС: Напали?
ВОВАСИЙ: Да. Мы отбивались, завалили одного. И поняли, что надо съебывать. То есть, извините, ретироваться.
ПУССИ ПУСС: Вы кровавые долбоебы. Я вас посылал не мочить неизвестных людей, а привезти мальчишку. Где он, блядь?

Занавес. Пинок под зад.
Понятно. Надо по-другому.

ПУССИ ПУСС (с сигарой, у бассейна): И где мальчишка?
ВОВАСИЙ: Никого не было дома.
ПУССИ ПУСС: Вот зачем ты мне пиздишь, уебище? Эта телка тебя ждала-ждала, чтобы пацана отдать. Мы же с ней – кенты, алё. Вы что, настолько уебаны, что даже по адресу приехать не можете?

Занавес. Пинок под зад.

Но второй вариант был все же предпочтительнее. Может, Пусси с той бабой и не созванивался? Может, и поверит этой версии.

А про мокруху молчать надо.
– Слышьте, пацаны, молчим про мокруху, – сказал Вовасий вслух.
– Ну, ясен хуй, молчим, – ответил Тоха. – А ты чо, рассказывать об этом собрался?
– Я? – возмутился Вовасий. – Ничо я не собирался.
– Пиздец я с тебя хуею, – качал головой Тоха. – Ты вот, получается, еще и думал: «Сказать ли, нахуй, начальнику, что мы вальнули человека?» Хотел ведь сказать?
– Да ни хуя я не хотел, – отпирался Вовасий.

Но без должной убедительности. Хотя секундочку! Почему это он оправдывается? И перед кем? Тоха что – главный теперь в их толпе? Ну, охуеть! Хотя происходящее действительно походило на переворот. И что с этим делать?

– Так, я ссать хочу, – сказал Вовасий.
– Э, да ты охуел? Щас приедем – поссышь, – очень нагло сказал Тоха.
Невероятно нагло, чего уж там.
– Да это Вова Пусси ссыт, – сказал сзади второй горе-киллер.
Эге! Значит, он тоже против Вовасия.
– Я. Просто. Хочу. Ссать, – максимально членораздельно произнес пока-что-предводитель.
– Ты, да поехали на базу.
– Сейчас, блядь! Немедленно! Вон, у «Икеи» останови. Я туда схожу.
– Да это пиздец! – возмутился Тоха. – Это пока туда заедем. А потом ждать тебя.
– А ты так торопишься? – ехидно спросил Вовасий.
Его подсознание уже приняло какое-то решение. Но разум предводителя пока что его не постигал.
– Да поехали! – сказал Кастет.
– А ты там, блядь, что раскомандовался? – спросил Вовасий. – Что, в старшие потянуло? Ну, иди с Пусси побазарь тогда. Я не против.

А у Тохи в голове крутилось какое-то решение. Стал въезжать, что, типа, неприятный разговор с боссом надо оставить Вовасию. А, значит, пока что получается, что он остается их командиром.
– Ладно, – сказал он, выворачивая к «Икее». – Только давай порезче там.

Больше всего Вовасий опасался, что кто-нибудь из долбоебов увяжется за ним. Кастет, например, может за компанию пойти.
Но обошлось. Долбоебы решили поиграть в крутых перцев. Мы, типа, не ссым. Мы, типа, суровые как Чаки Норрисы.
Отлить Вовасию действительно хотелось. Но не так, чтобы очень-очень. Ему надо было подумать, проанализировать тревожные предчувствия.

А они были. Очко играло, как крокодил Гена на гармошке. Это было томительное чувство пророческой природы. Это было предвидение больших пиздюлей. Чувство, в общем-то, знакомое. Оно и раньше возникало. Но в силу неопытности, несообразительности и стадного инстинкта Вовасий неизменно пиздюлей выхватывал. Так, может, пора положить конец? Остановить вращение этого порочного круга?

«Ты гонишь, братэлло! – бормотал здравый смысл. – Там никто не в курсе, что вы человека вальнули. А что пацана не привезли – так долбоебом прикинься. Глядишь, и пронесет. Не за что тебя пиздить!»
Но подсознание было уверено в обратном – пиздюли будут. И большие, этапные.


Уже в сортире Вовасий понял, что пора прекращать плыть по течению. Надо становиться хозяином своей судьбы. А поэтому прямо сейчас надо съебываться на хуй. Подальше от этих кровавых неудачников. Валить. Телефон выключить. А завтра? А завтра прийти, как ни в чем ни бывало. Ну, или по ситуации. Утро вечера мудренее, в конце концов.
Теперь проблема заключалась только в том, как бы понезаметнее выйти из «Икеи»?

Шанс представился. Рабочие вывозили на тележке громоздкий ящик. Вовасий пристроился сбоку. Ящик прикрывал его от долбоебов на автостоянке. Затем Вовасий, не торопясь, не привлекая к себе никакого внимания, отправился в противоположную от «дастера» сторону. Вышел на остановку транспорта. Как раз подходил автобус до Речного вокзала.

«Опять туда», – подумал Вовасий. Это было опасно, но гораздо лучше, чем если бы он поехал к Пусси Пуссу.

Покинувший свой отряд предводитель вошел в салон. Вскоре закрылись двери, и автобус начал стоять в пробке на выезд.

На душе у Вовасия было ощущение того, что он все сделал правильно. Хотя, если смотреть по понятиям, то совсем наоборот. Но ощущение истинности избранной дороги не покидало. Вскоре долбоебы начали названивать.

«Звоните, звоните», – думал Вовасий, убирая звук на телефоне.
Он выглянул в окно. Машина с дебилами уже скрылась из виду.

С крыш «Икеи» взлетал вертолет. А под ним, на веревочной лесенке, болталась человеческая фигурка.

***

Ебанутая пластмассовая чикса, наконец, получила ответ на свой говняный вопрос и отвалила от Ромы.

Да, Пусси Пусс сдал Лену с ее логовом свинского сабспэйса. Рэперу было неудобно. Но, по большому счету, судьба Лены и то, что она скажет, не волновала Пусси Пусса. А волновало его то, что его опустили перед клевыми пацанами и телками, что и гостей, и охрану (на которую Рома охуеть, как тратится) загасили и обезвредили . И эта пластмассовая жаба – она очень сильно унизила Рому перед людьми. Такое не прощается.

Но и это не было самым страшным. По большому счету, Роме было срать на всех сегодняшних людей. Все они были, по большому счету, нулями, все от Пусси чего-то хотели. И будут еще хотеть.
НО ВОТ ЧТО ДЕЛАТЬ, БЛЯДЬ, С НАДПИСЬЮ?! ЧТО?!

Ведь надо понимать, что тело Пусси Пусса – это золотая миля. Здесь могла бы быть ваша реклама, йоу! А что делать, если на самом пиздатом месте появилась бессмысленная и уродливая надпись «ЛО»? Вот что это за ёбаное «ЛО»? Ладно бы еще по-английски. Но по-русски! По-русски! Если бы на лбу у Пусси Пусса вдруг вырос хуй, он бы пережил это, стал бы еще круче. Но надпись «ЛО» – это пиздец всему. Ее никак не обыграешь.

«Лондон, – пришло в голову. – А чо, пиздатый город. Я там был. Лондон – ништяк. Правда, непонятно, с какого хуя я этому пиздатейшему городу признался в любви у себя на лбу? Вот журналисты спросят: «Чувак, чо это за Лондон у тебя на тыкве?» А что я им скажу? А я им скажу, что Путин заебал. Точняк. Скажу, что это протест такой, нахуй. Скажу, что я, типа, признаюсь в любви британской столице, потому что они клевые. И валю в Лондон. Точняк».

На этом Рома Пусси Пусс обрел спокойствие. Но, правда, освобождать его никто не спешил. Рома так и сидел прикованным к креслу.

– Э, чо за хуйня-то? – спросил Рома у ближайшего агрессора – огромного мужика, похожего на трансформера. – Вы кто вообще?
Мужик мутно и страшно посмотрел на Рому. Во взгляде плескалась ненависть. Йоу, этот чувак явно не желал Роме добра.
– Заткнись нахуй, – сказал трансформер. – А то уебу.

Рома понял, что этот тип может и привести угрозы в действие. И вообще – что им надо? Откуда они взялись? Рома думал, что они работают на пластмассовую бабу. Но та куда-то делась, изуродовав Роме практически пол-башки. И вы хотите сказать, что это – еще не все проблемы? Неподалеку стоял и еще один гость – похожий на Гитлера. Извилистый дрищ. Он говорил с кем-то по телефону.

Так прошло хуй его знает, сколько времени. А Рома перебирал, кто бы мог на него наехать? Несколько часов назад они говорили с Глебовичем. Жиртрест тоже спрашивал про того мальца. Так что, выходит, что кабан этот вонючий на Рому братву наслал? А с какого вообще хуя? Рома здесь-то причем? Он этого пацана и в глаза не видел. Это Ленка его как-то подставила под мутный расклад. Вот же пизда! Да правильно, Рома ее пластмассовой сдал. Вот надо же так подставить!
А время все тянулось, и гости начали мерзнуть в бассейне, стонали поверженные долбоебы из охраны.

«Сука! В первый раз они пригодились по-настоящему, как тут же обосрались! – думал Пусси Пусс. – Разгоню всех! Нахуй! Жопорукие бестолочи!»

И тут стало что-то происходить. Над домом завис еще один вертолет, стал снижаться, а потом сел на лужайке, рядом с первым.

Когда вращение пропеллера прекратилось, вышли крепкие парни в черных костюмах, а за ними грузно вывалился жиртрест. Он уже еле ходил, этот человек из сала. Он засек Рому и направлялся к нему, глядя на него, как на говно.

Два охранника быстро разложили складное кресло, и Гавриил Глебович рухнул в него. И снова посмотрел на Рому, как на говно.

– Что-то случилось, большой человек? – спросил Рома.
– Случилось, – кивнул десятками подбородков человек из сала.
Он смотрел Роме на лоб.
– Поздравляю, – сказал олигарх. – Разукрасили на славу.
– Ты еще за это ответишь! – заклокотал Пусси Пусс.
– А при чем тут я?
– Эта баба! Она работает на тебя!
– Она не работает на меня. Когда-то, очень давно работала. Я ее с тех пор вообще не видел.
– То есть, она прилетела на твоем вертолете, не работая на тебя? Ха!
– Так получилось, – сказал олигарх. – Всякое в жизни бывает. И люди, случается, гибнут. Притом, лучшие. По чьему-то приказу.
– Э! Ты что имеешь в виду? – заволновался Пусси Пусс. – Я вообще-то ни про какую гибель ничего не знаю.
– Твои люди убили моего лучшего человека, – сказал Гавриил Глебович. – Я хочу знать – зачем? И еще я хочу знать – кто приказал это сделать?
– Йоу, большой человек! – сказал Пусси Пусс. – Я очень тебя уважаю. Ты сам это знаешь. Зачем бы мне убивать твоих людей?
– Я тоже этого не знаю, – сказал олигарх. – Однако вот тебе факты.

Он показал Роме фотографии. Пусси Пусс с содроганием, переходящим в отвращение, узнал двух из трех долбоебов, которых он послал сегодня на Речной. На фото тот, которого звали Тоха, словно бы бил под дых согнувшегося седоватого мужика в черном костюме. Казалось бы, просто кулаком хуярил. Но над сжатыми пальцами угадывался металлический блеск. Мужика в костюме резали. Делали это долбоебы, которым Пусси Пусс платит деньги.

– Я их не знаю, – сказал Рома. – Это – не мои люди, большой человек. Все мои люди – здесь. Твои ребята их уделали в честном бою. Но можешь проверить, среди них нет тех ублюдков, которых ты мне показывал.
Олигарх открыл скрин из «Контакта» – со странички долбоеба Тохи. Он и два его приятеля стояли рядом с Ромой.
– Ты продолжаешь утверждать, что не знаешь этих людей?
– Хорошо, – сказал Пусси Пусс. – Я их знаю. Но я с ними – уже не работаю. Я их уволил. За долбоебизм. Я дам тебе их адреса. Но я здесь – не при чем, большой человек.

У ворот раздались автомобильные гудки. Кто-то приехал и требовал открыть ворота. Ощущение необратимой катастрофы наполнило Пусси Пусса. Мир заполнился пиздецом. Во двор въехал «дастер», а оттуда вышли два ухмыляющихся долбоеба – Тоха и Кастет.

– Йоу, босс! Мы вернулись! – крикнул Тоха.
– То есть, они у тебя – не работают? – спросил Гавриил Глебович.
Долбоебов быстро и технично повалили на землю, вывернули им руки и сковали наручниками.
– Продолжаем разговор, – сказал Гавриил Глебович.
Он был очень зол. Просто очень. И ничего хорошего Пусси Пуссу он не желал.


Продолжение следует...

Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве

По пути к раздвижным дверям «Икеи» Маруся старалась не торопиться и ничем не привлекать к себе внимания. Она вошла в торговый зал и, уже не особо скрывая поспешность, обошла его весь. Бросилась на склад товаров. На это ушло очень много времени. Двенадцать минут. Абсолютно без всякого результата.

Выхода на крышу отсюда не было. Последние пять минут Маруся это уже понимала, но боялась сама себе признаться в ошибке.
Пластмассовая мать семейства выбежала наружу, на автостоянку. Не может быть, чтобы не было пути наверх.

Стараясь не выдавать спешки, Маруся пошла налево, вдоль стены гигантского куба, который представляла собой «Икея». Перед Марусей, метрах в пятидесяти, шли два азиатских гастарбайтера. Они свернули за угол. Маруся – за ними. Свернув, перешла на бег. Гастарбайтеры это заметили и тоже побежали. Видимо, им показалось, что Маруся их преследует.

Впрочем, неожиданная погоня длилась недолго. Выходцы из Азии влетели в оранжевую, под цвет их роб, дверь. Маруся неслась за ними длинными, плавными скачками, как гепард.
Она ожидала препятствий, но единственная преграда, с которой Маруся столкнулась, имела вид изношенного мужика с волосами неопределенно-пегого цвета.

– Вы к кому? – спросил он.
– Где эти пидарасы? – рявкнула Маруся, подчиняясь внезапному наитию.
– Там, – уверенно показал мужик вглубь помещения.

Ни секунды не задумываясь, Маруся помчалась в указанном направлении, обнаружила выход на неказистую служебную лестницу и, словно неотвратимый смерч, понеслась вверх. Между первым и вторым этажами было пять или шесть пролетов. А между вторым и третьим – всего два. На третьем этаже Маруся побежала по скучному коридору. Некоторые из дверей были распахнуты, но на Марусю никто не обращал внимания.

В конце коридора нашлась еще одна лестница, а с ее площадки уходила вверх путь на крышу. Очень некрасивая лестница. Очень ржавая на вид.

Маруся взмыла по ней, толкнула дверь. И предсказуемо оказалась на крыше. Куда уже заходил на посадку вертолет. Маруся стала подавать сигналы руками.

С вертолета сбросили веревочную лестницу. И вот по ней-то подняться оказалось труднее всего. Внутри, помимо пилота, было трое бойцов в строгих черных костюмах. Один – с неохватной мускулатурой и скрытой силой движений. Второй был похож на китайца. Третий не производил грозного впечатления, казался худосочным дрищом, почти как пропавший Виталя. Но в лице этого третьего было что-то нечеловечески жестокое, и это что-то заставляло очень серьезно опасаться за свою жизнь.

– Здравствуйте, – сказала Маруся.
– Добрый вечер, – ответил ей зловещий дрищ. – И куда же мы летим?
– К Пусси Пуссу, – сказала пластмассовая мать семейства.
– Именно на вертолете? – вскинул ее собеседник тошнотворной формы бровь.
– Именно.
– Почему, хотелось бы знать?
– Потому что Пусси Пусс живет в охраняемом коттеджном поселке. К бабке не ходи – это так. На машине туда не проехать. А на вертолете – шансы есть. Свалиться ему на голову.
– Угу, – сказал дрищ. – Теперь понять бы, ради чего мы будем подставляться, вторгаться на чужую территорию.
– Потому что его люди убили вашего человека. Вот! – Маруся открыла фото на телефоне, протянула дрищу.
– Откуда мы знаем, что это – люди Пусси Пусса? – спросил зловещий собеседник.
– Вот, – сказала Маруся (она решила еще пару секунд сохранять спокойствие), открыв на телефоне страницу Антона Марухно в «Контакте». – Одно лицо, а?
– Мне все-таки кажется, что нам не стоит ввязываться в авантюру, объявлять войну, – сказал дрищ. – Слишком много вопросов. К тому же, откуда нам знать – может, это подстава? Босс не одобрит карательной экспедиции.
– И что ты предлагаешь, Иннокентий? – спросил хранивший до этого момента молчание громила с неохватными руками.
– Я предлагаю вернуться к боссу и обсудить все еще раз, – сказал Иннокентий.
– Нет! – крикнула Маруся.
Вертолет летел вокруг МКАДа, который в темноте казался елочной гирляндой.
– Мне кажется, вы, барышня, не имеете в данной ситуации права голоса, – сказал огромнорукий.
– А кто вы такие, что отменяете распоряжения своего босса? Если он приказал вам лететь со мной, так и выполняйте.
– Придется принимать решения за пределами нашей компетенции, – сказал дрищ.
– А вы не принимайте! Валите все на меня.
– Встречный вопрос: кто вы такая? – спросил Иннокентий.
– Я – мать единственного сына вашего босса, – сказала Маруся. – Этот ребенок сегодня исчез. Пусси Пусс может подсказать дальнейшее направление поисков. К тому же его люди убили вашего товарища.
Лучшие бойцы Гавриила Глебовича переглядывались.
– Добавлю, что если из-за вашей нерешительности, из-за того, что вы ошибочно принимаете за осторожность, но что на самом деле является трусостью, погибнет единственный ребенок Гавриила Глебовича, он выебет вас в рот. Уж извините за натурализм.

В вертолете повисло молчание.

***

И снова у рэпера Ромы Пусси Пусса была вечеринка. Сегодня на вечер он ничего не планировал – никакого движа, никакого напряга. Как и каждый раз в темное время суток, откуда-то брались всякие прикольные люди, появлялись телки. И Рома скользил по ним ленивым, но грозным взглядом альфа-самца – кого же из них он будет сегодня ебать?

Всяким нищебродам хотелось бы услышать, что такая жизнь Рому Пусси Пусса заебала. Что ему хочется одиночества, жить обычной жизнью и читать книжку. Йоу! Ебанитесь, долбоебы! Свою жизнь Рома не променял бы ни на какую другую. Ведь он вознесся. Все те чмыри, что окружали его все детство, потом юность – они ведь остались там, в грязи. Вместе с телками, которые имели неосторожность ему не давать. Рома всех переплюнул. Вообще, красава, сделал всех. У него каждый вечер прикольный тусняк, новые телки, новые кайфы. А что есть у вас, нищеброды? Я вам даже не скажу, что мне хочется обратно, в бедность. Хуй вам. Сосите, неудачники.

Сегодняшний вечер обещал принести кучу бабла. Эта сделка может войти в книгу Гиннеса. И почему б ей не войти? Потому что Рома Пусси Пусс продал пятнадцать сантиметров своей божественной кожи, поперек правого бицепса, японскому автоконцерну за ебануться сколько денег. Два ляма, чуваки. Два ляма зеленых долларов. Это он – великий Пусси Пусс. А чего добились вы? Вам столько за всю жизнь не наишачить.

Рома не впервые продавал свою кожу под коммерческие тату. На правом запястье у него были с фотографической точностью (и всеми логотипами) воспроизведены швейцарские часы. На шее – изображение бренда известной фармацевтической компании. Потенциальных рекламодателей было много. Лишь самые крутые из них могли отвоевать место на коже Пусси Пусса.

Татуировщик уже был здесь – большой, похожий на припизднутого викинга. Рома был недоволен. Некоторые фирмы слали татуировать его божественную шкуру телочек. Рома их потом ебал, а как же. Это не оговаривалось в контракте, но являлось приятным бонусом. А вот японские лакшери-автомобили решили лишить Пусси Пусса удовольствия. Не продешевил ли Рома?

Припизднутый викинг готовил машинку. Рома отказался от кокса, но зато основательно дунул. Потому что порошок только усилил бы боль, а если подуешь, то и практически похуй.

Люди во дворе занимались всякой хуйней. Кто-то бухал, кто-то валялся на лужайке. Были и такие, что купались в бассейне.
Рома был на позитиве. Поэтому всех собравшихся бодрил старый Снуп Догг, мазафакин хастла. Над лужайкой кружил вертолет.
«Йоу! – подумал Рома. – Ко мне в гости летят какие-то крутые перцы. На вертаке, прикинь, чувак? Я крут, крут! Охуеть, как я крут!»

Наверняка это была новая порция гостей. Рома не возражал. Он обожал многолюдные сборища, мог себе их позволить. Самые крутые тусовки – у Пусси Пусса. Йоу!

Вертолет приземлился на лужайку. Но оттуда почему-то никто не выходил. «Наверное, я должен поприветствовать гостей, – подумал Рома. – Они ж – ни хуя себе – на вертаке прилетели. Типа, хотят, чтобы я сказал им, какие они крутые. А это сто пудов – богатые люди».

Рома встал с кресла, в котором готовился претерпеть нанесение логотипа автоконцерна, пошел к вертолету.
– Йоу, пис, чуваки! – завопил Рома, пожимая сам себе ладони и размахивая сцепленным в замок руками.

Из вертолета выскочила робот – не робот, какая-то чувиха, примерно наполовину из пластмассы.
И тут же Роме Пусси Пуссу стало больно. Оказалось, что пластмассовая телка мгновенно ухитрилась схватить его за горло своей кожаной рукой. А пластмассовой надавить на позвоночник.
– Не дергайся, Пусси, – сказала чувиха. – У тебя проблемы. Не в твоих интересах дергаться.

Потом из вертолета выпрыгнули три чувака в костюмах. Один – здоровый, второй – китаец, а третий, сука, вылитый Гитлер, только без усов. А дальше чуваки начали быстро двигаться и сталкивать всю толпу в бассейн. Гости плюхались сначала в воду, потом – друг другу на головы. Чужаки из вертолета не разрешили никому раздеться. И сейчас бассейн был забит одетыми людьми.

– Все в бассейн, нахуй! – орал здоровяк.
«Э! Что же вы за лохи! – подумал Пусси Пусс, нисколько не напрягаясь. – Сейчас вас порвет моя храбрая охрана!»
И действительно, бравые бойцы Пусси Пусса – двенадцать рыл, все красавцы, выскочили из караулки с черными дизайнерскими дубинками.
И вот три налетчика схлестнулись с дюжиной охранников.

В том, что события свернули в нежелательную сторону, Рома убедился примерно через секунду после начала драки. Шустрый китаец одним движением ноги вырубил сразу двоих. Здоровяк огромным кулаком крошил охранникам ебальники. Но хуже всех был мужик, похожий на Гитлера. Он демонстрировал какой-то немыслимо уебищный, уродливый стиль драки, со скользкими движениями и подлыми приемами. В его руках охранники орали от боли. Но из-за Снуп Дога эти вопли никуда не разносились, а лишь терялись.
В общем, не прошло и минуты, как особняк оказался захвачен. И теперь в нем хозяйничали чужаки.

– Э, вам пизда, – сказал Пусси Пусс так, чтобы его и в бассейне слышали. – Вы не знаете, какая у меня крыша, и какие проблемы вы только что себе нажили, ребзя. Мне вас жаль.
Из бассейна донеслось чье-то дурковатое гыгыканье. Были и вопли: «Сделай их, Пусс!», «Давай, чувак, ты можешь!»
Йоу!
– А мне тебя не жалко, – сказала пластмассовая чувиха, наконец, отпуская горло рэпера и швыряя его в кресло, где тот раньше и сидел.
Чувиха щелкнула пальцами и здоровяк бросил ей наручники. Потом она повернулась к китайцу. И тот сделал то же самое.
Цирк, блядь.
Но браслеты, тем не менее, пристегнули Рому к рукоятям кресла.
– Ты чо такая страшная? – спросил Рома у пластмассовой бабы. – Ты робот или чувиха? Тебя ебать-то можно?

В бассейне снова заржали.

«А ловко я уделываю эту бабу! – думал Рома. – Сейчас я этим террористам даже связанный хуев напихаю за все щеки. Только держитесь!»

– Давай-ка, зайчик, договоримся, что вопросы здесь задаю я, – сказала пластмассовая.
– Один вопрос – один минет, – сказал Рома.
– Кстати, о вопросах. У меня есть вопрос, ответ на который ты знаешь, – произнесла чувиха. – За каждый неправильный или уклончивый ответ я буду писать на тебе одну букву.
– Эй, ты что задумала?! – завопил Пусси Пусс, увидев, как пластмассовая чувиха взяла со столика татуировочную машинку и макнула иголку в склянку синих чернил.
– Я задумала написать тебе на лбу слово «лошара», – сказала пласмассовая. – Поехали?
– Да ты хуями подавишься, овца ебаная, – героически сказал Пусси Пусс. – Только посмей меня тро… Аааа!!!
Голову его пронзила боль. Блядь! Эта пластмассовая хуйня писала какую-то несмываемую надпись у рэпера на лбу!
– Что это?! Что это?! Аааа!!!
– Это кириллическая буква «эль», – как бы и вовсе равнодушно сказала Маруся выводя пересечение прямых линий, недотреугольник без третьего лишнего.
– Ты что, вытатуировала мне на лбу букву «эль»? – завопил Пусси Пусс, до которого только сейчас дошел ужас ситуации. – Тебе пиздец! Пиздец! Немедленно прекрати!
– Прекращу, как только получу ответ на вопрос, – сказала пластмассовая.
Вопрос касался Лены. Гостья хотела знать то же, что и Гавриил Глебович – где ее найти.
– На Речном! – простонал Пусси Пусс.
– Я там была. Там никого, – сказала гостья.
– Тогда отъебись, я ничего не знаю.

Зря, конечно, Рома все это сказал. Но такое с ним бывало – иногда он нес всякую хуйню. Но пожалеть пришлось практически немедленно. Потому что пластмассовая чувиха снова вонзила ему в лоб вращающуюся иголку с краской.

– Аааа!!! Ааааа!!! Ааааа!!! – орал Пусси Пусс.
– Не дергайся, а то буква кривая получится.

Татуировала пластмассовая долго. Пусси Пусс успел несколько раз позавывать от боли, проклясть все на свете. И принять решение.

– Ну, я тебя слушаю? Или пишу третью букву? – спросила Пластмассовая.

И вот тогда-то Рома Пусси Пусс, будучи качаем девятибалльными волнами ужаса, рассказал все.

Продолжение следует...

Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве

Гельминтолог Ромуальд Филиппович, не найдя понимания у жены, разозлился. По шкале злости волнение составляло где-то четыре балла из десяти. Он отправился в большую комнату и стал смотреть телевизор. Происходящее на экране никак не фиксировалось в голове гельминтолога. Но самое ужасное, что его мысли были посвящены вовсе даже невеликому эксперименту, а какой-то чуши. Как, видите ли, это Екатерина переживет присутствие у себя дома червяков. Ах-ах! Какие нежности! Почему люди не понимают, что на пороге великого открытия все средства хороши?!

Но и Маруся тоже удивила. Такого непонимания Ромуальд Филиппович не ожидал. Это непонимание даже граничило с предательством. Тонюсенькая грань, не шире волоска, отделяла Марусю от того, чтобы переметнуться на сторону червененавистников. А с той стороны в мир Айрон Мэйдена возврата уже нет.

На той стороне был, увы, младший сын. На самом деле Ромуальд Филиппович мог стерпеть любые закидоны. Он был толерантен и терпелив. Но юный отпрыск признался в том, за что не бывает прощения. Он не любил червей. А, значит, это был чужак.

А Виталя? Где ходит старший сын? Они же договорились быть со-творцами Великого эксперимента. А сын, безответственный человек, сначала попытался сбежать к какой-то вертихвостке. А сейчас вообще подевался неизвестно куда! Во всякую чушь, типа того, что Виталю могли похитить, Айрон Мэйден не верил ни секунды. Этот влюбленный идиот сейчас отключил телефон и бродит по кукуевской окраине. Ведомый глупым писюном, он вымаливает у шлюшки прощение. Унижается перед ней. И тем самым предает науку!
И тоже может стать ненавистником червей!

Это мысль казалась невыносимой. Но следующая была еще хуже. Он, Ромуальд Филиппович, может остаться вообще один. Перед великим вызовом. Все его предали, поддались безверию, мещанской косности, желаниям безмозглой плоти. А Ромуальд Филиппович остался один.

Но тысяча червей! Он не опустит рук и не выкинет белый флаг капитуляции. О нет! Ромуальд Филиппович вооружен мечом призвания и копьем истины. Он прорубится сквозь дебри неприятия в волшебную страну великих открытий. Ему будет аплодировать Калькутта!

На последнем конгрессе гельминтологов калькуттские коллеги стали превозносить работу своего земляка с непроизносимым именем. В работе рассказывали про обезьяний понос как идеальное место обитания некоторых видов лабораторных гельминтов. В произведенном приматами натурпродукте, видите ли, больше особых микроорганизмов, которые благотворны для червей. Конечно, это было явное шарлатанство. Предприимчивые калькуттцы хотели, по всей видимости, наладить экспорт обезьяньего поноса в ведущие лаборатории мира. Задорого! А кто-то ведь и купился!

Пока Ромуальд Филиппович возмущенно размышлял над вопиющей наглостью подобной предприимчивости, на экране телевизора стало происходить кое-что, сначала привлекшее подсознание Ромуальда Филипповича. От увиденного подсознание конкретно охуело и потеребило сознание: «Эй! Смотри! Важно! Важно!»

И Ромуальд Филиппович обратил внимание на экран и даже сделал погромче звук. Шел выпуск новостей – заключительная его часть, когда все важное уже сказано, и речь дошла до неважного и развлекательного.

– На Профсоюзной улице произошло шокирующее ДТП, – встревоженно говорила ведущая. – Принадлежащий безработному москвичу «гелендваген» столкнулся с трактором, который перевозил понос.
– Что?! – подпрыгнул Ромуальд Филиппович, не веря ни ушам, ни глазам.
– В результате столкновения канистра с жидким стулом предположительно животного происхождения, пробив лобовое стекло, влетело в салон ультрадорогого автомобиля.
Показали пострадавшего. Это был здоровенный, крепкий детина в спортивном костюме.
– Он, слушай, затормозил резко – ПИИИИИ. Я тоже ПИИИИ по тормозам, – объяснял пострадавший в телекамеру. – А тут мне на лобовую фляга из кузова ПИИИИ! Стекло ПИИИИ! И все это ПИИИИ в салон полилось. Я его в рот ПИИИИ!!!
– Пострадавший намерен потребовать возмещения убытков, – продолжала ведущая. – Для кого предназначался жидкий стул – пока неизвестно.
«Это же мне в лабораторию везли!» – осознал Ромуальд Филиппович.

На несколько мгновений он утратил дар речи. Ужас обжигал холодом не только душу, но и тело и даже на какое-то время сковал его подобием ледяных доспехов. Ромуальд Филиппович бросился к мобильному телефону, внезапно задрожавшим пальцем принялся листать меню «Контакты». Вот абонент «Понос».

Биип! Бииип! Бииип!

– Алё! – раздался в трубке замученный мужской голос. – Слышь, Филиппыч, проблемы у меня. Я с «геликом» столкнулся. Так что на ближайшее время из дел выпадаю.
– Ааааа!!! – трубно завопил Айрон Мэйден.
От этого вопля расплакались подъездные младенцы.

«Что же делать?! – грохотали девятые валы жутких мыслей. – Где искать поставщика поноса? Который нужен срочно! Срочно! Где?!»

Хороший, качественный понос от свиней и коров поставляло ему одно подмосковное фермерское хозяйство. Продавали за копейки, но регулярно и хорошего качества. Сами привозили в лабораторию. И вдруг отошли от дел!

– Ёбаный мир! – завопил Ромуальд Филиппович. – Почему ты так несправедлив? Я все равно проведу эксперимент!

Теперь предстоит не спать полночи. Шерстить Интернет. А утром договариваться. И так еще один день пройдет впустую.

Но самым ужасным было то, что погибнут черви. Без свежего теплого поноса обязательно погибнут.

Ромуальд Филиппович вылетел из комнаты в прихожую, не глядя обулся и помчался в дом, где жил толстый мальчик с родителями. Айрон Мэйден понял, что сейчас, в пол-одиннадцатого вечера, он просто обязан посмотреть на червей. Взглянуть им в глаза, если так можно выразиться.

На бегу он совершенно забыл о Марусе. И даже не посмотрел – дома ли она. Ромуальда Филипповича занимали высокие материи.

***

Дверь ему открыла Екатерина – недовольная и заспанная.
– Ну, что вы трезвоните в дверь?! – набросилась она на гельминтолога. – И вообще, что вас принесло среди ночи? Мы уже собираемся спать!
– Мои червяки! – страдальчески протрубил Айрон Мэйден.
– Да вы сумасшедший! – шепотом закричала мама толстого мальчика.
– Я должен на них посмотреть! Поймите, должен!
– Может быть, и забрать? – спросила хозяйка дома.
– Если будет, что забирать! – провыл Ромуальд Филиппович.

Банки с червяками были расставлены на стеллажах в прихожей. Гельминтолог жадно бросился их рассматривать.
«Бедные мои деточки! – думал он, и душа его рвалась на части. – Вы обречены на страшную смерть. Я не знаю, как вас спасти!»
Свершилось невероятное. Ромуальд Филиппович заплакал. Едкие, но крупные слезы лились на паркет прихожей.

– Что с вами? – спросила Екатерина. – Вы плачете? Над глистами? О Боже! А над нами вы не хотите поплакать?
– Что случилось? – появился в прихожей Сергей, папа толстого мальчика.
– Твой ученый рыдает над глистами, – сообщила ему жена. – И что прикажешь с этим делать?
– Что с вами, Ромуальд Филиппович? – спросил Сергей.
– Они гибнут! – застонал Айрон Мэйден. – Гибнут, понимаете!
– Как я рада! – сказала Екатерина. – То есть, мы будем избавлены от этой гадости в доме.
– Да как вы не поймете! – провыл гельминтолог.
– Я все, что надо, понимаю. Наконец-то! Я ужасно рада!
– Это жестоко! – спорил Ромуальд Филиппович, весь кипятился.

Черви словно смотрели на него сквозь стекла. Словно посылали отчаянный клич. «Мы гибнем! Спаси нас!» – взывали несчастные создания. А Ромуальд Филиппович чувствовал себя нелепым дедом Мазаем, который вместо лодки плывет на жалком спасательном круге.

– Хорошо, что это закончилось, – сказала Екатерина. – Эта гнусная авантюра ни к чему хорошему и не привела бы.
– То есть, вы отказываетесь от нашего соглашения? – разъяренной бензопилой взмыл к высотам ультразвука голос Ромуальда Филипповича.
– Я поняла, что да.
– Ну, Катя! – вмешался Сергей.
– Я поняла, что в некоторых случаях не надо идти на поводу у мужчин.
«Опять двадцать пять, – подумал Ромуальд Филиппович. – Опять объяснять этой женщине, что мы хотим прежде всего добра для ее сына. А вот и он, кстати…»

Толстый мальчик Саша вышел из своей комнаты походкой взволнованного гиппопотама. Сейчас он топтал полы, направляясь в сторону уборной.

– И дрянью этой из баллонов Сашку кормить прекращаем! – Екатерина тоже перешла на крик. – Слышишь, Сережа! У бедного мальчика от нее расстройство желудка!
Ромуальда Филипповича словно обожгло.
– Что?! – воскликнул он. – У вашего мальчика… понос?
– Да! Бедный мальчик страдает.
– Но это же прекрасно! – воскликнул Ромуальд Филиппович.
Толстый Саша уже дотопал до уборной и начал открывать дверь
– Саша, стой! – закричал ему Айрон Мэйден.
И жирный застыл.
– Екатерина, дайте мне какую-нибудь емкость, – потребовал Ромуальд Филиппович.
– Какую еще емкость?
А какую? Трехлитровый баллон? Или тазик?
– Тазик! Срочно тазик!
– Так, я отказываюсь в этом участвовать! – психанула мама толстого мальчика и ушла в комнату.
– Я дам вам тазик. Но зачем? – сказал папа Сергей.
– Я вам позже объясню.
– Но все-таки?
– Собирать понос! – прошипел Айрон Мэйден. – Что тут непонятного?
– Я пойду! – сказал толстый мальчик.
– Стой! – завопил Айрон Мэйден. – Не смей гадить вхолостую! Сергей! Быстро таз!
– Я обкакаюсь! – канючил жирный мальчик.
– Ты мужик, терпи!
– Это от той гадости в банке, которой меня кормят вместо нормальной еды! – пожаловался Саша.
– Так это же прекрасно! – воскликнул Айрон Мэйден. И все-таки стал объяснять: – У меня сорвались поставки поноса. И я не знал, что делать. Ведь как вы ежедневно поливаете комнатные растения водой, так и червей надо поливать свежим поносом.
– Вы нам об этом ничего не говорили.
Но Ромуальд Филиппович не слушал. Его несло как бобслеиста по извилистой трассе.
– Говорю теперь. А если понос будет производиться самим подопытным, то создастся своего рода замкнутая экосистема. Черви будут находиться в одной и той же среде, что снаружи, что внутри!
Ромуальд Филиппович повернулся к Сергею и умоляюще сказал:
– Пожалуйста, не прекращайте кормить Сашу из этих банок. Его понос важен для всех нас!
– Ты слышал? – Батя пихнул жирного локтем в бок.
– Я начинаю какать, – сказал Саша.
– Нет! – завопил Ромуальд Филиппович. – Быстро таз, быстро!
И тут уже папа Сергей бросился в ванную, вылетел с тазом.
– Гадь сюда! – решительно сказал Айрон Мэйден.
– Я не смогу! – простонал Саша. – Если я присяду на корточки, я не удержусь и упаду.

Но тут папа Сергей придумал выход. Он велел сыну ухватиться за извилистую трубу полотенесушилки.

И Саша всей своей массой повис на трубе, присев на корточки над тазом. Титановые трусы с круглой дырой в районе жопы производили сюрреалистическое впечатление. Труба трещала креплениями.

В эмалированное дно таза, который держал Сергей, ударила бурная струя, литра на два сразу. Полетели брызги, уляпывая все вокруг – халаты, полотенца, пол, стенки ванной, лица и одежду экспериментаторов. Но, как нефтяники, открывшие скважину, не переживают за чумазые лица, так же не переживал и Ромуальд Филиппович. Подумаешь, забрызгало. Тем более, что из жирного Сани изливался лучший в мире понос, высочайшего качества.

– Да! – шептал Ромуальд Филиппович, трепеща от азарта. – Все-таки я переломил судьбу. Никогда не отчаиваться, не опускать рук!
– Теперь будешь гадить только так! – сказал Саше Айрон Мейден.
– Это ужасно! – простонал толстый мальчик.
– Это необходимо! Надо, чтобы эксперимент продолжался!
– Я отказываюсь! – провозгласил Саша.
– Спортом у меня, гаденыш, займешься, – зловеще прошептал Сергей.
– Ну, хорошо. Я согласен, – быстро капитулировал толстый мальчик.
– Я счастлив, друзья мои! – провозгласил Ромуальд Филиппович. – Судьба бросила нам вызов, но мы сумели выйти с честью!

Он метнулся к банкам с червяками, стал трепетно подливать им свежий понос. Червяки словно излучали в ответ волны благодарности. Ромуальд Филиппович чувствовал это.
Из комнаты вышла мама толстого мальчика.

– Чем так воняет?! – возмутилась она.
Но застыла, увидев гельминтолога, который поливал червей бурой жижей из эмалированного тазика.
– Червяков надо поливать каждый день! – сообщил Ромуальд Филиппович.
– Это чудовищно! – закричала Екатерина. – Я не выдержу!
Толстый мальчик, Гагарин внутренних пространств, стоял и глотал слезы.
– Наука требует жертв! – громыхал Айрон Мэйден этим несчастным, почти что сломленным людям. Лишь папа Сергей все еще пытался бодриться.

А Ромуальд Филиппович был просто счастлив.


Продолжение следует...

Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве

Случившееся казалось Егору нелепой ошибкой. Слышал же шаги за спиной. И поздно обернулся. А, значит, лоханулся. Позволил себя завалить! И как же нелепо. И главное – почему так глупо? Больно даже и не было. Боль была где-то в стороне, просто давала о себе знать. Но сам-то Егор чувствовал себя бодрым, здоровым. А тело вот вдруг ослабело и перестало слушаться.

Но Егор пытался, не оставлял попыток. Он чувствовал себя опрокинутой бутылкой вина, из которой льется-выливается что-то алое и терпкое.

И все-таки надо было встать. Как гордый Цой. Посмотреть на кровь на пальцах, закурить, подумать: «Да ладно, хуйня!» и пойти себе романтичной своей дорогой.

А тело тяжелело. Егор ощутил себя маленьким пацаном, который слабенькими ручками пытается дотянуть до самолета обглоданного акулами отца. И тянет, и тянет. А хуй!

Еще одно усилие. Но не двигалось тело, похолодело и заскорузло. Ну, пожалуйста. Ну, еще рывок. И вдруг – чпок! Егор выпрыгнул из тела. Он был, оказывается, совсем маленьким. Не лилипутом! Ребенком.

«И вот это все я столько времени таскал на себе?!» – подумал ребенок. Так, наверное, думает рыцарь, уставший после турнира, сбросивший с себя кучу заебавшего железа. А еще так думает попарившийся в бане бомж, глядя на позорное свое тряпье.

Ребенку, выбравшемуся из тела Егора, стало очень весело. Свобода кружила голову. Пришло знание: «Я ведь могу летать!»

И маленький Егор оттолкнулся ногами от асфальта. И действительно – взмыл! Взлетел! Вот он уже на дереве. Сидит себе на ветке, хихикает. «А слабо, – думает, – мне на крышу запрыгнуть? А ну-ка!»

Малыш стартовал с ветки и понесся вверх-вверх! На высокую-высокую крышу, четырнадцать этажей. Пыр-пыр-пыр, энергия прыжка ослабевала, навалилась гравитация.
– Ай! – крикнул малыш. И полетел. Вниз-вниз-вниз. – Ааааа!!!

Но он не разбился, а только смешно запрыгал, как мячик. Вверх-вниз, вверх-вниз!
«Точно! – понял Егор. – Вот же выход! Я буду прыгать и набирать высоту, а потом распрыгаюсь, да как полечу!»

И вот все выше, все круче запрыгал маленький Егор. Прыг-скок, прыг-скок, вверх-вниз! Сейчас уже Егор легко скакал по крышам, перелетал со здания на здание, невидимо падал на ночных прохожих. Те словно бы Егора чувствовали, икали от неожиданности, хватались за сердце. А Егор, не жалея, пинал прохожих, топтался по ним. В каждом из этих мясных мешков сидел в заточении маленький ребенок!

От одного прыжка Егор совсем разогнался. Как ракета. Прошил вату облаков и оказался над ними. На облаках были дети.

– Ура! – кричали они и махали Егору руками. – Иди к нам, освобожденный!
И Егор полетел к ним. Плюх – упал он на облако, мягкое, как подушка.
– Здравствуй, мальчик! – запищали дети. – Давай с нами играть!
– Играть! – радостно воскликнул Егор (впрочем, мальчик уже не помнил, как его зовут, ведь имя принадлежало мясному хламу, бесформенной кучей рухнувшему в закоулке). – Играть!
Дети побежали внутрь облака. В нем, оказывается, были коридоры с живыми стенами, которые корчили детишкам потешные рожицы и махали какими-то непонятными, но добрыми, конечностями.

Коридоры привели их в сад. Огромный и разноцветный. Вот оранжевый холм, а там золотистый, а чуть дальше – еще и серо-буро-малиновый.

«Ух ты!» – думал мальчик, вспоминая, что он здесь уже был. Был! Но как он мог уйти из этого места? Как он посмел его забыть?
– Давай водить хоровод!

Дети взялись за руки и стали бродить вокруг странной елки, на которой росли конфеты. Мало того! Елка еще и пулялась своими странными плодами. То и дело кто-то из детей подскакивал и ловил конфету ртом. Тогда ему все хлопали. А если не ловил, то выбывал из хоровода.

Егор сразу стал делать успехи. С первого же прыжка он поймал шоколадную конфету с медведями. И успел даже задуматься: как ее развернуть? Языком, что ли? Но фантик оказался съедобным. А тут и еще одна конфета в него полетела.

Хвать! Это был уже трюфель. И его тоже можно было есть вместе с бумажкой и блестяшкой. И тут его кто-то выхватил из хоровода.
Воспитательница.

«Как я посмел ее забыть?» – думал Егор.
Он вспоминал. Воспоминания мяса истлевали и улетучивались, а те, что были раньше, возвращались.
Воспитательница. Ну, конечно. Повелительница этого мира.

– Здравствуй, мальчик, – сказала воспитательница.
– Здравствуйте! – почтительно отозвался Егор.
– Ты все понял?
– Все.
– Что ты понял?
– Что надо хорошо себя вести, – стеснительно и пискляво пробормотал Егор.
– Вот! – сказала воспитательница. – И почему сразу не понять? Зачем нужно гадить и пакостить? Будешь еще гадить и пакостить?
– Нет, дорогая воспитательница!
– А то смотри! Верну в мясо, будешь инвалида на себе таскать.
Егор заревел от ужаса. Прямо как маленький. Но он и был маленький.
– Я буду только хорошо себя вести! Честно-пречечестно!
– Я сделаю вид, что тебе поверила. Но я за тобой наблюдаю.
А Егор уже несся прочь, прочь от этой скучной взрослой тетки.

Хоровод куда-то делся. Зато появилось море семечек. Жареных и вкусных. Егор нырнул в него, стал грызть и плеваться, бултыхаясь в щекотных черных волнах.
Грызь, щелк, тьфу! Грызь, щелк, тьфу!

«Это же просто охуительно!» – думал Егор.

***

– Облить гаденыша кислотой! – приближалась к Глисту страшенная бабища в маске Шрэка.
– Нет! Нет! – пятился Виталя, закрывался руками.

Сильная рука бабошрэка легким жестом смахнула в сторону костлявые запястья Глиста и плеснула ему в лицо жидкостью из склянки.

– Ааааааа!!! – завопил Виталя.
Но больно не было. Наверное, случился болевой шок, и органы чувств отключились.
– Ааааа!!! – вопил Виталя. И вопль спасал его от боли, которая нагрянет вот-вот.
– Не ори, ебанутик! – послышался голос Лены. – Это я придумала этот прикол. Специально для тебя. На самом деле тебя облили водой.
– Водой?! – повторил Глист, сам не веря такому счастью.
– Кислота будет следующей, – сказала Зоя Смирнова.
– Теперь ты понял, маленькое глистатое чмо, что я чувствовала, когда ты напал на меня? – рявкнула Лена.
– Понял! Понял! Я больше не бу-у-у-уду-у-у!
– Конечно, не будешь, – сказала Зоя Смирнова. – Ну, что, карательницы! Пошутили, и за дело. Тисифона, возьми настоящую кислоту.
Витале стало тревожно.
– Нет! Нет! – заметался он. – Я все понял! Я больше не буду!
– Поздняк метаться, – сказала Зоя. – Шоу начинается.
– Не начинается, – сказала Лена.
– Что? – прищурилась Зоя.
Глист ее видел. Она выступала из тени. А Лену не видел. Та была за пределом круга света.
– Шоу идет нахуй, – сказала Лена.

Она вступила в освещенное пространство. Красивая, просто охуенная. Двумя руками она держала пистолет и целилась в голову Зои Смирновой.

– Мы так не договаривались, – сказала Зоя.
– Я передумала, извини! – засмеялась Лена. И как же она была красива! Вот бы Виталя ей вдул!
– Ты очень не права.
– В чем? – усмехнулась Лена. – В том, что в вашей лесбиянской мокрухе не хочу участвовать? Или вы мне денег дали?
– Мы дадим, – сказала Зоя. – Вот закончим, и дадим.
– Когда вы закончите, я буду повязана с вами мокрым делом. Мне это нахуй не вперлось, уж извини.
– Ты не знаешь, кого кидаешь, – прищурилась Зоя. – Ты можешь об этом сильно пожалеть.
– А ты мне не угрожай, – сказала Лена. – Я своей цели достигла. Напугала маленького гаденыша. Он обосрался от ужаса. Я довольна.
«Да! – мысленно орал Виталя. – Да! Да, блять!»
Сейчас он любил Лену. Она была невероятно прекрасна.
– То есть, ты использовала серьезных людей, тайное общество, для своих корыстных целей? – спросила Зоя. – Ты не представляешь, как тебе придется об этом пожалеть. Потому что могучие силы, которые ты потревожила, не оставят твою гнусность без возмездия!
– Слышь, ты, гнусность, – сказала Лена, тыкая стволом в отшатывающуюся Зою. – Выметайся отсюда нахуй, со своими лесбиянками. Стрелять я, если что, умею. Не зассу.
«Да, чувиха! Ты крутая! Делай их!» – мысленно умолял Глист.

Но тут Зоя вдруг очень резко отбросила свое тело в сторону, упав на одну руку. Лена повернулась к ней, стала ловить Зою в прицел. Из темноты выскочила еще одна мускулистая бабища в маске Раупнцель и толкнула Лену. Брюнетка упала и, кажется, прямо в говно.

«Какая я свинья, – подумал Глист. – Мне так неудобно!»

Он ведь уже успел влюбиться в Лену. И даже понять, что другой такой любви не встретит. В конце концов, это пиздец, как романтично. Обкидать червями, оказаться на цепи. И только так понять любовь. А Марианна – действительно пусть братцу достается. Ненастоящая потому что любовь. А настоящая – вот она. Танцующая с пистолетом.

Лена тем временем пыталась подняться, но рука поскользнулась на бурой жиже. А Зоя с разворота врезала брюнетке по лицу. Пистолет вылетел у Лены из рук. Брюнетка зарычала, бросилась к нему. Но Зоя Смирнова оказалась быстрее. Она схватила пистолет за ствол и нанесла страшный удар Лене по голове.

Брюнетка словно сдулась. Она только что была живой, подвижной. А теперь осела на резиновый пол.

– Наденьте на эту шалаву наручники, – приказала Зоя карательницам. – Я подумаю, что с ней делать. А мы продолжаем съемки, сладенький!

И снова Глист заорал, заметался.
А Зоя хохотала, подбадривала его.

Виталя кричал и кричал. Калитка надежды захлопнулась, прищемив нос. Вокруг снова мрак и пиздец.

***

«Что же делать?» – думала Маруся.
В лифт она решила не садиться. Не стоит в сложившихся обстоятельствах отдаваться на волю дурной металлической коробки. Он может остановиться по пути, в кабину может кто-нибудь зайти. А еще кто-нибудь (например, наряд полиции) может поджидать на первом этаже. Нет! Маруся, конечно же, спустится по лестнице. Ей надо слышать, видеть и понимать, что происходит. И по пути она подумает, что же делать?

Маруся вышла на лестницу и как можно бесшумней заскользила вниз.
Итак, что мы имеем? Виталя – по-прежнему неизвестно где. Бабка-соседка называла похитительницу наркоманкой. Наверняка похитительница связана с Пусси Пуссом. Но на кой черт им Виталя? Зачем им черви? Ладно, об этом подумаем потом. Но вот Пусси Пусс – это след. Он наверняка знает, где можно искать эту неведомую похитительницу. Может быть, она даже у него. Надо с ним поговорить. Но как?

И неожиданно Маруся поняла, как это сделать.
На первом этаже ожидал приятный сюрприз. Лестница вела не только в украшенный цветами и картинами холл богатого подъезда. Был еще неприметный черный выход. Непарадная дверь с другой стороны. Ай, как хорошо!

Маруся выскользнула в ночь, на мгновение опьянела от свежего воздуха. Словно зубная боль, ныла мысль: как там Егор? Подмывало даже сбегать к нему. Но на это Маруся не имела права. Сын был важнее.

«А что, если ты не спасешь Виталю? – прокаркал в голове гадостный голос. – Ты впустую суетишься, пойми это. Так ты можешь спасти хотя бы одного человека. А поступив по-своему, ты не спасешь вообще никого».
«Заткнись!» – прорычала голосу Маруся.

Она выбежала к станции метро – шумной, оживленной, несмотря на пол-двенадцатого ночи. Открыла дверь первого попавшегося такси.

– В Химки, – сказала она.
– А куда там? – спросил таксист, седой и курчавый.
– К любому большому торговому центру с ровной крышей.
– Так Икея это.
– Бинго!

Она прыгнула на пассажирское сиденье. Открыла вотсап. Нашла абонента Гавриил Глебович. Отправила ему две фотки.

«Люди Пусси Пусса убили твоего человека, – написала она. – Я там была и все видела. Что будешь делать?»

Марусю даже не парило, что она назвала олигарха на «ты».
Гавриил Глебович позвонил – через сорок семь секунд.

– Да он охуел? – кричал он. – За что они его? Да я этого Пусси Пусса в рот выебу! Он что – берега попутал? Во что ты меня втравила?
– Я здесь ни при чем! – сказала Маруся. – Мой интерес ты знаешь. С Пусси и его братвой я не знакома.
– И что мне делать? – вопил олигарх. – Я не могу так этого оставить. Но это же война!
– Слушай меня, – сказала Маруся. – У меня есть вопросы к Пусси Пуссу. И у тебя есть вопросы. Стоит объединить усилия, ты так не думаешь?
– Ну, допустим. Но кто ты такая?
– Я вытащила тебя из подвала уебищ. Я могла бы положить всю твою охрану двадцать лет назад. И я – мать твоего сына. Со мной дружить выгодно, Гавриил Глебович.
– И что ты предлагаешь? Что я могу сделать?
– Дать вертолет и троих лучших людей. Я уже за МКАДом. Здесь летать можно. Через двадцать минут я буду ждать их на крыше Икеи.
Маруся решительно нажала отбой.
– Хороший муж у тебя, – сказал таксист. – Правда, что ли, с вертолетом?
– Правда, – ответила Маруся. – Только он мне – не муж.


Продолжение следует...

Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве

Дилетантам кажется, что работа в службе безопасности олигарха проста. Знай себе сопровождай охраняемую персону по фуршетам и курортам. Многие завидуют. Мол, в Куршавель ездит Егор. На халяву! Но знали бы они, что на самом деле кроется за этой дармовщиной. Тут и круглосуточные дежурства, и возможные конфликты с местными правоохранителями, и реальные инциденты. И ощущение чужеродности на празднике жизни. Описать можно просто – все веселятся, а ты работаешь. Это ощущение есть у всех. И не один год его надо перебарывать.

А светские мероприятия! Это всегда готовность №1. Потому что черепаха высовывает голову из бронированного панциря. Многие пользуются возможностью. И происходят нападения. Одно такое нападение Егор однажды проебал.

Было это лет десять назад. На приеме в одном из царицынских дворцов. Егор тогда позволил себе расслабиться, отстать от Глебовича. А тут-то на босса и напали. Какая-то девушка, брюнетка налетела на Глебовича, как-то резко провела рукой у него над головой. Извинилась и ушла. Никто не воспринял это серьезно. Только Егор, уже на следующее утро, вдруг понял, что это было покушение. Что брюнетка эта вырвала из головы Глебовича волосок. А зачем он ей? Порчу наводить? Егор проконсультировался с Антоном, с нелегким сердцем признавшись: проебал.

– Хорошо, что сказал, – покачал тогда головой старый и мудрый Антон. – Больше, вижу, такого не допустишь.
– А кто бы мог подумать, Антох! Она же девчонка! Безобидная!
– Так выглядят самые опасные враги. Для чего, по-твоему, понадобился ей волосок Глебовича?
– Мне ничего, кроме черной магии в голову не идет, – признался Егор. – Знаешь, волосок сжечь, порчу навести.
– Ну, если так, то и не переживай, – сказал Антон. – Сила черной магии явно преувеличена. Но дело тут, скорее всего, в другом.
– В чем?
– В генетической экспертизе.

Егора как кипятком обожгло. А ведь точно! И какой же он лох, хоть и мастер единоборств, если позволил этой бабе приблизиться к боссу! Стало мучительно стыдно.

Антон потрепал его по плечу.
– Урок тебе будет.
– Уж будет! – буркнул тогда Егор.

И прошло уже десять лет. Или даже больше. Инцидент этот никак и ничем не аукнулся. Видимо, генетическая экспертиза не удовлетворила злоумышленников.

Сам Егор этот эпизод почти уже забыл. Но сейчас, когда он мчал на своем «мандеу» по Ленинградке вдруг вспомнился. Но к чему? И как это связано с немудрящей его миссией?

Сегодняшнее задание Егору, честно сказать, было не по душе. Он любил действовать с открытым забралом. Когда противник очевиден и понятен. А сейчас – вот что ему поручили? Забрать какого-то пацана от какой-то бабы. В принципе, с этим заданием справился бы любой. Любая женщина. Почему он? Почему специалист экстра-класса? Что, спрашивается, здесь не так? А как раз «не так» что-то было. Например, почему Гавриил Глебович не хочет видеть этого мальчишку? Что значит «отправь его на метро»? Все это было странно.

Егору уже доводилось выполнять странные задания. Например, четверть века назад, в начале службы, молодым еще сопляком, пришлось сидеть с фотоаппаратом в машине во дворе какой-то убогой бирюлевской пятиэтажки, фотографировать всех, кто входил и выходил. Что это значило – тоже поди пойми. Это задание не было опасным, но это была какая-то игра, в которой Егор являлся безмозглой пешкой. И это не могло понравиться.

Вот и сегодня – мнил себя, как минимум, ферзем, а макнули носом в лужу – и снова ты пешка. Закон жизни в спецслужбе: не знаешь, что делать – спроси у старшего товарища. И Егор набрал Антона. Тот уже несколько лет был на пенсии, отошел от дел. Но консультационные (и порой бесценные) услуги оказывал.

Антон традиционно ответил после третьего гудка. После дежурного обмена приветствиями Егор изложил Антону известные факты.
– И в чем твоя трудность? – спросил Антон. – Это же элементарно, Жор.

Старший товарищ часто включал Шерлока Холмса. Порой выдавал такое, что Егор чувствовал себя просто безмозглым Ватсоном. Тяжело было без Антона работать. Заебался Егор все тянуть, на самом деле.

– И что тут элементарного? – спросил Егор.
– Богатенький мальчик нашел не ту женщину, – пояснил старший товарищ. – Только и всего. Надо его за ухо выволочь из кровати распутной старухи. Неблагодарная миссия.
Они посмеялись вместе.
– А меня вот что смущает, – сказал Егор. – Глебович велит его просто на метро посадить и домой отправить.
– И что тебе не так?
– То не так, что если это любовь, то паренек просто выйдет из поезда на следующей станции и вернется. Ведь так, Антон?
– Может, он и хочет уйти, но почему-то не может, – предположил старший. – Но не на цепи же его держит развратная старуха?
– По нынешним временам все бывает, Антох.
– Ты скоро домой?
– Ну, вот это закончу. На базу вернусь, отчитаюсь.
– Вискарика возьми?
– Бухать будем, Антох?
– А по пять капель. Что-то настроение говно.
– Ладно, возьму. До связи.
– Давай, дорогой, целую.
– И я тебя.

Сворачивая с Ленинградки к метро, Егор думал о пенсии. Год на службе у Глебовича считался за два. Можно будет выйти уже через полгода. Забыть об этом всем. У них с Антоном был план. Купить домик в Азии, у моря. Где-нибудь там, где всем похуй на двух немолодых мужиков в отношениях. В Тайланде. И жить не тужить, наслаждаться каждым днем. А жить – на пенсию. И есть еще две квартиры в Москве, которые можно сдать. Как-то не верилось, что это счастье наступит уже скоро.

***

Вовасий, Тоха и Кастет топтались около подъезда по адресу и обсуждали оргвопрос. Хотя, на самом деле, просто тупили и не знали, как будут выколупывать дрища у сучки-брюнетки. Притом, пацана они не знали, а вот брюнетку – да. И немного ее побаивались. Каждый из них хотел перевалить ответственность на другого, но и тот, другой, на которого камень ответственности возлагался, тоже быстро спихивал его на другого. В результате три телохранителя великого рэпера Ромы Пусси Пусса без толку топтались во дворе уже с четверть часа, а конкретного плана действий у них все не было.

– Может, засадим телбандосику? – мечтал, пуская слюни, Кастет.
– Ты ебанись, – слегка чмырил его Тоха. – Она с Пусси в кентах, а тут ты ей – писюна прилаживаешь.
– Ей понравится, чо ты!
– Да если ты собаке засадишь, ей и то не понравится.
– А чо это собаке? – тупил Кастет.
– А собаке реальней, – гыгыкал Тоха.
– А по ебалу? – загундел Кастет.
– Тихо, пацаны! – авторитетно задавил конфликт Вовасий. – Короче, сейчас в подъезд заходим. В дверь, типа, звоним. Ну, она, типа, открывает. Мы ей такие: «Давай пацана!»
– А она такая: «Идите нахуй», – предположил Тоха.
– Да по жбану ей, – сказал Кастет.
– У нас не было распоряжения быть ее по жбану, – психовал Вовасий. – Она же Пуссина подружка.
– Ну, попроси ее тогда, как у баб ебаться клянчишь, – сказал Тоха и тут же передразнил: – «Ну, чо ты! Ну, давай поебемся! Ну, в натуре!» Глядишь, и перепадет.
– Ты допиздишься, бля, нахуй, – сказал Вовасий.

После фиаско в лаборатории авторитет предводителя не удержался на высокой позиции. Просел. Хотя нахуй еще не посылали прямым текстом. И надо было с этим что-то делать. Вот что заботило Вовасия на самом деле. Надо было срочно найти какую-то причину дать кому-нибудь пизды, чтобы, типа, сплотить толпу обратно.

К подъезду шел какой-то мужик – в костюме, крепкий, лет сорока, с проседью. И лицом, которое было очень знакомо предводителю. Притом, не просто знакомо. Она, эта рожа, являлась предводителю в ночных кошмарах. Это был визуальный символ самого большого в жизни позора, когда Вовасий узнал, что в говне много песка, и тот скрипит на зубах.

Тишина вдруг стала звенящий, а предводитель омертвел. Он и хотел двинуться, и не мог. Перед ним словно бы вырос гость из ада.

Тоха перехватил его взгляд, сплюнул и сказал:
– Ебать мой хуй, пацаны. Этого пассажира я уже двадцать лет мечтаю вальнуть.

Он что-то нащупал в кармане. Нож-выкидуху, что ж еще. Двинулся наперерез.
У Кастета взгляд помутнел. Он тоже узнал того мужика.

Вовасия же не оставляло ощущение, что происходит какая-то ошибка. Что они ввязываются во что-то нахуй не нужное. Во что-то такое, что потом не отыграешь назад.

– Стойте! – прохрипел голос разума из вспомнившей вкус говна глотки Вовасия.
Но крутые перцы его не слушали. Они нагоняли мужика сзади.
– Слышь, уважаемый! – гугниво окликнул мужика Тоха. – Дай сигарету?
– Я не… – развернулся к ним мужик.

А дальше Кастет включил шокер и ткнул им мужика между ног. Тот согнулся, словно блевал. Он практически рухнул на руки Тохе. Который достал выкидуху и теперь ритмично бил ножом в живот мужика.

– Что вы… блядь… вы же его… – хрипел Вовасий.
Мужик упал на асфальт.
Что-то сверкнуло. Кто-то сфоткал их на смартфон.
Вовасия ошпарило кипятком ужаса. «Это же пиздец!» – понял он.
– Эй ты! Иди сюда! – позвал Кастет фотографа.
Но тот был, понятно, не дурак. Уже съебывался.
– Я та найду! – рявкнул Кастет вслед ночному папарацци.
– Бля, пиздец, парни! Валим! – сказал Вовасий.

Он снова взвалил командование на себя. Тоха вон покомандовал. Минуты не прошло, как мокруха случилась. Хотя и правильно пидора этого вальнули, чего там.

– Уходим спокойно, не бежим, – инструктировал Вовасий.
Крутые перцы бесславно съебывались. Их, вроде, пока никто не останавливал.
– А как мы Пусси Пуссу объясним, что ни хуя его задания не выполнили? – спросил Тоха. Надо было что-то спиздеть. Думай, Вовася.
– Скажем, что там мокруха около подъезда была. И мы решили не светиться.
– Ну, смотри, – поганым голосом сказал Тоха.

Похоже, этот долбоеб был карьеристом. В вожаки метил. Командовать понравилось. «Дастер» мчал по Ленинградке, а ощущение пиздеца в душе у Вовасия все бушевало.

***

Выйдя из метро, Маруся направилась по адресу. Дом был недалеко от метро, и Маруся ускорилась. Она почти побежала.

У подъезда что-то происходило. Два – нет, три гопника (один чуть подальше) – привязались к солидному мужику. Привлекло Марусю то, что у фигурантов этого уличного конфликта были знакомые лица. Например, тот мужик, к которому пристали гопники… Маруся его видела.

Двадцать лет назад. В охране Гавриила Глебовича. А один из тех, кто доебывался до человека Глебовича, был Антон Марухно, хозяин «дастера» – того самого, который стоял у лаборатории несколько часов назад.

Маруся достала смартфон и принялась фотографировать. Щелк! Кадр, как мужика из охраны вырубают шокером. Щелк! Марухно бьет его ножом. Щелк! Щелк!
– Эй ты! Иди сюда! – закричал ей жутковатый, похожий на скелета, тип.

Маруся бросилась бежать. Ей не нравилось то, что она делает, что она не вмешалась, не спасла. Ведь, может, и могла бы. И сейчас могла бы вырубить всех троих. Дождаться полиции. Дать показания. Потерять часов восемь. И позволить тем самым сыну умереть.

Она отбежала на дальний край двора. Гопники ее не преследовали. Они сами побежали прочь. Маруся быстрым шагом вернулась к подъезду. Бросила взгляд на тело мужика из охраны. Подходить к нему – было смерти подобно. Первым делом надо найти Виталю.

Маруся бросила мгновенный взгляд на номера квартир, набрала на домофоне случайный номер из середины списка.

– Откройте, пожалуйста, доставка почты, – сказала она, когда соединение установилось.
– Что вы по ночам, блять, шастаете? – сказал из домофона мужской голос.

Затем устройство запищало, и дверь открылась.

Маруся успела высчитать, что нужная ей квартира – на двенадцатом этаже. Пластмассовая женщина скользнула в лифт и нажала цифру 12. Лифт поехал быстро и плавно.
Дверь в квартиру выглядела богато. Металлическая, с орнаментом. Замки сложные. Маруся приложила ухо к двери. Прислушалась.
Из-за двери не доносилось ни звука.

Маруся вдавила кнопку звонка. Внутри замурлыкали электронные колокольчики. Маруся слушала. И не слышала ни звука. Ни шагов, ни шороха, ни малейшего движения. В дверном глазке не мелькали тени. Не было ничего.

«Нет! Этого не может быть! – в отчаянии подумала Маруся. – Виталя должен быть здесь. Больше негде».

Еще звонок. А что оставалось Марусе? Ведь Виталя мог быть там. Потому что больше ему быть негде.

Открылась совсем другая дверь. На площадке показалась бабка – неистребимая, московская, обитающая в любом подъезде.

– Что шумишь на ночь глядя? – недружелюбно сказала бабка. – Нет твоей наркоманки. Еще днем уехала, не возвращалась.
– А где она? – сдавленно спросила Маруся.
– Ну, это тебе виднее. Ты же с ней дружишь. Скажи ей, что если будет музыку по ночам включать, я на нее управу-то найду.
– Извините, – сказала Маруся и пошла к лифту.

Значит, задача на порядок сложнее. Витали здесь точно нет. Мысли в голове мелькали с околосветовой скоростью. Выход должен быть. Думай. Думай!


Продолжение следует...

Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве

Виталя Глист приходил в себя медленно. Можно сказать, мучительно. Он словно выныривал с большой глубины. А хищные пузыри изнурительного сна липли к выныривающему сознанию и тянули его обратно, на дно.

Когда же пробуждение настало, то Виталя не был до конца уверен, что проснулся. Он ничего не видел. Что-то закрывало ему глаза. Судя по ощущениям, повязка. Возникла естественная потребность убрать помеху. Но сделать этого Виталя не мог. Потому что – та-дам! – он совершил открытие номер два: руки его тоже не слушались. Были они как бы и на месте, но сделать ими Виталя ничего не мог. А не мог потому, что какая-то сука сковала их за спиной наручниками. Не металлическими. Пластиковыми, судя по всему.

Хотя кое что Виталя сделать мог. Например, поскрести пальцами жопу. От внезапного ужаса и по закону подлости стало зудеть все тело. Но достать Виталя мог только до жопы. Ну, и чуть-чуть до спины.

Почесавшись, Виталя совершил третье по счету нерадостное открытие. На нем не было ни штанов, ни трусов, ни вообще какой бы там ни было одежды.
– Это что еще за фокусы? – пробормотал Виталя.

Открытие номер четыре: рот ему не заткнули. Можно, например, позвать на помощь. Но в горле пересохло, запершило.

А дальше открытия следовали одно за другим.
Открытие номер пять: ногами тоже не особо подвигаешь, поскольку они – от икр до бедер замотаны какой-то хуйней. Кажется, скотчем.

Открытие номер шесть: поверхность на которой он лежит – не особо холодная и не твердая, но и не сказать, чтобы мягкая. Она словно резиновая. Возможно, это что-то типа походного коврика-«пенки».

Открытие номер семь: посторонний предмет, который давил шею, свербел на ней – это, на самом деле, ошейник. Не металлический, а пластмассовый. А к нему – восьмое открытие – прикреплена цепь. И когда Глист при помощи связанных ног и рук, зафиксированных в районе жопы, отползти куда-нибудь, что-то звякнуло, а потом с силой рвануло Виталю назад.

Открытие номер девять: он в плену. На девятом открытии к Витале вернулась память. Он с ужасом отбивался от воспоминаний о том, как Лена с Речного выстрелила в него шприцем из ружья.

«Блядь! – мысленно взвизгнул Виталя. – Я в плену у той чувихи, которую обкидал якобы глистами. Это она меня на цепь посадила! Эй, что происходит! Я больше не буду так делать! Не надо меня мучить! Я же боюсь боли!»

Другая часть разума уверяла: мол, ничего страшного, чувак! Никто тебя пытать не собирается. С чего ты вообще это взял? Это Лена, получившая червями в лицо, просто пугает тебя. Она прочитает тебе лекцию о правилах хорошего тона, потом развяжет. Тебе, чувак, дадут поджопник и выгонят. А там уже похуй, уже счастье. Как-нибудь Виталя выберется. Даже голым. Подумаешь. А, может, и одежду отдаст. Не выкинула же она ее?

В это очень хотелось верить. Но никакой гарантии, что так и будет, у Витали не было. Надо было сначала понять, где он вообще находится? Что это за место? Для этого надо сначала избавиться от повязки. А как это сделать?

Это Виталя уже придумал. Он вообще был умный типок. Допустим, наручники он не снимет, но можно переместить руки вперед. И жить станет легче. И можно будет избавиться от повязки на глазах.

Виталя принял сидячее положение и, отталкиваясь связанными ногами, скованными за спиной руками и жопой, стал перемещаться к стене, к которой была прикреплена цепь.

Вскоре цель была достигнута. Виталина спина ощутила стену. Та казалось словно бы резиновой, чуть прогибалась.
Теперь надо было переместить руки вперед.

Эта задача оказалась невероятно сложной. Собственно, сложности возникли сразу. В кольцо рук не пролезала жопа. Как-то вот не получалось втиснуть ее в пространство, границами которого служили наручники и предплечья. Не хватало какого-то сантиметра. К тому же пластмассовые браслеты оказались с подляной. С каждой попыткой высвободиться, они затягивались сильнее.

– Пролезай же, сука! Пролезай! – уже с паникой в голосе приказывал Глист своей жопе.

Факт его толстожопости был непостижим уму. Ладно бы был он жирным Саней, который эту операцию не может провести по определению. Но Виталя же – Глист! Он же гибкий, он может извиваться всем телом. Почему же, почему не пролезает жопа?!

Виталя максимально опустил и расслабил плечи. Это дало миллиметров пять. Было неудобно, но, кажется, подействовало. Жопа пошла в кольцо.

Мамочки! Виталя никогда не думал, что простейший трюк может быть таким болезненным. «Гарри Гудини проделывал такое за здрасьте, – подумал Виталя. – Я тоже смогу!»

Жопа шла, шла. И вот она уже осталась позади кольца, а скованные руки оказались под коленными впадинами. И застряли снова.

Это препятствие оказалось сложнее всего. Виталя попытался поднять ноги, но не хватило силы пресса. Если бы ноги были свободны, то переправить ногу за наручники было бы тьфу. Но связанные ноги не давали никакого удобства. Их надо было поднимать только вместе. А с этой задачей Виталя справиться уже не мог. Глист был слишком хил. Без вариантов. Полный попадос. Впрочем, Виталя был находчив. Пальцы его ощупывали стянувший ноги скотч в поисках краешка ленты. Чего-то, за что можно зацепиться. И действительно – краешек вдруг нашелся. У левого колена он был. Прямой угол.

«Хорошо, что я давно не стриг ногти! – думал Виталя. – Сейчас! Сейчас!»
Лента держалась крепко. Но Виталя ковырял. Прошла, казалось, неделя, прежде, чем Виталя смог подцепить краешек. Тот образовал липкий треугольник, уже свободно болтавшийся. Теперь его надо было ухватить пальцами. И тянуть, тянуть.

Дело пошло! Вот Виталя отвоевал сразу несколько сантиметров, а потом лента подошла в правому колену. И все. Чтобы разматывать ее дальше, надо было переместить вперед руки. А это было невозможно. Что же делать-то?

Виталя взвесил ленту кончиками пальцев. Легкая, очень легкая. Глист подбросил ее. Надо было, чтобы она перелетела на другую сторону. Но клейкая лента подлетела всего лишь вверх.

– Сука ты, блядская! – сказал Виталя.

И тут услышал странный звук. Кто-то словно хихикнул. И тут же прекратил.
Еще попытка. Подбросить вверх и подтолкнуть пальцами влево. И!... Снова не то. И снова. И опять. Блядь.

Попытки с пятнадцатой лента все-таки полетела к левому колену. Глист извернулся, напрягся. Отчаянно заныл мифический брюшной пресс. Но главное было сделано. Он подцепил ленту. Теперь тянуть, тянуть.

Дело шло. Чем дальше, тем выше становилась точность попаданий. И какую-то вечность спустя Глист смог двигать правой ногой отдельно от левой.

Отдельной мукой стало пропихивание ног через наручники. Уже болело все тело. Казалось, что в живот вонзили скальпель.

Когда руки в наручниках оказались впереди, Глист почувствовал себя почти что свободным человеком. Теперь можно было поднять руки к глазам и избавиться от повязки.
Большими пальцами Виталя зацепил нижний край повязки, потянул его вверх.

И тут же показалось, что по глазам прошлись бритвой. Вокруг было невыносимо ярко. На глазах выступили слезы. Виталя зажмурился, но изнанка век стала ярко-красной, как раскаленный металл в конверторе.

Но постепенно в ярком свете стали угадываться какие-то очертания. В глаза ему был направлен свет, который исходил из какого-то прибора. Место, где корчился Виталя, было ярко освещено. Все остальное помещение тонуло во мраке.

Все вокруг было грязно розовым. И прорезиненная обивка пола. И такая же обивка стен. Лишь в одном месте из стены выступал металлический крюк, к которому крепилась цепь.

– Снято! – услышал Виталя женский голос.
Этот голос был знакомым. Но говорила не Лена. А кто-то еще.
– Конечно, затянуто получилось, но на монтаже поиграем.
Виталя не так давно слышал этот голос. Притом, слышал вживую. Несколько раз. И вдруг вспомнил.
– Зоя? – сказал Виталя. – Зоя Смирнова?

***

– Какого хера?! – сорвался на крик женский голос. Теперь-то уже определенно Зоин. – Ты что, сказала ему, как меня зовут?
– С какого б хуя? – отозвался голос Лены – той самой брюнетки. Она, оказывается, тоже была здесь, в этой резиновой комнате. Без окон. Что это? Квартира на Речном?
– А почему это чмо называет меня по имени?
– Потому что откуда-то тебя знает.

В круг света шагнула Зоя Смирнова. Она, хоть и старуха тридцати лет, была ничего так. У Глиста даже, несмотря на стресс, привстал. Зоя была в черных джинсах, футболке с надписью «ФФАК». Ее лицо было скрыто маской принцессы из «Холодного сердца». Но это была она. Точняк она. Зоя схватила Глиста за подбородок. Другой рукой влепила пощечину.

– За что? – заныл Глист.
– Откуда ты можешь меня знать?
– Но я же с вами на митинг ходил… Вы со мной в «Контакте» переписывались. Потом Саня же жирный…
– Я тебя вспомнила. Ты – Даниил.
– Да! – радостно заворковал Виталя. – Да! Скажите, чтобы меня освободили!
Все-таки везучий Виталя Глист человек! Сейчас выпутается из проблем. Почти не пострадав. Оплеуха не в счет.
– Мир тесен, Даниил, – сказала Зоя.
– Тебя многие знают, – сказала из темноты Лена. – Хуль удивляться-то.
– Вы меня отпустите? – спросил Виталя.
– Нет, – сказала Зоя Смирнова. – Конечно же, нет. У тебя, парень, билет в один конец.
– Что это значит?
– Это значит, что ты стал кинозвездой, – сказала Зоя. – Мы снимем снафф-муви с твоим участием. С тобой в главной роли.

Снаффы – это было очень круто. Глист на них дрочил. Вернее, даже на мысль, что они где-то есть, по каким-то секретным ссылкам. А все те снаффы, которые на порносайтах выдавались за таковые, были фальшивками. А так порнуху, в которой бы совсем по-настоящему убивали, Виталя и не видел.

«То есть, – осознал Виталя, падая сердцем в пятки, – меня должны убить, что ли?» Он не удержал в себе этот вопрос, произнес его вслух.

– Конечно, – сказала Зоя. – Тебя и убьют. Закон жанра. Но перед смертью тебя выебут.
– Кто? – встревожился Виталя.
– Наши девочки.
Девочки. Отлегло.
– Из Федерации феминисток-активисток-карательниц. Сокращенно ФФАК, – сказала Зоя. – Мы отлавливаем грязных насильников, шовинистических свиней. И мы причиняем им страдания. Прямо на камеру. Видишь красный огонек? Это камера. И еще вот там, на потолке, камера наблюдения. И еще у нас будет ручная камера.
– Но я – не насильник! Я девственник! – завопил Глист.
Никогда еще он не говорил правду с таким облегчением.
– Я не хочу ебаться! – вопил Виталя совсем уж что-то невероятное. – Я молодой ученый, отпустите меня заниматься наукой.
– Конечно, никто тебя никуда не отпустит, дурашка, – сказала Зоя Смиирнова. – То, что ты меня узнал, уже несовместимо с жизнью.
– Я никому, никогда, ничего!
– Конечно, – улыбнулась Зоя. – Твоя задача – как можно громче орать. Ори от души, не стесняйся. Тем более, что тебе будет очень больно. А ты ори. Если будешь хорошо кричать, то, может быть, тебе не потребуется причинять дополнительную боль.
– Услышат соседи, – вцепился Виталя за спасительную соломинку.
– Что ты? В этой студии – полная, тотальная звукоизоляция. Тебя не будет слышно даже в ближайшем помещении.
– А что вы хотите со мной сделать? – холодея бормотал Глист.
Вот бы это был сон! Вот бы сон!
– Представление на радость всем женщинам, чьи права нарушают такие свиньи, как ты, – сказала Зоя. – Сначала мои девочки, активистки-карательницы, оттрахают тебя.
Глист поймал себя на мысли, что против этой части сеанса пыток не возражает.
– Эти девочки будут причинять тебе боль, – продолжала Зоя. – Кого-то из них избивали мужья, кого-то насиловали отчимы и родные отцы, кого-то насиловали. У каждой из них есть своя эксклюзивная боль для тебя. И ты ее испытаешь.
– Но я не насильник! Вы ошиблись! Вы же меня знаете!
– Какая разница? Ты похож на маньяка. Этого достаточно. Хайли лайкли. И насчет того, что мы знакомы… Если ты хоть раз вздумаешь произнести мое имя, я вырежу твой язык. Может быть, заставлю тебя его съесть. Может быть, в жопу затолкаю. К тому же мы не в прямом эфире. Свое имя я тоже вырежу, при монтаже. А тебе будет лишняя боль. Хорошо?
– Хорошо, Зоя!
Зоя помрачнела. Потом сказала:
– Мое имя ты произнес в последний раз в жизни. Сейчас я, так и быть, прощаю. Но больше – не прощу.
– Я не буду, не буду! А потом меня отпустят?
– По опыту говорю, что отпускать будет уже нечего. От тела мало что остается. Голова, шея, грудь, поясница более-менее остаются. Хуй. Но в финале тебе его отрежут
– Под наркозом? – ошеломленно прошептал Глист.
– Нет. Что ты!
– Нет?!
– Нет, конечно. Никакого наркоза не будет. Тебя ждет незабываемая ночь.
– А сколько девочек? – спросил Глист.
– Не надо тебе это знать, – сказала Зоя. – Ты будешь надеяться, что твоя мучительница – последняя. А потом – раз! И еще одна появляется. Не надо этого знать. Не лишай зрительниц удовольствия.
– А! А!!! АААААА!!!! – страшно завопил Виталя.
Он попытался убежать, но не пускала цепь.
– Молодец, – сказала Зоя. – Замечательно орешь. Я в тебе не ошиблась.
– Ошиблась! Ошиблась!
Зоя хлопнула в ладоши.
– Камера, мотор! Девочки, начинаем!
– Помучайся красиво, дуремарчик, – сказала из темноты Лена. – Я с удовольствием посмотрю, как ты будешь страдать.
– Нет! Пожалуйста! Простите меня!
Зоя захлопала в ладоши.
– Тишина на площадке! Девочки, начинаем! Первая пошла.

В круг света вышла огромная, совершенно кошмарных пропорций, баба – с кулаками, как молоты, тяжелым, как гири взглядом. Все ее тело усыпали волосатые бородавки. Лицо скрывала маска Шрека.

– Первая фурия женской мести, назовем ее Тисифона, с детства страдала от насмешек мальчишек над своей внешностью. И вот час мести настал. Тисифона, какой твой замысел?
– Облить гаденыша кислотой, – сказал женщина-Шрэк. – Забрать его лицо.
– Отличная идея, – сказала Зоя.
«Что?! – отчаянно подумал Виталя. – Я стану как отец? Даже хуже?! Нет! Нет!»
– Нет, блядь! – заорал он.
Жуткая баба с флакончиком мутной кислоты приближалась к Витале.
– Ай! – вопил Виталя. – Спасите! За что?!

Что-то словно взорвалось у него внутри. И с грохотом выплеснулось.
Виталя понял, что он только что обосрался.


Продолжение следует...

Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве

Наше время

Нельзя сказать, что Маруся была в отчаянии. Эмоции – плохой спутник в поисках. Пластмассовая женщина отключила их, как звук в телевизоре. Настоящая женская слабость не в отсутствии физической силы, а именно вот в этих эмоциях. Женщины позволяют чувствам себя увлечь. Женщинами, на самом деле, можно управлять, играя на арфе их чувств. Но арфа – инструмент все-таки сложный. И, по счастью, покоряется не каждому.

Но сейчас чувства были выставлены за дверь, как оборзевшие пьяные гости. Нет, они, конечно, колотили в дверь, выкрикивали угрозы, напоминали о себе. Но к ним можно было не прислушиваться.

– Похищен ваш сын, – повторила Маруся молчащему Гавриилу Глебовичу. – Вы меня слышите, Гавриил Глебович?
Пауза. Тишина. Он был там, слышал Марусю. Что-то булькнуло у него в горле, или в брюхе.
«Все слышит, – поняла Маруся. – Но молчит. Должно быть кодовое слово, которое заставит его заговорить. Но какое? Какое, блять?»
– Мне ничего от вас не нужно…
Тишина. Не то.
– Ведь это ваш единственный сын.
Хмыкнул. И как понимать? Нет. Тоже не действует.

Вдруг Маруся отчетливо осознала, что через секунду ее молчаливый собеседник сбросит вызов. А все патроны оказались холостыми. Ни один не выстрелил.

– Вы можете его даже не видеть, просто помогите! – выпалила Маруся.
И не поверила своим ушам, когда услышала в трубке:
– Чем?

***

У Гавриила Глебовича появился абсурдный и очень ненадежный план спасения своей шкуры. Родилась простая и единственно возможная мысль.

«А не попробовать ли мне перехитрить судьбу? – подумал Гавриил Глебович. – Если мой сын (один из двух, или оба) несет мне гибель, то зачем мне его видеть? Обойдусь как-нибудь. Не видел двадцать лет, не надо и начинать».

В глубине души он понимал, что процесс его гибели запущен, и остановить его невозможно. Но утопающий хватается за любую соплю. Гавриил Глебович тонул, он это знал.
Но пластмассовая женщина сказала правильные слова: «Вы можете его не видеть». Возможно, она что-то знала. И, вроде бы, ничего не требовала.
После того, как Гавриил Глебович спросил, чем он может помочь, пластмассовая Маруся удивила его.

– Рома Пусси Пусс, – сказала она. – По моим сведениям, ребенка похитили его люди.
Имя рэпера Ромы Гавриил Глебович никогда не упоминал на людях. Тем не менее, люди знали о том, что связывает олигарха и этого нагловатого типчика в амплуа вечного юнца.
Это имя было не из тех, которое следовало употреблять посторонним.
– Почему ты уверена, что я с ним знаком?
– Гавриил Глебович, давайте не будем недооценивать собеседника. Гугл, несколько секунд поиска. И что мы видим?
– Это все желтая пресса, – неубедительно сказал олигарх. – Недоброжелатели, конкуренты… Они хоть с Усамой бен Ладеном меня свяжут. Печатному слову верить нельзя.
– Если включить поиск по картинкам, то есть фото, где вы вдвоем, – сказала Маруся. – Странно, что вы не помните.
– Ладно, давай по делу, – вздохнул Гавриил Глебович.
Он, конечно, мог включить дурака и заявить, что и картинки – фотошоп. Но Маруся была женщина со стержнем внутри. И определенно с яйцами.
– Мой (и ваш) сын поссорился с какой-то красоткой…
«Никак бабник, – подумал Гавриил Глебович. – Был бы моим наследником – вовсю бы меня позорил».
– Оскорбил ее. Жестоко. Он был неправ, сразу говорю. И за это он у меня еще получит. Но красотка стала его искать. Сегодня в лабораторию моего мужа (он ученый) приходили бандиты. Муж их прогнал…
«Повезло тебе с мужиком, – подумал олигарх. – За таких мужей надо держаться».
– Но пропал наш сын, который как раз находился, предположительно, в окрестностях лаборатории. Я вышла на след бандитов. Они работают на Пусси Пусса.
– И что ты хочешь от меня?
– Сущий пустяк. Я хочу знать, кто эта баба и где ее найти. Пусси Пусс знает это совершенно точно.
– Тебе не кажется, что это бред? – спросил Гавриил Глебович.
– Это не бред. Это правда. Она в нашей российской действительности круче любого бреда бывает.
– Я не хочу связываться с этим делом, – сказал Гавриил Глебович.
– Но это – ваш сын!
– А что мне с того? Я его никогда и не видел. И желанием таким не горю. Так что…
– Стойте! – властно сказала Маруся. – Вы должны понимать, что с этим делом я пойду в полицию. Не могу не пойти. Вот прямо сейчас. Мне надо найти сына. И я ни перед чем не остановлюсь. Я дам полиции след. И они будут спрашивать Пусси Пусса уже официально. А потом Пусси Пусс расколется. Ментам, Гавриил Глебович. И вы от его показаний, кажется мне, уже не отмоетесь. Я вас не шантажирую. Я просто говорю о единственно возможных действиях. Которых пока что можно избежать.
«Какая умная и цепкая сучка», – подумал Гавриил Глебович.
– Хорошо, – капитулировал он. – Я свяжусь с ним.
– Когда вам перезвонить?
– Я сам тебя наберу.
– Полчаса, Гавриил Глебович.
– Ты мне диктуешь? – спросил он.
– У меня нет другого выхода, – сказала Маруся. – Каждая секунда на счету.
– Но ты ставишь мне условия.
– Ставлю. Я хочу, чтобы вы это выяснили. Это жизненно важно.
– Хорошо, – сказал Гавриил Глебович.

Пластмассовая Маруся напугала его. Вселила не страх, но беспокойство. Но из ситуации еще можно было выйти с минимальным уроном. Гавриил Глебович нажал отбой и набрал номер Пусси Пусса.

***

В загородном доме у Ромы Пусси Пусса был бассейн. Не лоховской, а настоящий, сжиравший уйму денег. Но Роме он нравился.

Голый рэпер, красиво играя рельефной мускулатурой, пил мартини, прислонившись к бортику. В бассейне были телки. Восемь охуительных телок, йоу! Пусси Пусс, ты крут. Все тебе завидуют. Но завистники никогда не будут плескаться с восемью голыми телками. И каждая из них мечтает, чтобы ты ее выебал, чувак!

«А действительно, кого я буду ебать сегодня?» – задумался Пусси Пусс.

Рэпер обвел взглядом свой мокрый гарем. Грету? Эта опиздинительная блондинка была потрясающе хуевой певицей, но от ее внешности все выпадали в осадок. С Гретой хорошо зажигать на тусах. Но ебать ее было так себе. Она оставалось холодна. Когда она испытывала оргазм, она не кричала. Берегла голос. Которого и так не было. Но Грета, типа, думает, что он есть.

Нет, сегодня ебем не ее. А, наверное, вот эту цыпу – фотомодель Роксолану. Папа француз, мама узбечка. Клевая штучка. И, кажется, умненькая. Читает книги в айфоне. Значит, мазохистка. Надо причинить ей боль. Это может получиться интересный секс. Но это потом. Надо обставить, наручники принести, всякую БДСМ-хуйню. О, завтра это сделаем, точняк.

Пусси Пусс чувствовал возбуждение. Его могучий хуй – бродяга, побывавший во всех дырах самых охуительных телок, на которых дрочит все СНГ – наливался силой. Телки заметили, стали принимать картинные позы: выбери меня, Рома!

Может, вот ту африканочку? Или вот эту, с красивыми сиськами? Или вот ту – с пирсингом? Хотя нет. Ее надо ебать в жопу, потому что у нее вся пизда в кольцах, только своего красавца поцарапаешь. Такое уже было. Так что нет. Да и вообще, что она здесь делает? Нахуй ее гнать отсюда. Не будет больше Рома ее ебать. Нечего здесь делать этому чудовищу.

Выебет-ка Рома вот эту вот огромную чувиху. Как ее? Брунгильда, во! Брунгильда, действительно была огромна. Ее сиськи напоминали пушечные ядра. Охуительная баба. Правда, в пизде утонуть можно. Но Рома не утонет.

И тут зазвонил смартфон. Рома с ненавистью покосился на этот долбаный кусок дерьма. Огрызок светился синим.

«Что за лох звонит и смеет разгонять мои мысли о ебле?» – подумал Рома.
«ГГ», – высветился номер абонента. Этому надо было ответить. Когда звонит ГГ, у ПП появляется море бабла, йоу! Говори, чувак!

– Привет, большой человек! – сказал Рома. – Для тебя есть охуительные новости из Карибского региона. Ты не поверишь, чувак. Давай, подгоняй КамАЗ, щедро отсыплю.
Рома называл олигарха на «ты», и сам охуевал от своей крутости.
– Я не по этому вопросу, – сказал Гавриил Глебович. – Меня тебя спросить кое о чем нужно.
– Да, чувак, спрашивай. Считай, что я Александр, нахуй, Друзь.
– Ты сегодня посылал людей в некую лабораторию. Кто тебя об этом просил?
– Эй, чувак! Ты ушел к другому дилеру? Что за говно тебе впарили? Откуда ты взял этот бред?
– Рома, блядь. Я забочусь о тебе, баран ты ебаный.
– А мне-то чо париться?
– Ты чалиться скоро будешь, мил человек. Если повезет, в КВН поиграешь в зоновской самодеятельности.
– Э, большой человек! Ты меня грузишь! Скажи по-русски, что за хуйня? В чем проблема?
– А в том, что твои орлы похитили человека. А мама этого человека, моя знакомая, узнала, что это – твои люди. И она примерно через полчаса пойдет в полицию. И к тебе, нахуй, явятся служивые.
– Э, нахуй они тут нужны! И никого мои долбоебы не хитили. Они нахуй обосрались. Чего-то там увидели. Пришли все в говне и с пустыми руками. Вот и все, что я про это знаю.
– Слушай, Тупак Шакур, блять, я тебя спасти, нахуй, хочу из когтей Фемиды. А ты не понимаешь своего этого счастья. Кто тебя попросил послать людей? Скажи мне истинную правду, и я смогу тебя отмазать.

И Рома сказал.
«Прости, Ленок, – подумал рэпер. – Но кое-какие вещи на этом свете дороже. Ты была хороша в бассейне, но бабы твои – редкостные шмары и страхопиздища. Умц! Умц! Умц-па-па! Время страхопиздищ наступает, чувак. Хочешь поебаться но вокруг лишь фак! Тебя окружают силиконовые губы. Силиконовые губа для твоей залупы… Блядь, охуенный рэпак. Надо записать».

А потом вдруг пришла здравая мысль.

Пусси Пусс вылез из бассейна, закурил сигару и пошел в будку охраны, где сушили подштаники обосравшиеся уебаны.

Увидев голого Пусси Пусса, дебилы вскочили и вытянулись, жадно пожирая его глазами. Рома смотрел на них, шевеля сигарой.

– Значит, так, долбоебы, – сказал он. – Я зол на вас. И я практически вас уволил. Но удержаться вам, чуваки, поможет счастливая случайность. Вот ваш последний шанс.
– Все будет кул, Пусси! – сказал старший долбоеб, Вовасий. Он был неотдупляемо туп. Но и стоил недорого.
– Я дам вам адрес, на Речном. Вы съездите туда к той телке, что сегодня с вами была и заберете у нее дрища.
– А что забрать? – спросил Вовасий.
– Дрища!
– Так это деепричастие.
– Блядь! – заорал Пусси Пусс. – Бегом, нахуй. Одно колесо здесь, другое хуй знает где! Долбоебы бросились выполнять.

Ебаться Пусси Пуссу уже не хотелось.

***

Узнав, что хотел, Гавриил Глебович перезвонил Марусе. Та ответила с первого же гудка.
– Спасибо, – сказала Маруся. – Больше я вас не беспокою.
– Обязательно побеспокой и расскажи, чем все кончилось.
– Ладно, мне некогда, – сказала эта удивительная женщина и нажала отбой.

«Я мог бы ее тогда полюбить, – подумал Гавриил Глебович. – И, может быть, я был бы счастлив». Бурю пронесло стороной, и на душе снова стало легко и спокойно.

Но на безоблачное небо счастья вдруг наползли черные тучи сомнений. Сможет ли Маруся справиться с вызволением сына? Ведь, если ей верить (а она, вроде, не сумасшедшая), мальчику угрожает смертельная опасность. Маруся, конечно, крута. Но…

Олигарх взял мобильный и сказал:
– Егор, ко мне!
Не прошло и минуты, как в дверях кабинета вырос статный и красивый Егор. Лучший телохранитель. Четверть века на службе.
– Не в службу, а в дружбу, Егор, съезди на Речной. Там какая-то баба похитила парнишку. Надо забрать мальчонку-то.
– Так и сделаем, Гавриил Глебович.
– Выполняй срочно, родной!
– Так точно. Только один вопрос, товарищ командующий. Его вам привезти?
– Ни в коем случае, – ответил Гавриил Глебович. – Домой его доставь. У него дом есть. Он адрес тебе скажет. Сюда – не вздумай!

Егор, похоже, ничего не понял, но сказал «есть» и поехал выполнять приказ.

«Ну, вот теперь можно и успокоиться», – подумал Гавриил Глебович.
Он насыпал себе колумбийского чистяка, втянул через стодолларовую купюру. Пришел кайф. Но какой-то неправильный. Словно мертвящий. Синеватым сиянием исходящий. Зловещий.

«Бэд трип», – подумал олигарх. Плохие приходы случались все чаще. Они были отравлены ядом близкой смерти. Забыться не получалось.

Гавриил Глебович продышался, потер пальцем десны. И тут зазвонил телефон. Номер, который высветился, Гавриилу Глебовичу не был знаком.

Сегодня олигарх уже устал от звонков с незнакомых номеров, но кокаиновый кураж заставил его ответить.

– ОЙ, Гавриил Глебович, здрасьте! – замяукал в трубке гнусавенький женский голосочек. – Меня зовут Таня, я продюсер телеканала… Хотим пригласить вас в программу Андрея Малахова.
– С удовольствием, – сказал Гавриил Глебович. – Обратитесь к моей помощнице, в приемную. Она назначит вам время.
– Вы не поняли, Гавриил Глебович, – дерзко сказала Таня. – Запись у нас завтра.
– Это ваши проблемы.
– Не совсем, – возразила продюсерша. – Тема программы будет «Семейные тайны олигарха». В общем, про вас.
– Про меня?
– Конечно. Весь наш коллектив считает, что вы должны присутствовать.
– Да ни за что! – раненым кабаном взревел Гавриил Глебович. – Идите вы нахуй! Только посмейте залезть в мои тайны! Я вас засужу! Нахуй!
– Очень жаль, что мы не нашли взаимопонимания, – сказала девчонка с телевидения. – Хорошего вечера. Если все же надумаете, перезвоните по этому номеру.

«Пожрать бы надо, – подумал олигарх. – Что за день такой сегодня? Куча каких-то дрянных, ненужных проблем. Да еще Малахов этот…»

И снова раздался звонок. Гавриил Глебович взглянул на определитель и оцепенел. Потому что этого человека он боялся. Не хотел даже имени его вспоминать. Зачем он звонит? Когда он уже сдохнет, наконец? Он же старый уже!

– Да, Николай Николаевич! – сказал олигарх.
Чиновник из администрации президента, непотопляемая гнида при любой власти, человек, хотевший застрелить Гавриила Глебовича в подвале уебищ, сейчас зачем-то звонил.
– Ты что же творишь, мил человек? – с ходу пустился в наезд Николай Николаевич. – Тебе жить нормально надоело, Гаврюша?

Последний раз этой унизительной кличкой Гавриила Глебовича называли в прошлом тысячелетии. Олигарх разозлился. В гневе он для многих был страшен. Но, к сожалению, не для Николая Николаевича.

– Что случилось-то?
– А то случилось, что зря ты нахуй уважаемых людей посылаешь! Которые тебе со всем уважением предлагают в телевизор попасть. Зачем ты так?
– Нечего копаться в моей личной жизни, – сказал Гавриил Глебович.
– А ведь это очень интересно, – с совсем уж иезуитскими интонациями сказал собеседник. – Там чего только не найдешь. И резню под елкой, и особое мясцо в сковородке, и любительскую лоботомию. Удивительная история, правда? Малахов хочет осветить ее уже очень скоро, Гаврюша.

Гавриил Глебович застыл. Значит, все-таки всплыло все это. Значит, вот оно как. Сейчас бы повеситься да ни одна веревка не выдержит.

– Мы тут все охуели, когда про это узнали, – продолжал чиновник. – Так что не дразни общественность, Гаврюша. Съезди завтра, куда тебя приглашают. Та тема тебе тоже не понравится, но это все-таки не домашняя лоботомия.

Это сложно представить, но Гавриил Глебович дрожал. Неожиданно пришел пиздец. Если и было на свете что-нибудь, чего Гавриил Глебович боялся сильнее смерти, то это – та самая история, на которую намекал чиновник.

Гавриил Глебович схватился за телефон и непослушными макаронинами пальцев принялся набирать номер продюсерши.
А та – не отвечала.

«Только не это! – умолял Гавриил Глебович. – Ответь! Ответь же, сука, ебаная падаль! Ответь!» Он уже совсем было отчаялся, когда продюсерша вдруг снизошла до ответа.

– Ой, Таня, – с облегчением сказал Гавриил Глебович. – Я хотел извиниться. День тяжелый был.
– Бывает, – прогнусавила Таня. – Так вы приедете?
– Ну, конечно.
– Значит, жду вас на проходной главного корпуса Останкино в 16:00. Не опаздывайте. С собой возьмите паспорт.
– А охрану как провести?
– Охрана подождет вас снаружи. Не бойтесь. В Останкино никто на вас не нападет.


Продолжение следует...