СТАРШИНА
Не было команды «Подъем!», как и небыло команды «Строимся на завтрак!». Я проснулся в десятом часу дня.
Солнце уже сильно припекало. Больше половины ребят уже слонялись от безделья по полю. Я протер глаза, глотнул воды из своей фляжки, этой же водой умыл лицо. Потом я разыскал Серегу Карпина — он, в отличие, от меня, решился спать в маталыге и даже не слышал, как ночью на нас чуть не наехали самоходки из артполка.
— Вот нихуя себе! — удивился Серега, когда я ему рассказал про ночные «наезды». — Я б под тентом обосрался!
— Я бы тоже обосрался, да не успел просто. — без тени улыбки ответил я Сергею.
Никаких команд, никаких построений — шел второй день наших учений.
Вода в наших фляжках уже истощилась. Мы второй день голодные. На все вопросы комбату третьей батареи о еде, он нас посылал куда по дальше, так как сам уже нервничал по этому поводу.
Тот старшина, что был назначен на доставку в поле провианта для солдат, прибыл на службу в дивизион совсем недавно. Высокий, белобрысый, на вид чуть старше тридцати лет. Не знаю, где он проходил службу до нашего дивизиона, но нам он уже не нравился только потому, что мы из-за него голодаем больше суток. Комбат предполагал, что, возможно, КАМАЗ сломался и прапорщик не может привезти еду, но ведь и КАМАЗ-то у нас не один — могли б и заменить. Телефон у Смолова тоже разрядился, а потому позвонить старшине он не мог. Телефонная связь, протянутая до следующей огневой, где были другие батареи, ночью оборвалась — видимо те самоходки из артполка намотали полевку на свои гусянки. В общем, все ни к месту — и учения эти были совсем не в радость, так как, собственно и самих учений-то не было. Просто выгнали ребят в поле и все. Сняться с места дислокации комбат тоже ни имел права — не было приказа. Смолов отправил пару своих ребят на восстановление связи и одного человека на соседние огневые, чтобы узнать обстановку.
Ближе к вечеру на горизонте замаячил КАМАЗ.
Так как мы все уже сильно изголодали, то команды, чтобы построиться для приема пищи, нам даже давать не нужно было! Как только я увидел КАМАЗ, приближающийся в нашу сторону, я сразу же дал распоряжение своему взводу, чтобы построились у тягача.
Когда КАМАЗ подъехал, я развернул свой взвод и выстроил с котелками напротив бортов, откуда и предполагалась раздача пищи.
За нашим взводом пристроилась третья батарея.
Из кабины показался старшина третьей батареи, оступился на ступеньке, не удержался и упал на землю. Встал, отряхнулся, что-то проматерил себе под нос и пошел открывать борта.
Когда борта открыли, старшина взобрался в кузов, подозвал двоих пареньков с третьей батареи, чтобы те занялись раздачей пищи. Все то время, пока старшина вместе со своими бойцами пытались организовать раздачу, мы терпеливо ждали, сжимая свои алюминиевые котелки в руках. Наконец старшина разобрался, где у него каша, где суп, под каким брезентом он хлеб припрятал…
— Третья батарея, подходим на раздачу пищи! — громко скомандовал старшина.
Вот это поворот!
По штату в дивизионе наш взвод всегда стоит первым. Это такая условность, которая дает нашему взводу право быть в любом дивизионном построении первыми. Но, даже если убрать все эти нюансы, свой взвод я построил первым, а уж потом и батарейные подтянулись! Теперь же, старшина в наглую выделяет своих бойцов, двигает мой взвод, чтобы его батарея поела первой! Мне это очень не понравилось. Возможно, старшина решил так реабилитироваться перед своей батареей за то, что он набедокурил с доставкой провианта, но ведь не только батарея его голодала, но и наш взвод.
Третья батарея стала подтягиваться ближе к открытым бортам.
— Взвод свой подвинь! — эти слова я услышал от молодого сержанта своего призыва, которого поставили одним из командиров отделения в третьей батареи.
— Я тебе сейчас челюсть в другую сторону подвину, олень, блядь! — сам не ожидая того, выпалил я в ответ.
Наверное, во мне говорила не только обида за то, что мой взвод так нагло двигают в сторону, но еще и голод с ночными событиями подрасшатали мои нервишки. Я не собирался просто так сдаваться и молча отодвигать свой взвод только потому, что какой-то старшина решил выделить свою батарею.
Сержант с третьей батареи попытался что-то сказать мне в ответ, но заглянув в мои глаза, решил больше не просить передвигать мой взвод.
— Хохол, не выебывайся! Хули ты цирк устраиваешь?! Старшина приказал! — это уже сзади строя третьей батареи говорил кто-то из старослужащих.
— Да мне похуй, что ваш старшина приказал! Схуяли вы мой взвод задвигали?! Мы первые построились, так что хуй я вам уступлю!
Возражать старослужащим из батарей я начал… да тогда и начал, наверное. Со своим призывом мне было легко справиться во всем дивизионе, так как они приехали с учебок растерянными, и старались не лезть лишний раз на рожон. Со старослужащими же я общался нормально, но чтобы так откровенно спорить — это я уже прыгал выше головы. Тот инцидент, где я двоим по лицу ночью бил не считается, так как там была угроза жизни и здоровью и это все понимали. Будь то обычный будний день, и возникни такая же ситуация, я бы, скорее всего, смолчал, но этот старшина, это палящее солнце, этот голод и та самоходка, что чуть нас не раздавила…
— Третья батарея, хули вы там встали?! Подходим к раздаче пищи! Сержант, убирай нахуй свой взвод! — Последние слова старшины уже были адресованы напрямую ко мне.
И так, с кем я еще не спорил — с сержантом своего призыва спорил, со старослужащим с третьей батареи спорил…
— Нихуя не сдвину! — как можно доходчивее ответил я старшине, чем пополнил свою копилку для споров.
— Чего? Чо ты там тявкнул? — брезгливо скривился старшина, показывая всем своим существом, что ему неприятен разговор со мной.
Старшина опытный вояка, участвующий во второй чеченской компании, я же девятнадцатилетний пацан чей срок службы еще и года не насчитывал. И сейчас на нас двоих с интересом смотрели мой взвод и третья батарея — кто кому уступит? Я уступать не собирался.
— Я говорю, что мы первые построились, а потому сдвигать свой взвод я не буду! — я решил идти до конца.
Старшина еще что-то буркнул себе под нос, помотал головой, мол, что за день такой, а потом спрыгнул с КАМАЗА и направился в мою сторону.
Глядя на старшину я понимал, что он ко мне идет, явно не разговоры разговаривать, а скорее проучить зарвавшегося зеленого юнца. Все вокруг молчали.
— Ты что, щенок, на солнце перегрелся? — подошел старшина ко мне вплотную.
Если бы за каждого «щенка», коим меня часто обзывали офицеры и старшины в армии, я бы получал по рублю, то увольнялся бы миллионером…
Когда старшина ко мне приблизился, я отчетливо услышал перегар из его рта. Да и вблизи, глядя на его помятое, все в отеках лицо, легко было догадаться, что он пил не менее двух дней. Выходит, когда мы голодали в полях, старшина бухал где-то в городке, наплевавши на свой личный состав. Когда же старшина проспался, то вспомнил, что у него в полях есть люди, которых нужно накормить и решил проявить свой служебный долг — привезти еду своим подопечным. Все это никак не красило старшину третьей батареи, и придавало мне больше уверенности в моей правоте.
— Ты детей своих щенками называй! Бухал где-то, пока пацаны голодали, а теперь приехал с бодуна и права качаешь! — не помню, в каком тоне я это сказал, но, думаю, до старшины мои слова дошли в нужном понимании…
Сначала у старшины скривилась губа, потом часто заморгали глаза и, уже потом, его правая рука стремительно пошла на встречу с моим лицом. Я увернулся. Взвод расступился, чтобы не попасть под горячую руку старшины. Я поднял руки, приняв боевую стойку.
Плевать что старшина! Сегодня он для меня просто обыкновенный пьяница, что оставил свой личный состав без еды!
Вот старшина снова сделал попытку меня ударить правой рукой. Левая рука у него была все время опущена, открывая левую половину лица для удара. Грех не воспользоваться таким моментом — когда старшина снова сотряс воздух правой рукой, я отпрыгнул в сторону и нанес ему удар рукой по левой щеке!
Бац!
— Ах, ты сучонок! — взревел старшина и снова попер на меня с кулаками.
Кстати, «сучонка» можно смело добавить в копилку на пару с «щенком», для моего рублевого богатства…
Когда старшина вновь на меня навалился, осыпая ударами рук, я не смог увернуться и мне ничего не оставалось сделать, как принять ближний бой и вступить в полный контакт — я нырнул под руки старшины, ухватил его за корпус и перекинул через бедро. Падая на землю старшина потащил меня за собой и мы оба покатились по траве продолжая бороться.
Я уже ни о чем не думал. Ни о еде, ни о том, что передо мной ни рядовой боец, а старшина третьей батареи. Я просто хотел дать отпор и доказать свою правоту. Хотя, в армии не принято обсуждать приказы вышестоящего руководства, мне было до боли обидно, что к нам отнеслись не по справедливости.
Поймав старшину в удобном положении на земле, я навалился на него сверху, надавил левым локтем ему в грудь, потом резко ударил правым кулаком по лицу! По ослабевшей хватке старшины было понятно, что этот бой он уже проиграл. Вопрос был только как закончиться этот поединок — я уже нанес старшине не менее двух — трех ударов по лицу и не собирался останавливаться, так как злость во мне еще кипела. И кто знает, чтобы я сделал со старшиной если бы не комбат Смолов.
Когда, в очередной раз, я собирался ударить старшину по лицу, чьи-то мощный руки схватили меня за плечи и отшвырнули в сторону. Я упал на спину. Не успев поднять голову, мне в подбородок пришелся точный удар ноги, который выбил меня из равновесия и я снова упал.
Придя в себя через пару секунд, я поднял голову и увидел младлея Смолова, что надвигался в мою сторону. За спиной комбата уже вставал старшина и тоже направился ко мне. Я встал, сжал кулаки.
— Вот как значить! Двое на одного? — не разжимая кулаков, с досадой сказал я. — Вас же не было здесь, товарищ лейтенант. Вы не знаете, из-за чего все началось.
Пока мы боролись со старшиной на земле, комбат третьей батареи был где-то в поле. Увидев у машины потасовку, тот незамедлительно прибежал на помощь своему старшине, видя как тот кувыркается по траве с сержантом взвода управления.
— Я не позволю солдатам бить в моем присутствии старшего по званию! — остановился комбат.
— Я его закопаю, блядь! — вырывался из-за спины Смолова старшина третьей батареи.
— Да иди те вы оба! — я махнул рукой на офицера со старшиной, развернулся и пошел в сторону тягача.
В спину мне что-то из обидных слов кричал старшина, слов младлея я не слышал.
Через полчаса ко мне пришел Серега Карпин и принес в котелке кашу.
— Ты когда ушел, комбат старшину отчитал, за то, что тот не появлялся больше суток.
— А кого первыми накормили? — решил я все-таки уточнить эту деталь, за которую, собственно и пострадал.
— Нас, братан! — улыбнулся Серега. — Комбат отправил старшину в кабину и сам встал у «руля» раздачи. Сначала наш взвод поел, потом третья батарея.
— Выходит не зря я этому старшине в бубин-то съездил?
— Не зря. — подмигнул мне Серега и протянул фляжку с остывшим чаем.
Когда КАМАЗ со старшиной уехал, комбат построил весь личный состав и довел, что боевых учений не будет. Будут тренировки по привязке к местности, подготовка КНП и огневой на скорость, в общем, ничего особенного — просто убить время.
Ближе к вечеру ко мне прибежал боец из третьей батареи и передал от имени своего комбата пачку хороших сигарет.
— Что это? — не сразу понял я жест комбата.
— Смолов передал. Сказал, что ты поймешь. — отчитался боец и убежал в сторону своей батареи.
Что ж. Конечно же сам Смолов, будучи офицером гордым, не позволил бы себе подойти и извиниться лично за сегодняшний инцидент. Хотя, как мне кажется, Смолов не должен был извиняться за себя — он все сделал правильно, когда разнял сержанта со старшиной и при личном составе, на моем примере, дал понять, что нарушать субординацию нельзя. Тут я даже спорить не стану. Так к чему же была эта пачка сигарет? Скорее всего Смолов извинялся за своего старшину, так как прекрасно понимал, почему я так с ним поступил и почему вообще возник этот спор. Как бы то ни было, зла на комбата я не держал, а после его жеста с сигаретами, еще больше зауважал комбата!
Что до старшины, до по приезду в полк, тот снова забухал. Одного месяца Смолову хватило, чтобы понять, что ему такой старшина не нужен и он ходатайствовал Перову, чтобы старшину уволили, либо перевели в другое подразделение. Командир дивизиона спорить не стал и уже через неделю, после того, как комбат пришел к Перову, старшину мы больше никогда не видели.
