Вы, мои постоянные подписчики, наверное уже заметили, что я пишу здесь не всё подряд. А только если что-то очень волнует, что-то очень не так и хочется бежать спасать Землю.
Ну и из прошлой жизни пишу моменты, которые очень сильно повлияли на мою судьбу, жизнь и голову. И так.
Я очень любила папу. Он был такой большой, и сильный, заботливый и никогда меня не бил, в отличие от мамы, которая один раз побила меня за то, что я кашляю, но она сейчас типа не помнит. Но мама мне постоянно внушала, что папа мой - врун, балабол, никогда не выполняет обещанное. И я как-то верила(я ж мелкая, а это ведь мама). И тут получилась очень интересная такая фигня. Папа выпил после бани, и сказал, что он возьмёт меня на рыбалку с собой. А мы все вместе сидели за столом(и маме захотелось наверное принизить отца) и мама говорит:
- Вот пусть завтра и бери её с собой на рыбалку. Но наврешь же, ребёнку пообещаешь и не возьмёшь всё равно.
А мне было лет 6 или 5. Не помню. Папе было плохо при жене, при тёще. И я почему-то в это уже время всё понимала. И когда он собрался, я не стала ему напоминать. (Да и вообще, если честно, я спала). А он разбудил и сказал :
- Тома! Пойдём на рыбалку!?
Я оделась сама, как взрослая и пошла.
Мы шли, шли, шли, шли.... Долго. У меня уже "ножки устали идти". Я стала кукситься. А он меня перенёс через ручей на руках, и мы оказались в поле. ТАКОЕ ОГРОМНОЕ ПОЛЕ! С рожью. Потому что колосья были с палочками острыми сверху.
Это пшеница. Из неё делают белый хлеб
Это рожь. Из неё чёрный хлебушек делают
И я стала проситься походить по полю. Он держал меня за руку, большой, умный и добрый папа. И он отпустил, говорит:
Я стала бегать во ржи. Бегала, бегала, пока не запыхалась совсем. А потом остановилась в поле и думаю, что надо к папе вернуться, а как? Кругом колосья шерстяные выше меня, задираешь голову кверху - а там синее небо! Куда бежать, не знаю, чтобы к папе. Вокруг всё одинаково : и туда, и сюда - колосья жёлтые выше меня ростом. А сверху небо - синее и безучастное к моему горюшку детскому.
Я пометалась, как поросенок бесхозный, туда-сюда, остановилась, подняла мордаху к этому синему безразличному небу и как начала орать! Прям и рыдала, и выла, и вывела все рулады, которые может только вывести маленький потерявшийся ребёнок.
И вдруг. С неба. Папино весёлое лицо.
- Ну ты чего орёшь-то? Чего плакать? В хлебах же тонешь, не в реке... Тут не плакать, а радоваться надо.
И протягивает мне свои широкие мозолистые руки, сажает меня на плечи, и сам, как ледокол, идёт через поле к дороге, со мной на плечах. А колосья ржи хлещут его по поясу, по офицерскому ремню, по бляхе. Я притихла. Ведь вдруг же выронит? Мама же сказала что у него "руки-крюки и ни на что не гож"? И каждый раз, когда берет, мама же говорит:"Поставь, уронишь, будет дибилка потом!"
А потом, когда мы шли уже по дороге к речке, он рассказал, как рождается тяжело хлеб, как он нам, людям, даётся в руки, тяжело, с трудом, потом и кровью. И что это не просто трава какая-то, а это реально будущий хлеб, и будет ещё уборка, и обмолот, и перемолка и много много ещё всего, чтобы мы ели хлеб. А сейчас это да, похоже на просто высокую траву.
Это только одно звено из многих, как рождается хлеб. А там, впереди, ещё много работы.
И я успокаивалась. А он мне рассказал, как белый хлебушек делают, а как чёрный. Какие нюансы есть, чем отличается рожь от пшеницы. И я в тот момент поняла ценность хлеба. Это ж не доллар надо считать по рублям, а хлеб. Сколько хлеб стоит, такова и жизнь.
С тех пор, у меня сердце кровью обливается, когда сынки богатеев ездят по полям на квадрациклах "ради прикола" и мнут колосья, так что их уже не убрать комбайном, они остаются в поле под снег, мышей кормить. Вот моя бы воля, с ружья б их била. Ведь это же хлеб! Как же так? Ведь, что по полю проехать на мотике или квадрацикле, что на буханку тёплого хлеба наступить грязным берцем и вмять его в глину - одинаково. Так только в фильмах про фашистов показывают, как они на танках мнут колосья и радуются. А эти блин тоже, мнут колосья на квадрацикле и радуются...
Хлеб. Хлебонько. Хлебушек.
