Офицеры

Михнов Павел Емельянович родился в 1922 г. в Михайловском р-не Уссурийской обл.

Окончил школу № 13 в г.Сучан, где проявил себя активистом. Был членом городской футбольной команды Сучана.

В 1941 г. призван Сучанским РВК в ряды Красной Армии. Направлен на учебу в Омское военно-пехотное училище, после окончания которого 16 октября 1941 г. ему было присвоено звание лейтенанта.

Участвовал в боях на Западном, Северо-Западном и Воронежском фронтах. Командир батальона 86 стрелкового полка 180 стрелковой дивизии, старший лейтенант Михнов Павел Емельянович погиб в бою 5 февраля 1943 г., защищая деревню Захаровку Харьковской области.

За героизм и мужество, проявленные в сражениях, награждён орденами - Красного Знамени и Красной Звезды.

Галич

Через пару дней при оставлении Сколе, уже в городе Стрый, к нам в группу влились артбатарея и танковая рота из частей Красной Армии, потерявшие связь со своими частями, а также дивизион железнодорожных войск НКВД. Так что к этому времени мы представляли уже значительную силу. Однако вышестоящим командованием нам предписывалось, чтобы мы по возможности не стремились вступать в бой с фашистами, а сохранили свои силы для последующих боëв. Была поставлена задача как можно быстрее достичь города Галич Станиславской области, где немцы намеревались нас отрезать и в окружении уничтожить. Пришлось совершать длительные марши. И всë же в Галиче немец поджидал нас. Некоторые подразделения, в их числе и я, сумели перейти по мосту в районе этого города реку Днестр, а остальные оказались отрезанными, т.к. мост по приказу армейского командования взорвали сапëры, и мы вступили в бой.

Возглавляли бой старший лейтенант Наумов и комендант 5-й погранкомендатуры капитан Терентьев Г.С., который со своими людьми действительно примкнул к нам в Долине. Сюда он вышел, отбиваясь своими силами от наседавших на него мадьяр. После Галича мне уже больше в ходе войны не удалось встретиться с Наумовым. А Наумов, будучи раненым, с группой пограничников ушëл в леса партизанить. Вначале он возглавлял разведку в партизанском соединении Ковпака, а потом и сам возглавлял прославленное кавалерийское подразделение партизан Украины. Уже в 1943 году он получил звание генерал-майора и Героя Советского Союза. Последняя встреча с Михаилом Ивановичем у меня состоялась в сентябре 1971 года, когда по моей инициативе мы собирались на встречу ветеранов-пограничников 94 погранотряда.
Оказавшись на другом берегу Днестра я попался на глаза одному майору, как будто командиру 576 артполка (точного номера части из-за давности не помню), который приказал мне со своими пограничниками прикрывать его отход. В это время к нам на автомашине подъехал инструктор пропаганды отряда старший политрук Кондратенко, передавший мне свою автомашину и назвавший место сосредоточения отряда. Но так как в первые дни войны существовало правило, что младший по званию подчиняется старшему по званию, будь он и старше по должности, мне пришлось подчиниться майору, тем более это был командир полка со своими людьми и техникой. Итак, в течение нескольких суток, мы отбивались от наскакивавших на нас немецких автоматчиков и пулемемëтчиков, посаженных на мотоциклы. А немцы тогда вели себя и действовали нагло. Они слепо верили в превосходство «своей» нации, тем более над русскими.

Киев. Бровары. Mышеловка
И только через несколько дней я нашëл расположение своего штаба отряда, где оказался только автотехник Костя Соляник с группой шофëров. Последний объявил мне, что сегодня им зачитали приказ об исключении меня и других пограничников из списков, как отставших от части. Он же мне сообщил, что местом сбора личного состава отряда установлено местечко Бровары под Киевом. Это был довоенный летний лагерь 4-го Краснознамëнного стрелкового полка ВВ НКВД. В этом лагере размещался штаб Юго-Западного направления, возглавляемого Маршалом Советского Союза С.М.Будëнным.
Не успел прийти в себя, как нас подняли, посадили в автомашины и направили на одну из окраин города Киева для занятия обороны. Здесь недалеко, в населëнном пункте, именуемом Мышеловкой, наши части вели упорные бои с фашистскими войсками. На второй день нас сняли оттуда и возвратили обратно в лагерь в Бровары. А ещë через несколько дней нам объявили, что мы в составе 6-го армейского корпуса будем вести наступление на Белую Церковь, для чего нас на автомашинах для сосредоточения подвезли к городу Василькову, расположенному на пути к Белой Церкви.
Перед выездом в Васильков я однажды оказался в одном из его сëл, где встретил группу штабных офицеров отряда. Вдруг откуда-то на легковой автомашине появился начальник отряда майор Босый, увидев меня, сказал, что прорвались немецкие танки. Не исключено, что они окажутся и в этом селе. Он предложил мне с указанной группой офицеров организовать оборону данного села и подготовку к встрече немецких танков. Оружия у нас, кроме пистолетов, ни у кого не было. Среди присутствующих офицеров были строевые и старше меня по званию. Я заявил Босому, что с нашим оружием ни о какой обороне не может быть и речи, тем более среди нас есть старше меня офицеры. Им и положено возглавить оборону. На это Босый ответил, чтобы я прекратил разговоры и занялся порученным делом.

Отрыв наспех на окраине окопов (лопаты позаимствовали у местных жителей), мы разместились в них в ожидании противника. Перед отъездом из села Босый пообещал поддержку. К нашему счастью, немецкие танки в этот день не появились. Помощи мы никакой не получили. Поздно вечером в расположении появился связной отряда, который передал приказание начальника отряда о снятии с этого участка и движении в другой населëнный пункт.

Васильков. Телеграмма в Подмосковье.

Хорошо помню, в город Васильков мы прибыли 16 июля. Прошло почти около месяца, от жены я не имел никаких сообщений. Она была в то время в положении, последний месяц в ожидании ребëнка. Мне захотелось попить воды и я зашëл в первый попавшийся дом. Попив воды, я попросил, не может ли она послать моей жене телеграмму. На что она ответила, что работает телеграфисткой на местном узле связи и в сторону Востока связь есть, на Запад связь прекращена.Жена была в Подмосковье.
И что же, через месяц я получил от жены письмо, в котором она поздравила меня с рождением дочери и одновременно утверждала, что телеграмму получила в день рождения дочери. Когда с телеграммой к ней в родильное отделение пришла моя сестра, она ей не поверила, сочла это как розыгрыш. Потом у меня с женой установилась регулярная переписка, нарушаемая только временем моего нахождения в окружении.

Белая Церковь

Наше наступление из Василькова на Белую Церковь было странным. В приказе говорилось, что мы наступаем в составе 6-го стрелкового корпуса, а фактически мы были одни — нас как слева, так и справа никто не поддерживал. Проходили только одиночные воздушные бои, в ходе которых даже был сбит наш самолëт.

Когда мы приблизились к лëтчику, он оказался раненым, — лëтчик начал отстреливаться и кричать, что мы не пограничники, а переодетые фашисты, и что последнюю пулю в пистолете он оставил себе. Всë же потом лëтчик поверил в нас, что мы пограничники, но тут же задал вопрос, как мы здесь оказались, ведь эта территория занята врагом.
Через некоторое время немцы начали обстреливать нас из артиллерийских орудий. Появились у нас убитые и раненые, среди них отчëтливо помню был и повар 7-й заставы. Вскоре был отдан приказ, чтобы мы отступили к хутору Елизаветовка (Елисаветовка) Фастовского района и там заняли круговую оборону. Фактически это был не хутор, а порядочно укреплëнное село.

Елизаветовка

Для введения в заблуждение немецкой авиации, по инициативе начальника штаба отряда майора Врублевского, быстро подготовили «артиллерийские позиции». В качестве стволов использовали окрашенные дëгтем сосновые брëвна, установленные на передках конных телег. Всë это было расставлено на небольшой высотке вокруг колхозных конюшни и коровника. И надо сказать, что эта «батарея» здорово нас на второй день, 18 июля, выручила. Немецкая авиация с утра начала бомбить наши«орудия», не подозревая, что это всего лишь камуфляж. После бомбëжки в течение дня немцы предпринимали не одну попытку, чтобы выбить нас из этого населëнного пункта. Позже нам стало известно, что он у них занимал важное место и они старались побыстрее захватить его.
Бой принял напряжëнный характер, перейдя даже в штыковую атаку. Здесь мы потеряли много своих боевых друзей, среди них начальников застав лейтенанта Титова, лейтенанта Титкова, лейтенанта Аникина, заместителей начальников застав по политча- сти М.Скляра, Н.
В селе Елизаветовка в составе своих боевых друзей я побывал через 40 лет, 18 июля 1981 года. Сюда мы приезжали со своими семьями, собралось нас около 40 человек (среди них М.Зверев, П.Латышев, А.Алексо, Зинченко и я с жëнами, И.Н.
Окольниченков с дочерью, сын и дочь погибшего Героя Советского Союза Середы, брат и сестра погибшего). Встреча посвящалась 40-летию боëв за Елизаветовку.
В селе воздвигнут солидный памятник погибшим односельчанам и нашим пограничникам. И когда я сравнил потери, то оказалось, что пограничников погибло в четыре раза больше только за один бой 18 июля, чем число погибших односельчан за 4 года войны. Нельзя сказать, чтобы пограничники безрассудно отдавали свои жизни, но слишком тяжëл и упорен был этот бой.
Прошло более 40 лет, но я до сих пор с улыбкой на устах вспоминаю забавный случай, происшедший во время боя. Я находился в окопе (который можно условно назвать КП — командный пункт мангруппы), как к нам в окоп влетел немецкий снаряд и в это же время в окопе появился маленький цыплëнок. Он спокойно вскочил на снаряд и начал об него чистить свой клювик. Забавная была картина. Я  боялся, что снаряд взорвëтся и с ним по- гибнет цыплëнок. Выбросить снаряд я не смог, он оказался горячим, да к тому же, как позже разобрался, — бронебойным.
Радушно и гостеприимно встречали нас колхозники «Перемога», устроив на прощание отличный обед. Прибывшая с нами молодëжная группа ансамбля песни и пляски Красно- знамëнного западного пограничного округа дала для жителей села свой замечательный концерт.

Но вернëмся к событиям 1941 года. Воспоминание об участии в боях против немецко-фашистских захватичиков за хутор Елисаветовка в июле 1941 года. Много невзгод и тяжëлых испытаний легли на плечи моего поколения. Но самым трудным и тяжелейшим периодом в нашей жизни были годы Великой Отечественной войны. В ней советский народ в неравной борьбе вëл схватку с гитлеровскими захватчиками, вероломно вторгшихся в июне 1941 года в пределы любимой Родины. И, к счастью, следует отметить, что ни огромные трудности и невзгоды, личные переживания и трагедии, большие потери, которые мы несли в неравных боях с гитлеровцами, не сломили нас, а заставили по-новому, по-иному осмыслить прожитые годы, с этих позиций с предельной ясностью оценить создавшуюся обстановку, своë место в ней, напрячь все свои моральные и физические возможности для разгрома подлого и ненавистного врага. Вопрос тогда стоял так: «Жить или не жить Советскому государству». Поэтому советские воины делали всë возможное и невозможное для того, чтобы в каждом бою наносить по врагу как можно более сокрушительные удары, беспощадно уничтожать его живую силу и технику, приближая тем самым нашу заветную цель и мечту — полный разгром фашистов, завоевание над ними Победы.
Свою небольшую, пусть и скромную лепту в дело разгрома врага внесли пограничники 94 пограничного отряда. Яркой страницей в этой летописи можно считать и бой за хутор Елисаветовка. Пограничники отряда до вступления в Елисаветовку уже провели основательные бои с фашистскими захватчиками в Сколевском районе Дрогобычской (ныне Львовской) области, за город Галич и населëнный пункт Монастыриска Иваново-Франковской области, райцентр Попельня Житомирской области, город Сквира Киевской области и многих других местах.
Наше прибытие в Елисаветовку было неслучайным. Дело в том, что к этому времени образовался большой разрыв между VI Армией и Киевским укрепрайоном, что к северо- западу от Фастова. Это обстоятельство вызывало глубокую тревогу у командующего Юго-Западным фронтом генерала Кирпоноса. Об этом пишет в своей книге «Так начиналась вoũна» маршал Баграмян И.Х. Для прочного удержания этой местности нужны были войска, по крайней мере, одной общевойсковой армии. А здесь на 70 километровом рубеже находился сводный отряд, в состав которого входили потрëпанные в боях 94-й пограничный отряд, 6-й и 16-й мотострелковые полки НКВД. Достаточно сказать, что в составе 94 погранотряда отсутствовали 5-я комендатура, которая почти полностью во главе с комендантом капитаном Терентьевым Г.С. погибла в боях за город Галич и Монастыриска, а также 1-я пограничная комендатура во главе с комендантом капитаном Середа И.М. и политруком комендатуры Колесниченко, полностью погибшая в боях за райцентр Попельня Житомирской области. Произошло это в первой половине июля 1941 года. Большие потери в личном составе имели и остальные подразделения погранотряда. С прибытием в Елизаветовку мы вначале получили приказ идти в наступление. Это было 17 июля. Наш путь лежал на город Белая Церковь. Двигались по полевой дороге, по сторонам которой высились созревшие колосовые. Однако в пути наша колонна была обстреляна и начальник погранотряда майор Босый П.И. отдал приказ возвратиться на хутор, где занять оборону и подготовиться к бою. Вернулись в Елизаветовку вечером. Все командиры подразделений получили задание окопаться и подготовиться к обороне. Манëвренная группа, в которой я был политруком, заняла оборону на противоположной от колхозной конюшни стороне, оседлав справа и слева полевую дорогу, выходящую из хутора и вьющуюся по ржаному полю.
Слева от нас в обороне расположились заставы 2–3–4 комендатуры. Справа никого не было. Направившиеся в разведку начальник инженерной службы отряда младший лейтенант Сухинин и рядовой Дураков (из мангруппы) были ранены и вынуждены были возвратиться в расположение части. По инициативе начальника штаба погранотряда майора Ф.И. Врублевского возле колхозной конюшни была установлена ложная артбатарея. Для этой цели пошли в ход передки от повозок, доски, фанера и смазанные дëгтем столбы. Всë это, несомненно, помогло в ходе боя. Ночь была крайне тревожной, прошла в близком соседстве с противником, отчего личный состав был несколько взволнован, но настроен по боевому.
Командный пункт манëвренной группы разместился сзади двух хат, при- мерно в 50 метрах от них, в отрытой здесь жителями щели, в которой они укрывались во время налëтов вражеской авиации. На командном пункте находился начальник мангруппы старший лейтенант Курилов, политрук мангруппы Кузенков К.М., заместитель начальника мангруппы старший лейтенант Решетников Н.И., писарь мангруппы младший сержант Иваненко и пять связных по одному от заставы. Мангруппа состояла из пяти застав.
Быстро прошла короткая июльская ночь. За работой по укреплению оборонительной системы застал нас рассвет 18 июля 1941 года. Погода была неважная. Шëл мелкий по-осеннему надоедливый дождь. Впереди сквозь густую рожь угадывалось движение фашистских солдат. Они готовились к предстоящему бою. Положение пограничников усугублялось ещë и тем, что личный состав в течение нескольких суток не получал нормального питания. И в это утро все мы остались без положенного нам завтрака.
Свой удар против нас немцы начали с усиленной артиллерийской обработки нашей передовой. Для этой цели они использовали огонь своих танков и бронемашин. С окончанием артогня немцы, открыв шквальный огонь из автоматов, поднялись во весь рост и пошли на нас в атаку.
У нас тогда артиллерийских средств или танков не было. Всë наше вооружение состояло из простой русской трëхлинейной винтовки, нескольких станковых и ручных пулемëтов. Как видим, в насыщенности боя огневыми средствами полное превосходство было на стороне фашистских захватчиков. И так было в предыдущих боях. Так продолжалось и в последующих боях до последнего боя, полной гибели 94-го отряда.
Но не дрогнули ряды обороняющихся пограничников. Они метким огнëм встретили врага. Накал боя нарастал. Наше положение затруднялось тем, что ржаное поле почти плотную подходило к нашим окопам. Это было выгодно немцам и затрудняло наши действия по маневрированию своими силами в ходе боя. Единственным выходом в сложившейся обстановке был наш переход в контратаки. Что и делали с успехом пограничники. В одной из контратак пограничников манëвренной группы участвовал начальник штаба отряда майор Ф.И. Врублевский. Нахождение в наших рядах Фëдора Ивановича Врублевского воодушевляло и поднимало боевой дух пограничников, усиливало их сопротивляемость и вызывало желание как можно больше потерь нанести ненавистному врагу. Нам было известно, что Врублевский активный участник гражданской войны, что повышало его авторитет, в наши ряды вливались как бы новые моральные силы.Гитлеровцы несколько раз волнами накатывались на нас, но сломить наше сопротивление, заставить нас покинуть хутор Елисаветовку они так и не смогли. Пограничники своими штыковыми контратаками каждый раз заставляли немцев отступать назад, нанося им ощутимые потери. В ходе боя особенно отчëтливо был слышен огонь станковых пулемëтов. Кто вëл огонь из них мне не было известно, но станковые пулемëты здорово выручали тогда всех пограничников.
Примерно в полдень на командный пункт меня вызвал военком отряда батальонный комиссар Авдюхин Н.А. Он приказал мне подобрать наиболее стойких пограничников из мангруппы для посылки их в разведку. Мною были подобраны пять человек. Их возглавлял старшина 5-й заставы мангруппы Мишин. Получив у военкома соответствующий инструктаж, Мишин с пограничниками ушëл в разведку и не вернулся. О судьбе этих парней мне ничего не известно до сих пор, хотя в ходе войны и послевоенное время я неоднократно пытался узнать, что стало с ними.
Через некоторое время меня пригласил Ф.И. Врублевский понаблюдать за поведением немцев, по возможности, если удастся, узнать их намерения, по
пытаться выяснить, не возвращаются ли посланные в разведку пограничники. Забравшись на чердак одной из хат, проделав в еë соломенной крыше отверстие, сколько мы не всматривались в расположение врага ничего увидеть не могли. Этому мешали сыпавшийся мелкий дождь и испарина от нагретой накануне солнцем земли.
Видя бесплодность своих попыток примерно к 18 часам немцы прекратили против нас свои атаки. Да и вообще следует заметить, что в первые дни войны они воевали по строго заведëнному шаблонному порядку. Вечерами и особенно в ночное время они боëв не вели. Этим обстоятельством успешно пользовались наши командные кадры для проведения разведки, передислокации частей и при выходе из окружения в 1941 году и нанесения им внезапных ударов.
Убедившись, что немцы прекратили свои атаки, по указанию командования в под- разделениях начали захоронения погибших в бою пограничников. Серьëзные потери мы нанесли немцам, но и сами понесли немалые. Подвиг пограничников не забыт жителями села. Здесь 30 мая 1965 года на площади установлен гранитный обелиск, на котором золотыми буквами нанесено:

Однако следует сказать, что погибло гораздо больше. Перечень фамилий на обелиске даже приблизительно не отражает всех потерь пограничников, понесëнных в бою за село.
К исходу дня командование погранотряда собрало всех командиров и политработников подразделений и объявило, что отряд попал в окружение фашистских войск. Предстоял выход из окружения. Перед мангруппой была поставлена задача обеспечить безопасность командования отряда в пути движения.
В полной темноте, под шум дождя покидали мы родную Елисаветовку. Впереди нас ожидали не менее тяжëлые бои. Они привели к тому, что из-за тяжëлых потерь, понесëнных в боях и особенно за город Лубны в сентябре 1941 года, погранотряд практически прекратил своë дальнейшее существование.
Следует отметить и одну твëрдую истину. На первые две атаки немцев мы сами в рукопашную не переходили. По совету Ф.И. Врублевского мы близко подпускали их к себе и дружно кричали «Ура!!!», но окопов не покидали. Нервы немцев не выдерживали, они считали, что крик «ура» означает переход в рукопашную, поворачивали обратно и удирали. Нам оставалось только стрелять по удирающим.
Применëнный нами психологический приëм оказал своë положительное воздействие на дальнейший ход боя. Несмотря на яростные атаки немцев, они захлëбывались одна за другой. Не помогали немцам ни артиллерия, ни танки и бронемашины, ни их автоматическое оружие и даже шнапс, который они изрядно употребляли перед каждой атакой. Воля пограничников, их беспредельная любовь и преданность родной партии Ленина, Советской Родине сделали своë дело — мы выстояли.
Перед заключением хочу отметить один любопытный случай. Во время одного из артналëтов к нам в окопы влетел немецкий снаряд. Никто от него не пострадал. В начале мы даже немножко опешили. Но нас из этого состояния вывел прыгнувший в окоп маленький, ещë жëлтый, цыплëнок. Не обращая внимания на наше присутствие цыплëнок прыгнул на снаряд и начал чистить об него свой клювик. От неожиданности мы даже не удержались от смеха.

Устиновсêий лес
Вечером 18 июля начальник погранотряда майор Босый отдал приказ об оставлении села Елизаветовка, на выход из окружения, которое стало для нас уже свершившимся фактом. Это было моë первое нахождение в окружении в составе 94 погранотряда. Было темно. Моросил по осеннему тихий и спокойный дождь. Под его шум пограничники покидали село, которое за короткое время, только за одни сутки нахождения в нëм, стало для нас особенно близким. На носилках несли раненого начальника 19-й заставы младшего лейтенанта Василия Данилова. Под непрерывным дождëм шли всю ночь.
К утру [т.е. 19-го июля] оказались на железнодорожной станции Устиновка, рядом с которой находилось село Ковалëвка, занятое немцам, личному составу мангрупппы для отдыха предложили помещение, в котором перед отправкой в путь отдыхали железнодорожные бригады. Помещение оказалось очень удобным — с рядом топчанов, обитых кожимитом.
Не успели мы заснуть, как в районе станции начали рваться артиллерийские снаряды. Это немцы обстреливали еë. Быстро вскочив и выбежав из помещения, услышали команду, что нужно уходить в расположенный недалеко от станции лес, который местные жители называли Устиновским. Но велико было наше удивление. Вместо леса здесь располагалась по существу небольшая роща, которая должна была укрыть несколько сотен пограничников.
Трое суток пришлось пробыть в этом лесу. Это были тревожные дни. Роща почти насквозь просматривалась и мы видели недалеко от неë движущиеся колонны немецких войск. Попытки командования отряда по проводной связи с железнодорожной станции связаться со штабом пограничного округа ни к чему не привели. Наше положение ухудшалось и тем, что совсем отсутствовало продовольствие, отдельные вылазки групп смельчаков в захваченное немцами село Ковалëвку проблему питания не снимало. Смельчаки приносили продуктов на десятки людей, а нас было сотни. К тому же эта затея не лишена была и своей опасности.
Итак, просидев без действия в этом лесу трое суток, на четвëртые покинули лес. Проводником был подобран местный житель, который в дневное время ходил на разведку местности. В гнетущем состоянии, голодные, мы покидали Устиновский лес. Наше настроение ухудшилось еще больше, когда стало известно, что наш проводник сбежал. Однако иного выхода не было. Надо было двигаться и выходить из окружения. Быстро прошли несколько часов короткой летней ночи; на день была дана команда рассредоточиться в ближайшем ржаном поле. Днëм фашистская авиация совершила облëт нашего расположения и дала даже несколько пулемëтных очередей. Очень медленно и томительно тянулось время большого летнего дня. Строились различные догадки в отношении бездействия немцев. Чтобы как-то скрасить уныние, я начал по цепочке передавать команду — сорвать пятьдесят колосков. Когда получал подтверждение, что каждым пограничником сорвано по 50 колосков, передавал другую команду — съесть 50 колосков и так повторялось по несколько раз. Это «новшество» в какой-то степени сняло с пограничников напряжëнность, они несколько расслабились.
Перед заходом солнца, каждый из нас получил задание связать по одному большому снопу. Вначале к этому заданию отнеслись скептически, а потом поняли всю его целесо
образность по ходу движения. Впереди предстояло форсировать небольшую речушку. И когда она была забросана нашими стопами, то по ним оказалось очень удобно было переходить речку. Через некоторое время на нашем пути оказалась шоссейная дорога. Еë перешли с большой предосторожностью, т.к. она на большом расстоянии освещалась запускаемыми немцами осветительными ракетами.
Для выяснения обстановки вперëд была выслана разведгруппа с составе лейтенанта Буланова Н.М., политрука Постникова А.Г. и Латышева П.А. Подразделения залегли до прибытия разведчиков. Однако они не возвращались, а время не ждало, поэтому была подана команда — продолжить движение. Мангруппа двигалась в центре колонны за командованием мангруппы. Такую команду мы получили от майора Босого ещë в Елизаветовке. Быть резервом командования отряда и сопровождать его на всëм пути движения.

Бери на себя командование. Я буду политруком
Наш путь лежал по направлению небольшой высоты, а слева в темноте слабо просматривался какой-то населëнный пункт. Как оказалось позже это был хутор Пинчуки, занятый немцами и плотно ими прикрываемый. Не дошли до самой высоты как по нам ударили немецкие пулемëты. В колонне произошло замешательство. Направо от хутора Пинчуки угадывалась ровная местность. И пограничники как-то инстинктивно почувствовали, что нужно держаться этой местности. К тому же она оказалась недосягаемая для немецких пулемëтов. Мы оказались как бы в «мëртвом» не простреливаемом пространстве. В темноте нарушилось и руководство подразделениями. Они перемешались между собой. Когда стали быстро двигаться к «ровной местности», ею оказалось коварное болото, в котором погибло несколько пограничников. Итак, весь остаток ночи прошëл в огневой перестрелке с немцами. К утру нами болото было преодолено, но подразделения между собой перемешались и единого целого из себя не представляли.
Рассветало. На пути из болота оказался крупный населëнный пункт. Наперерез нам немцы бросили несколько танкеток и группу своих автоматчиков. Видя замешательство в рядах пограничников, находящихся рядом со мной, я громко кричу находящемуся поблизости офицеру штаба отряда капитану Михаилу Мирзиашвили: «Бери на себя командование, а я буду политруком этой группы!».
Нам удалось быстро привести в порядок находившихся здесь пограничников и организовать отпор немецкой вылазке. Наши усилия вскоре увенчались успехом. Несколько танкеток было подорвано, часть автоматчиков перебита, а остальные в панике разбежались. Успеху дела помогло наше выгодное расположение на местности. Перпендикулярно нашему пути проходила высокая насыпь, вероятно в прошлом здесь проходила узкоколейная железная дорога. Этой насыпью мы и воспользовались как оборонительным рубежом.
Так и хранит до сих пор Гребëнковское болото свою тайну о количестве погибших в нëм пограничников 94-го погранотряда.
Ближайшее село от Гребëнки оказалось свободным от немцев, что нам стало известно, когда вошли в него. Оказавшись в селе, пограничники дали волю своему аппетиту. Ведь практически пищи они не принимали почти неделю. Все мои призывы к сдержанности в пище ни к чему не привели. Но зато и многие пограничники поплатились за это расстройством своих желудков.
Как только оказались на территории, не занятой фашистами, наступило полное расслабление. Как будто и не было почти недельного выхода из окружения. Всюду смех и шутки пограничников. Плотно позавтракав в первом же селе после преодоления болота, мы направились дальше. Шли примерно 3–4 часа и сосредоточились в большом селе, как будто Кагарлык, в котором правление местного колхоза организовало для нас хороший обед.
Собралось нас здесь примерно 150 человек. Проведя необходимые организационные мероприятия по упорядочению людей в одно подразделение и узнав о том, что командование отряда ещë не вышло из окружения, я решил пойти им навстречу. Взяв из мангруппы двух пограничников, мы втроëм направились на оккупированную территорию, чтобы сообщить командованию о выходе нашей группы пограничников с захваченной немцами территории.
Однако, в первом же селе местные жители сообщили нам, что какие-то начальники прошли через их село, среди них был один полный. Мне сразу стало ясно, что это был интендант II ранга Козодоев, который отличался тучностью своей фигуры. Здесь же местные жители показали нам сарай, возле которого фашucmы раccmрeлялu старшего лейтенанта. В первые дни войны он ездил на белом коне и я в шутку называли его фельдмаршалом Кутузовым.

[Часть 1]( От истории былых времен имена остались. Мы помним, чтим, храним. Из воспоминаний пограничника)

[Часть 2]( hps://Воспоминание пограничника часть 2)

[Часть 3]( Записки пограничника часть 3)

[Часть 4]( Записки пограничника часть 4)

Мой дедушка - Журавлёв Виктор Алексеевич. 01.12.1926 — 17.04.2005. Служил в звании майора в 15 зап. оравп ПриВО. После войны преподавал в Череповецком Училище Связи (ныне Военный ордена Жукова университет радиоэлектроники). Потом был назначен начальником Военторга Вологодской области. Умер в апреле 2005го года от онкологии....

Скучаю по тебе, дед.....

Кандидат в члены ВКП(б)
В декабре 1937 года я был принят кандидатом в члены ВКП(б). Рекомендации в партию мне дали ответственный секретарь партбюро отряда старший политрук Артëменко Андрей Фомич, Постников А.Г. и бюро ВЛКСМ отряда. До Артëменко секретарëм партбюро был политрук Афоня Веснин, с которым я просидел вместе в кабинете около 3-х месяцев.
Работа секретаря бюро ВЛКСМ носила напряжëнный характер и некоторые ночи приходилось просиживать, как говорят, до первых петухов. Вначале я жил вместе со всеми в хозяйственном взводе. Но батальонный комиссар Марисов, вероятно замечая мою усталость (а может быть ему кто-то посоветовал), в конце года предложил мне подыскать частную квартиру. В это время из отряда переводили в штаб округа в Киев адъютанта начальника погранотряда старшего лейтенанта Горчакова и он мне предложил занять его комнату. Она меня очень устраивала. Имела отдельный вход. Так что я своими поздними приходами никогда не мешал старушке — хозяйке дома.
Главным в работе комсомольской организации было тогда организация и развëртывание соцсоревнования, посвящëнного 20-летию ВЛКСМ, обеспечение авангардной роли комсомольцев в охране границы, боевой и политической подготовке, в укреплении воинской дисциплины. Приходилось много и настойчиво работать по претворению в жизнь приказов командования, собственных решений бюро ВЛКСМ. Главной трудностью для меня являлась необходимость быстрого доведения решений бюро ВЛКСМ до низовых комсомольских организаций.
В отрядной организации было около 40 низовых организаций, все они непосредственно подчинялись бюро ВЛКСМ, да и раскиданы были на десятки километров от штаба отряда. Приходилось вручную переписывать десятки различных решений, которые требовалось немедленно претворять в жизнь. Всë это требовало времени, упорства и настойчивости. Тогда в отряде примерно около 40% личного состава составляли комсомольцы. И к чести комсомольцев, они по всем показателям шли впереди, увлекая за собой беспартийную молодëжь. Центральные газеты, и особенно «Красная звезда» в 1938 году не раз писали о славных делах комсомольцев 20 погранотряда. 1 мая 1938 года из будки железнодорожного обходчика Акимова, что жил на территории 4 погранкомендатуры нашего отряда, Красная площадь и вся страна во время торжественной передачи, посвящëнной 1 мая, узнала о славных патриотических делах самого Акимова и его жены, пограничников отряда, о их неусыпной охране государственных рубежей нашей Родины. Семья Акимова имела 2-х сыновей и дочь. И вся семья — отец, мать и дочь — имели до 200 задержаний нарушителей госграницы.
Его сыновья призывались на службу в Красную Армию, имея уже высокие правительственные награды, а такое в то время было редким явлением.

Спорт. Соревнования.
По-прежнему много и настойчиво занимался спортом, участвуя в соревнованиях в отряде и в Киеве на первенство пограничных войск Украинского округа.
В большом почëте были соревнования-эстафета вдоль границы, охраняемой отрядом с вручением рапорта начпогранотряда в Славуте. Начиналась она рано утром на 1-й заставе и только к вечеру я, как финишировавшийся, доставлял сумку с рапортами начальников застав своему начальнику погранотряда майору Бурмак Петру Васильевичу, который после отряда был выдвинут на должность начальника одного из погранвойск в Сибири, а несколько позже он возглавлял Главное управление пограничных войск, будучи в звании генерал-лейтенанта.
Как итог наших плодотворных трудов было достигнуто первое место нашего отряда в соревновании в честь 20-летия ВЛКСМ. Комсомольская организация отряда была награждена Переходящим знаменем ЦК ВЛКСМ, многие командиры и пограничники получили денежные премии и ценные подарки. Мне тогда была вручена кожаная тужурка.
Но были у нас свои промахи и недостатки. Иногда, возвращаясь с линейных погранзастав, начальник погранотряда звонил мне и как всегда повторял одну и ту же фразу:
«Комсомольский бог, зайди ко мне». Я знал, что от этой фразы приятного не жди. Когда заходил к нему в кабинет, он обычно коротко заявлял, что звонил командиру хозвзвода и тот для меня подготовил конную повозку с неизменным моим ездовым Дмитрием Яуковым (из Шатуры). Мы отправлялись на определëнную заставу, где необходимо было в короткий срок устранить недостатки в комсомольской работе, замеченные начальником отряда во время пребывания на заставе.

Бурмак Пётр Васильевич.
Как я уже писал выше, наш начальник погранотряда полковник Шорох был арестован как «враг народа». На его место прибыл преподаватель по тактике Саратовского военного пограничного училища капитан Бурмак Пëтр Васильевич. Бурмак оказался тактически грамотным, волевым, энергичным, настойчивым и решительным, я бы сказал, жëстким командиром в вопросах наведения порядка и дисциплины. Под его руководством пограничный отряд за короткий срок, примерно полтора года, основательно поднял ещë выше свои служебные показатели. За это время имел несколько серьëзных задержаний с ликвидацией в ходе боëв вражеских иностранных шпионских групп. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 августа 1938 года орденами Красной звезды были награждены Пучков Николай Иванович, Чеботарëв Алексей Сергеевич, Скотников Николай Леонтьевич, Колыханов Василий Григорьевич — пограничники-кавалеристы 4-й резервной кавалерийской заставы. Они ликвидировали вооружëнную шпионскую группу, заброшенную к нам из польского города Острог. Причëм ликвидированы они были их же гранатами, которые ловили на лету и бросали их обратно в лазутчиков.

В комсомольском бюро ВЛКСМ отряда.
В комсомольское бюро ВЛКСМ отряда кроме упоминавшихся мною Мельнова и Гагарина, входили офицеры Ф.Кобец, М.Бойко, военфельдшер Марьенко, а седьмого не помню. Я среди них был самый младший, причëм на 5, 6, а некоторых и более лет. Часто нам приходилось проводить выездные заседания бюро, которые проходили или в штабе какой-либо погранкомендатуры или непосредственно на заставе. Добирались мы туда как правило летом на конной повозке, а зимой на санях, одеваясь конечно потеплее, прихватывая с собой кроме полушубка и тулуп.
В сентябре 1938 года в отряде была получена телеграмма из Киева, политотдела погранвойск Украинского округа, в которой предлагалось, чтобы я немедленно сдал свои дела секретаря ВЛКСМ и прибыл в распоряжение политотдела округа.
В течение суток мною дела были переданы заместителю секретаря бюро ВЛКСМ Петру Гагарину, на второй день я отправился в Киев. Когда прибыл туда, мне объявили, что я направляюсь на курсы пропагандистов (завкультпросветработой райкомов партии), которые организует и проводит Центральный комитет компартии Украины.

Курсы пропагандистов.
Курсы и общежитие размещались в Киеве на Владимирской горке рядом со зданием ЦК КП(б), где теперь размещается Центральный комитет комсомола Украины и другие республиканские организации.
3-х месячное пребывание на курсах закончилось очень быстро, тем более, что они были хорошо организованы, с очень хорошо поставленным питанием. Мы, слушатели курсов, неоднократно посещали все киевские театры и цирк, а также встречи киевских футболистов «Динамо» на первенство страны. Многие из футболистов «Динамо» потом в период оккупации города немецкими фашистами погибли от их рук. Они не хотели проиграть фашистам свой матч, а поэтому за свой выигрыш поплатились собственными жизнями.
Причëм для меня так и остаëтся загадкой до сих пор, почему мы посещали столовую, театры, стадион бесплатно. Нам только стоило было заявить о своëм желании пойти куда-либо, это было под выходные, как билеты для нас лежали у дежурного по общежитию.
Курсы я закончил на отлично. После их окончания с полного согласия всех слушателей мы отправились в 10-дневную поездку в Ленинград. Это была моя первая поездка в город Ленина и состоялась она в конце декабря 1938 года. По возвращении из Ленинграда, как и было оговорено, я при- был в Киев в политотдел войск. Здесь должна была решаться моя дальнейшая служебная судьба. Здесь мне предложили пойти поработать заместителем по политчасти начальника 14-й заставы нашего отряда. Я категорически отказался от этого предложения, так как не хотел оставаться служить в кадрах политсостава. Видя моë упорство, кадровики заявили мне, что отправляйся в отряд, куда поступит окончательное решение. С прибытием в Славуту мне объявили, что приказом по округу я назначен инструктором политработы политаппарата отряда. Это было повышением для меня. Причëм работы для меня стало значительно меньше, чем у секретаря бюро ВЛКСМ, а получать стал больше, чем даже изрядно послужившие командиры и политработники.

Младший политрук.
Получение приказа окончательно предопределило мою дальнейшую судьбу. Мне пригрозили в случае отказа от должности партийной принадлежностью. В марте 1939 года в период работы 18 съезда ВКП(б) меня приняли в члены ВКП(б). Получил я положенные мне по должности обмундирование начсостава и перешëл на питание в офицерскую столовую за наличный расчëт. В том же месяце мне было присвоено и первичное воинское звание «младший политрук». Здесь мне хочется отметить два момента упущенные мною впереди. Однажды в выходной день, будучи ещë секретарëм бюро ВЛКСМ, я вышел из своего кабинета в штаб отряда и посмотрел в сторону помещения дежурного по отряду. Там, идущего по деревянному настилу в сторону штаба отряда, я увидел небольшого, но коренастого с кривыми ногами, человека в военной форме. Æ сразу узнал, что это был комкор Ока Иванович Городовиков, Главный инспектор кавалерии Красной Армии. Его портреты публиковались в книгах, в газетах, тем более это был прославленный командир и герой гражданской войны, сослуживец С.М.Будëнного по 1-й Конной Армии, а одно время в годы гражданской войны он даже командовал 2-й Конной Армией. Я подошëл и представился О.И.Городовикову, на что услышал от него - не желаю ли я с ним провести время и погулять в парке, который окружал штаб отряда. Кто же мог отказаться от такого соблазнительного предложения? Я с ним провëл почти полный день. Не раз предлагал пойти пообедать в солдатскую столовую, но он от этого отказался. Просил его разрешения сообщить о его присутствии у нас начальнику погранотряда, что он не разрешил мне сделать. Однако О.И.Городовиков упорно просил меня показать ему наши кавалерийские конюшни. Я опасался вначале это сделать, рассчитывая, что в них нет надлежащего воинского порядка, на что сделает замечание комкор, ну а мне уже попадëт за это от начальника отряда. И всë же к вечеру я рискнул привести Городовикова на наши конюшни. Осмотрев их, Городовиков весьма лестно отозвался о них. Вероятно, пока я гулял, дежурный по отряду учëл склонность и слабость Городовикова к коням и навëл там порядок. Возможно, это сделали по своей инициативе пограничники-кавалеристы. Во всяком случае я никого об этом не спрашивал. Для меня важнее всего, чтобы комкор остался доволен.
Летом 1938 года по апелляции одного из комсомольцев я побывал в Москве на заседании партийной комиссии, а после этого заезжал в Дулëво повидаться с сестрой и зятем, своими товарищами, оставшимися дома. Побывал на заводе. Зашëл и в красочный завод, в художественную мастерскую. Комсомольцы красочного завода подарили мне набор музыкальных предметов (типа флейта) из фарфора, только что освоенных заводом. На этих инструментах комсомольцы исполнили для меня несколько песен, особенно популярных в то время «Kрyтитcя, вeртитcя шар sony6oũ...» из кинофильма «Mакcим» и марш «Becëлыe рe6яmа» из одноимëнного кинофильма. Исполнили они эти песни мастерски. Тут же передали свои инструменты и просили передать их для участников солдатской художественной самодеятельности, что мною и было сделано по возвращении из Дулëво в Славуту.
В начале весны 1938 года я прощался со своим непосредственным начальником батальонным комиссаром В.С.Марисовым. Он был уволен из войск как представитель якобы привилегированной семьи, бывавшей не раз за границей. Когда разобрались позже, то оказалось, что его дед был боцманом на русском флоте и не раз бывал в заграничном плавании. Мне жаль было расставаться с Марисовым. Он многое сделал для становления из меня как комсомольского, так и политического работника. Это был культурный уравновешенный политработник, пользующийся достойным авторитетом среди начальствующего состава. Марисов после увольнения устроился на ответственной работе в Совете Народных Комиссаров Украины. Наши связи с ним продолжались, и я неоднократно бывал у него на квартире, как до войны, так и после неë. Место Марисова занял старший политрук Иван Степанович Шадрин, который также был полковым политработником, но резко отличавшийся от Марисова по стилю и манере своей работы.
Как я уже писал, в конце 1937 или начале 1938 года в отряд на должность началь- ника отряда прибыл П.В.Бурмак. Через несколько месяцев он получил звание «майора». Летом 1939 года Бурмак был вызван в Москву в ЦК ВКП(б) с докладом о политико-моральном состоянии отряда. Доклад Бурмака в ЦК был одобрен. Тут же ему было присвоено внеочередное звание «комбриг» и он получил назначение на должность начальника пограничных войск Читинского округа. Подобные выдвижения были редкие в то время. Необходимо было восполнять потери в кадрах, которые имели место в период «ежовщины», т.е. когда Наркомом Внутренних дел работал Н.И.Ежов.

Обстановка в мире накалялась.
Да и обстановка в мире накалялась. Накал этот был вызван приходом к власти в Германии Гитлера. Активность проявляли итальянские фашисты Муссолини. Поднимали голову воинственные элементы в Японии, возглавляемые Нагасаки. Япония даже спровоцировала нас в 1938 и 1939 году на военный конфликт в районе озера Хасан, озера Буир-Нур, реки Халкин-Гол. Мы, пограничники, рост напряжëнности в межгосударственных отношениях особенно отчëтливо стали наблюдать с этого времени.
Над 4-й заставой летом 1938 года был сбит польский планер. Планериста взяли в плен как нарушителя границы. Произошло это в день выборов в Верховный Совет УССР (как будто 4 июня). В августе 1939 года у нас на 4-й погранкомендатуре был сбит польский военный самолëт. Причëм пленные планерист и лëтчик вели себя исключительно вызывающе. Участились случаи вооружëнных стычек с иностранными агентами при попытке их перейти нашу государственную границу. Созданная фашистами ось «Берлин-Рим-Токио» давала знать о себе на деле. В июле 1939 года отряд прощался со своим начальником. В этот день в отряде было общее партийное собрание. После его окончания коммунисты вышли на улицу. Военком отряда батальонный комиссар Шадрин, обняв Бурмака, сказал: «Пëтр Васильевич, желаю тебе добра на новом месте. У тебя грудь широкая, орденов на ней разместится много. Поезжай и зарабатывай их». Имея уже звание комбрига, Бурмак из отряда выехал в звании «майор», заявляя, что как-то стесняется нового звания и оно для него непривычно.
После Бурмака во временное командование вступил военком отряда Шадрин, на место которого уже прибыл старший политрук Козлов Пëтр Александрович. Шадрин переводился в новый погранотряд, но в связи с отбытием из отряда Бурмака был в нëм временно задержан.

Инструктор политработы.
Моими основными функциями, как инструктора политработы, были сбор и обработка партийно-политической информации, организация и руководство соцсоревнованием, проведение отдельных дознаний по различным нарушениям и другое. Приходилось по- прежнему много бывать на заставах, что давало мне возможность хорошо знать личный состав. Не случайно командование отряда крайне редко отдавали приказы по личному составу, чтобы предварительно не посоветоваться со мной. Бурмак в шутку меня называл «ходячей энциклопедией». И пока Бурмак и Шадрин были во главе отряда, они никак меня не отпускали из политаппарата, хотя возможность уйти из него для меня представлялась.

1939г. Сентябрь.
Hовые заботы
В начале сентября 1939 года командование отряда собрало нас комендантов и политруков комендатур на служебное совещание. На нëм нам объявили, что 17 сентября по решению Советского правительства Красная Армия должна перейти государственную границу и освободить своих братьев украинцев и белорусов от гнëта польских панов. Нам было также объявлено, что на базе нашего отряда создаëтся 94-й Мохнатский погранотряд. Нас предупредили, чтобы мы полученные данные хранили в строгой тайне.
С этого времени вся наша работа была посвящена двум заботам: с одной стороны готовиться к 17 сентября, дню перехода Красной Армии госграницы с Польшей, а с другой стороны переезду на новое место службы, подбору личного состава во вновь создаваемый 94 погранотряд.
Служба на границе стала принимать более напряжëнный характер. Участились случаи нарушения границы. В один из дней над нашей 18 заставой появился польский военный самолëт. Поскольку он появился внезапно, без предупреждения нас, то по законам пограничной службы был обстрелян пограничниками и сбит. Лëтчика взяли в плен. Самолëт с разрешения командования отряда забрали себе прибывшие из Шепетовки наши лëтчики. Бензин из самолëта пригодился на нужды комендатуры для автотранспорта.
На комендатуру, в еë штаб, который дислоцировался в пограничном селе Кривин, я прибыл 1 августа 1939 года. Командно-политический состав комендатуры и застав я знал хорошо, и он мне был известен по прежним приездам туда. Комендантом участка был майор Козырев Николай Игнатьевич, начальник штаба капитан Каневский, а потом старший лейтенант Коляда П., мой бывший командир взвода в полковой школе, помощник коменданта по хозяйственной части старший лейтенант Дедов, оперуполномоченным комендатуры техник-интендант II ранга Фомин [Фокин? — B.K.]. Начальниками застав были: в 17-й старший лейтенант Бахметов, 8-й капитан Бойков М., 19- й младший лейтенант Горюнов Л. и в 20-й старший лейтенант Шулико. Фамилий начальника связи комендатуры и начальника резервной комендатуры не помню.

3емляки. Володя Гасилин, Саша Тронов
В хозяйственной базе комендатуры проходил службу рядовым пограничником мой сосед по Дулëво и товарищ молодости Володя Гасилин. Кстати, это был очень интересный и заводной парень. Вспоминаю, когда нас новобранцев привезли в Славуту и разместили на несколько дней в т.н. карантин, мы с ним в один из дней пошли в туалет. Вдруг при выходе он мне заявляет, подожди, Костя, я пойду из своей корзинки (была вместо чемодана, такая же корзинка была и у меня) возьму орден Ленина. Буквально через несколько минут мы слышим объявление в нашей казарме: кто приехал с орденом Ленина, немедленно явиться к военкому отряда. Никто, конечно, на эту команду не отозвался, начались поиски, в ходе которых «орденоносцем» был опознан Гасилин и его повели к военкому. По его возвращении оттуда я спросил Володю, почему он объявил себя орденоносцем? На это он мне ответил, что ему надоело слушать от старых пограничников о своих орденах, а поэтому, что мы хуже их что ли, решил объявить и себя орденоносцем. Конечно, говорит, мне попало за болтовню от военкома, которым был тогда батальонный комиссар Марисов В.С.
Второй случай произошëл, когда я был курсантом полковой школы, а Гасилин служил в пулемëтном взводе. Жили мы под одной крышей, входя в одно подразделение манëвренной группы. Как-то в начале зимы 1938 года меня к себе вызвал политический руководитель мангруппы политрук Рассыпнов. Обращаясь ко мне, он спросил, товарищ Кузенков, вы как будто с Гасилиным из одного местечка Дулëво? На этот вопрос я ответил утвердительно. Тогда Рассыпнов спрашивает, скажите, пожалуйста, какая его правильная фамилия: Гасилин или Джульбарс? Ибо на вызов по фамилии Гасилин он не реагирует, а только стоит назвать Джульбарс, как он тут же выскакивает с места. Пришлось ответить, что его настоящая фамилия Гасилин, а «фамилию» Джульбарс он себе приписал по дороге в Славуту, заявив нам, что с этого дня он Джульбарс и другой фамилии не признаëт. В 1936 году на киноэкраны страны была выпущена новая кинолента, посвящëнная, по существу, действию служебной собаки
«Джульбарс». Кинофильм имел в стране огромный эффект. А пограничники тогда пользовались необыкновенным авторитетом. Так вот по имени героини фильма Гасилиным все свои вещи (шинель, гимнастëрка, брюки, шапка, вещмешок, подсумок для патронов и т.д.) были поименованы вместо своей фамилии, как того требовала армейская служба, словом «Джульбарс».
Вскоре Володю из хозбазы комендатуры перевели для продолжения службы на 18-ю заставу. В каком бы подразделении отряда он не служил, всюду был любимчиком пограничников. Таких людей солдаты любят и своими шутками они скрашивают трудности тяжëлой солдатской службы.
В полковой школе учился и мой земляк по Дулëво Саша Тронов, хорошо играющий на мандолине. Он возглавлял у нас в полковой школе струнный оркестр, который не раз выступал перед начальниками застав, приезжающими в отряд по делам службы. При переезде на новую границу в Карпаты Володя Гасилин и Саша Тронов были оставлены на месте в 20 погранотряде. Во время Великой Отечественной войны В.Гасилин пропал без вести, а Александр Васильевич Тронов в чине «майора» был уволен в запас и ныне по-прежнему проживает теперь уже в городе Ликино-Дулëво.

17 сентября
Начиная с 1 сентября начались, пожалуй, одни из самых напряжëнных дней в моей службе. Ежедневно и неоднократно к нам в комендатуру стали наезжать большие военачальники Красной Армии. Каждый из них требовал от нас, чтобы мы его везли на границу и показывали рельеф своего участка. Это им нужно было для оценки местности и принятия решения на размещение на ней своих войск. Спать приходилось урывками, а в ночное время не более 2–3-х часов. Но молодой организм легко справлялся с этими нагрузками.
Вскоре в средней школе села, расположенной против штаба комендатуры, расположился штаб Тернопольского направления наступления нашей Армии. Это было одно из важных операционных направлений в ходе Освободительного наступления сентября 1939 года.
16 сентября Советское правительство объявило решение о переходе государственной границы и взятии под свою защиту единокровных братьев украинцев и белорусов, проживающих на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. Нужно было учитывать, что фашистская Германия, спровоцировав военный инцидент на границе с Польшей, грубо напав на неë, почти уже три недели вела бои против польской армии. Поляки оказывали стойкое сопротивление, но где им было устоять против бронированного кулака гитлеровского вермахта.
17 сентября 1939 года я выехал на 18 заставу, где, согласно указаниям командования отряда, должен был отдать приказ об открытии в 5 часов утра государственной границы и беспрепятственного пропуска через неë войск Красной Армии.
В магазинах села Кривин за короткое время дня с полок как ветром сдуло соль, сахар, спички и другие предметы первой необходимости.
Когда я объявил начальнику заставы перед 5-ю часами, что надо открыть границу, он, несмотря на то, что видел лавину войск, подошедших к границе, не мог поверить в мои слова. Находящиеся в это время на границе пограничники тоже не могли себе представить — как это открыть границу. Спокойствие границы, еë нерушимость у них вошли во все поры жизни. Даже во имя государственных интересов страны они не смогли смириться со словами «открыть границу» и крайне горько, болезненно переживали эти минуты. Они видели, что войска могли просто смести их с лица [земли — B.K.], и в этом случае они проявляли своë несогласие с открытием границы. Примерно через час государственная граница вновь была закрыта и последующие подразделения пропускались через КПП (контрольно-пропускной пункт), организованный на окраине города Острог.
Примерно в 12 часов мною в сопровождении трëх кавалеристов-пограничников в село Кривин была приконвоирована первая группа польских солдат. Ею оказались 28 польских солдат, противостоящие 18-й заставе, во главе с начальником стражницы паном Каминским, захваченные ночью спящими.
Начальник стражницы, увидев меня, стал проситься, чтобы я его отпустил попрощаться с женой и двумя дочерьми. Он особенно бил на то, что мы с ним до этих событий были знакомы. Да! Действительно этого польского офицера я не раз видел. Мне приходилось передавать письма своего начальника отряда (как погранкомиссара) их командованию. Этот пан вëл тогда себя надменно. Подолгу не реагировал на наши условные сигналы-выстрелы, которые проводили на блок-посту железной дороги, соединяющей железнодорожную станцию Кривин и их город. А один раз он даже у меня не принял почту, т.к. я оказался без перчаток (без нужного этикета). Поляк считал, что мы бедные. И когда я в следующий раз на встречу прибыл в новеньких с иголочки лайковых перчатках, даже удивился. Он долго и внимательно разглядывал мои перчатки, забыв даже о переданном ему пакете. Во встрече, конечно, ему было отказано, и не по вышеизложенным причинам. Æ их изложил просто как житейские пограничные случаи.
Население Кривина с воодушевлением восприняло нас, конвоировавших польских солдат. К вечеру в Кривине было уже около одной тысячи польских военнослужащих. На других участках погранотряда государственная граница не открывалась, т.к. в этом не было необходимости. По нашему участку в сторону границы проходило хорошее шоссе с твëрдым каменным покрытием.

Встреча семей работников нашего посольства.
В один из дней первой декады сентября ко мне позвонил военком отряда старший политрук Козлов и сказал, чтобы я собрал жëн начсостава и вместе с ними встретил семьи работников нашего посольства, которые эвакуируются из Варшавы. В назначенное время мы были на блокпосту железной дороги, где обычно производится таможенный осмотр поездов, прибывающих из Польши и направляющихся туда. Этот пост от штаба комендатуры находится примерно в 4-х километрах.
Вскоре подошëл паровоз с двумя вагонами международного класса. Взрослые со своими детьми вышли из вагонов. Мы вышли к детям и начали угощать купленными нами конфетами, печеньем и т.д. К нашему великому огорчению, никто из ребят от нас ничего не принял. Нас это насторожило и даже обидело. Поняв всë это, к нам подошли мамы детей и сказали, что не обижайтесь на них. Они не виноваты. Это мы так воспитали своих детей за границей, что они у посторонних ни при каких обстоятельствах (даже соблазна) ничего не возьмут. Когда они разрешили взять у нас подарки, всë было быстро роздано и взято.

«Дикая дивизия»
На 3-й или 4-й день Освободительного похода нашей Красной Армии со мной произошëл неприятнейший казус, который остался в моей памяти на всю жизнь. А произошло вот что. К вечеру ко мне в кабинет вошëл помощник коменданта по хозяйственной части старший лейтенант Дедов и взволнованным голосом объявил, что случилась беда. С польской территории к нашей границе движется какая-то дикая дивизия и уничтожает всë живое на своëм пути. К нам в панике бежит масса польских жителей. Я, поверив Дедову (да мне и нельзя было не поверить, т.к. я проверить сказанное им всë равно не смог бы), даю ему команду собрать по тревоге всех имеющихся в наличии пограничников и ждать меня. Коменданта участка в это время в штабе не было.
Сам направился в штаб Тернопольского направления, в штабе о случившемся доложил полковнику, начальнику оперативного управления. Он попросил показать по карте место предполагаемого движения «дикой» дивизии, заявив, что для перекрытия еë движения он снимет несколько соединений с фронта, а мне предложил взять с собой находящийся в парке комендатуры ударный батальон и вместе с пограничниками отправиться к месту происшествия деревня Дедова Гора, куда шëл поток беженцев.
Когда я прибыл в деревню, то увидел странную картину. Вначале сотни, а потом и тысячи людей со страшными криками бежали в нашу сторону, неся или ведя за руку своих детей. Наши попытки навести какой-то порядок — успокоить людей и организованно отправить их обратно - ни к чему не привели. За ночь в этой деревне скопилось не менее 10 тысяч человек и прошла она в напряжëнной и неясной обстановке. С восходом солнца стало ясно, что из Польши никто не преследует мирных жителей.
Мы начали их собирать большими колоннами, доводили до границы и отправляли к своим домам. Что делалось в прилегающих к границе польских районах, мы ничего не знали. К чести пограничников стоит отнести их исключительную выдержку. Несмотря на возникшую стихию никто из них не струсил и не сделал ни одного даже предупредительного выстрела.
Посчитав, что мы справились со своей задачей, вернулись в штаб комендатуры. Не успел я войти в свой кабинет, как услышал команду: «военкома комендатуры вызывают в штаб Красной Армии». Не успел перейти порога штаба, как на меня набросился начальник оперативного управления. Он яростно ругался, обвиняя меня в срыве их плана наступления на указанный день, всячески грозил мне. Но что я мог поделать. Я стал жертвой непредвиденного и ложного панического случая.

[Часть 1](От истории былых времен имена остались. Мы помним, чтим, храним. Из воспоминаний пограничника)

[Часть 3]( Записки пограничника часть 3)