Утро началось с хлопка. Потом — треска. Потом — подозрительной тишины.
Мостик приоткрыл один глаз. С подушки было видно только край ковра и ножку стула. Но ему хватило. Он знал этот сценарий. Сценарий был знаком: «Пиксель в действии».
Он зевнул, подтянул лапы под себя, встал. Неторопливо. Как будто собирался провести обычный день. Хотя оба — и он, и дом — уже чувствовали: день будет непростой.
В это время сверху послышались шаги. Варя спускалась по лестнице, на ходу натягивая кофту.
— Доброе утро... — начала она и замерла.
Стул лежал на боку. Цветок с подоконника перекатился в коридор и распластался, как ветеран перелётов. В миске Мостика кто-то заботливо разложил зубочистки веером, как салют. А плед, ещё вчера лежавший на диване, теперь был скатан в плотный клубок и припрятан под лестницей.
— Ага, — сказала Варя. — Он проснулся.
Мостик молча сел посреди комнаты. Окинул всё взглядом. Выдохнул. И пошёл искать виновника.
Пиксель сидел на подоконнике. Спиной к солнцу, лицом к шторе. Угол шторы был во рту. Он выглядел абсолютно невиновным. Более того — он был олицетворением безмятежности. Будда с усами и лёгким запахом шалостей.
Мостик подошёл. Тихо. Без резких движений. Остановился рядом. Зарычал один раз. Не угрожающе — достаточно интеллигентно.
Пиксель вздрогнул. Соскочил, сел, сложил лапки и поднял на него сияющий взгляд. Взгляд — благостный. Уши — чуть назад. Типа «я понял». Типа «больше не буду». Типа «мяу».
Мостик молча подошёл ближе. Лизнул Пикселя в ухо. Потом аккуратно положил лапу ему на голову. Не сильно. Как символ. Как намёк. Как финал воспитательной беседы.
Пиксель вздохнул. Понял. Почти.
В этот момент в комнату вошла бабушка. На ней был передник в цветочек, очки съехали на кончик носа, а в руках она держала пульверизатор для растений.
— Ты посмотри на этого хулигана… — сказала она, глядя на Пикселя. Потом перевела взгляд на Мостика. — А ты будто диплом по педагогике получил.
Мостик посмотрел на неё спокойно. Бабушка кивнула:
Пиксель зевнул. Очень демонстративно. Потом улёгся на бок, как будто ему срочно нужно было подумать о жизни.
Бабушка сбрызнула фикус и поставила пульверизатор на полку, подошла к столу, подлила себе чаю и пробормотала:
— Ну что, воспитательный день открыт.
И пошла вытирать землю от горшка в коридоре.
С этого дня всё и началось. Или, точнее, продолжилось — просто теперь официально. Урок послушания. Первый.
*****
На следующее утро дисциплина снова дала сбой. Пиксель был замечен в попытке утащить варежку с кухни, уронить веник и, по всей видимости, залезть в шкаф. Судя по открытой дверце и торчащей изнутри нитке, операция была приостановлена, но не отменена.
Мостик не торопился. Он знал: прямое вмешательство — последнее средство. Он подошёл, сел напротив кота, сложил лапы и уставился. Пиксель, заметив это, почесал ухо. Потом начал умываться. Потом сел и сделал вид, что очень занят внутренней работой.
Так родилась новая система. Не крик, не погоня. Взгляд. Молчание. Контакт. Мостик садился рядом — и тишина делала больше, чем любое рычание.
Варя, наблюдая это с кружкой в руке, шепнула бабушке:
— Это как родительское собрание. Без слов. Но с моралью.
— У нас в школе так завуч смотрела. Сразу чувствовалось: ты-то думал, что никто не заметит. А она уже всё знает.
Пиксель, между тем, всё понимал. Ну, почти. Иногда после молчаливого «собрания» он действительно начинал вести себя лучше. Иногда — только на час. Иногда — делал вид, что не при делах, но исчезал из зоны подозрения.
На фоне этого воспитательного процесса неожиданно появился Степан Трофимыч.
— Доброе утро! У меня опять куры утащили тапок. Я зашёл за моральной поддержкой.
Бабушка показала на Пикселя, сидящего на подоконнике с видом святого:
— У нас тут мораль раздают в пакетиках. Берите, пока свежая.
— Это он? Такой приличный на вид?
— Это — только снаружи. А внутри у него бунт и три идеи, как пробраться в кладовку.
Пиксель зевнул. Потом подошёл к Мостику, толкнул его носом и снова улёгся. Как будто хотел сказать: «Да ладно тебе, я всё понял».
Мостик молчал. Но хвост слегка дёрнулся. Кто знает, может, он всё это и спланировал.
Весь день проходил под надзором. Пиксель пытался прокрасться в комнату, где сушились травы. Потом — в коробку с бусинами. Но стоило появиться Мостику, как кот менял курс. Начинал чистить лапу. Или смотреть в окно. Или уносился по делам, которых не существует.
К вечеру бабушка достала вязание.
— Вот раньше люди так на тебя посмотрят — и стыдно. А теперь у нас собака умеет.
— Я бы его к курам отправил, — сказал Трофимыч. — Им бы не помешал такой взгляд.
Пиксель поджал усы и вышел на веранду. Воздух был свежий, закат — рыжий. День приближался к развязке.
На кухне что-то аппетитно шкворчало. Пахло так, что даже самый воспитанный кот невольно дёрнул усом.
Пиксель вернулся в дом по запаху. Осторожно, будто мимоходом. Как будто вообще шёл в другое место и просто случайно оказался у кухни. Увидел Мостика, замер, сел.
— Перемирие? — мурлыкнул Пиксель.
Мостик перевёл взгляд на сковороду. Потом — на Пикселя. Потом снова на сковороду.
— По стратегическим причинам, — вздохнул он.
На плите бабушка жарила котлеты. Настоящие. Домашние. Со звуком, как в детстве. Варя открыла форточку, но было поздно — аромат расползался по дому, как план.
— Ну что, бригада, — сказала бабушка, не оборачиваясь. — Кто будет охранять кухню?
Пиксель и Мостик молчали. Но сели ближе.
Галина Сергеевна бросила взгляд на животных:
— Ой, смотрите-ка. Союз кота и совести.
В это время в дверях появился Трофимыч. В руках — контейнер, лицо — заговорщическое.
— У меня предложение. Обмен. Я вам мёд, а вы мне парочку котлет. Мне домой на бутерброд. А то мои куры меня уже не уважают.
— Слишком поздно ты пришёл, — ответила бабушка. — Тут уже очередь.
— Так, — сказала Варя. — Кто у нас тут главный?
Мостик встал. Подошёл к плите. Сел.
— Вот и всё, — развела руками бабушка. — Теперь кухня под охраной.
Они сидели вдвоём. Пёс и кот. Молчаливый надзор. Никто не мяукал, не гавкал, не скакал. Просто сидели. Как будто между ними была заключена сделка. Или договор. Временный. Но честный.
Пиксель чуть подвинулся ближе к Мостику. Мостик не ушёл.
— Ну что, котлеты спасают мир?
— Если не спасают — хотя бы объединяют.
Бабушка достала две маленькие тарелки.
— Никаких лишних слов. По заслугам.
Одна котлета — Мостику. Вторая — Пикселю. Оба не кинулись. Молча подошли. Получили. Отошли. Сели. Жевали с достоинством.
— Вот оно, — сказала бабушка. — Правильное воспитание. Через желудок и добрый взгляд.
— Главное — чтоб завтра всё не началось заново.
— Начнётся, — сказала Варя. — Но будет кому напомнить, где лапами не лазить.
Пиксель в это время уже облизывался и смотрел на плиту. Мостик прищурился.
И было понятно: воспитание продолжается.
Вечером всё выглядело мирно. Варя пила чай у окна, бабушка вязала на диване, Мостик спал клубком на коврике. Пиксель сидел на подоконнике, дремал, иногда дёргал усами, будто проверял: никто не смотрит?
Через некоторое время он слез. Тихо. Сел у двери. Осмотрелся и вытащил из-под стола ту самую зубочистку и начал грызть. Не торопясь. С задумчивым видом. Как философ, вернувшийся к своей старой теории.
Мостик открыл один глаз. Не двинулся.
Мостик поднял голову. Пиксель замер. Положил зубочистку. Сделал вид, что просто сидел рядом.
— Ну-ну, — сказала бабушка, не отрываясь от вязания. — Я всё вижу.
Пиксель втянул усы и улёгся. С видом: «ну теперь-то точно всё хорошо».
На кухне осталась одна котлета. Варя поднялась и, подумав, положила её на маленькое блюдце. Поставила у стены, между двумя мисками. Не говоря ни слова.
Пиксель одним глазом посмотрел. Мостик посмотрел на Пикселя. Они оба остались на местах.
— Ага, — кивнула бабушка. — Надо же. Не дерутся. Или прикидываются.
На утро Варя обнаружила пустую тарелку. Рядом лежал плед, аккуратно свернутый, а на нём — зубочистка. Целая. Как новая.
— Послание, — сказала бабушка. — Или сдача.
Мостик дремал в кресле. Пиксель выглядывал из-под него. И было ясно:
этот урок точно никто не прогулял.
😼🐾 Понравилось? Подписывайтесь — у нас коты перевоспитываются, псы молчат, а котлеты объединяют.
Ставьте ❤️ и пишите, кто у вас главный по дисциплине
