Июнь 1937 года был временем страшного кризиса для советского руководства. В апреле Генрих Ягода, комиссар НКВД до сентября 1936 года, и Авель Енукидзе, до недавнего времени являвшийся членом ЦК (июнь 1935) и высокопоставленным членом советского правительства (март 1935), начали давать признательные показания, что играли руководящую роль в готовящемся государственном перевороте против советского правительства. Месяц май (1937) начался с внутреннего восстания против испанского республиканского правительства, в котором участвовали анархисты и троцкисты. Советское руководство знало, что это восстание было связано с неким сотрудничеством между протроцкистскими силами в Испании, франкистами и немецко-нацистской разведкой. К началу июня (1937 года в СССР) были арестованы восемь офицеров высшего ранга, в том числе Михаил Тухачевский, один из пяти маршалов Красной Армии, и они начали давать признательные показания о заговоре с Троцким и троцкистами, правыми во главе с Бухариным, Ягодой и Рыковым, а также – самое опасное – с нацистской Германией и Японией.
2 июня Николай Бухарин неожиданно изменил свое мнение и признался, что был одним из лидеров этого же заговора (Ферр, Бобров «Первые показания Бухарина на Лубянке»). В тот же день Лев Михайлович Карахан, ведущий советский дипломат, одно время тесно связанный с Троцким, так же дал признательные показания. Маршал Тухачевский и другие военачальники, очевидно, не переставали свидетельствовать вплоть до 9 июня. 11 июня состоялся суд, где они еще раз признались (в подготовке военного заговора в РККА, целью которого было насильственное свержение власти и установление в СССР военной диктатуры, прим. пер.), и вечером того же дня (по решению суда, прим. пер.) их казнили. С ними были связаны еще несколько высокопоставленных большевиков и членов Центрального Комитета.
До и во время Пленума ЦК, который проходил с 23 по 29 июня (1937 года), двадцать четыре его члена и четырнадцать кандидатов в члены были исключены за участие в заговоре, шпионаже и изменнической деятельности. В феврале и марте Бухарин, Рыков и Ягода были также исключены (из состава ЦК, прим. пер.). Никогда прежде не было таких массовых изгнаний из руководящего органа партии.
Несомненно, было много чего еще, что никогда не было обнародовано. Но эти события, особенно военный заговор, представляли самую серьезную угрозу безопасности, фактическому существованию Советского Союза, со времен самых тяжелых дней гражданской войны.
Троцкий и его сын Лев Седов были осуждены заочно на Первом Московском процессе в августе 1936 года. На Втором Московском процессе в январе 1937 года Карл Радек прямо назвал Льва Троцкого лидером крупного антисоветского заговора. Он специально упомянул Испанию как место, где сторонники Троцкого были источником серьезной опасности, и призвал их отвернуться от Троцкого. Когда 3 мая в Барселоне вспыхнуло восстание, «майские события», предупреждение Радека казалось пророческим. Для коммунистов и многих не коммунистов, которые поддерживали Испанскую Республику, это восстание в тылу Республики показалось тем же самым, каким якобы замышляли его правые, троцкисты и военные деятели в СССР.
Накануне июньского пленума ЦК Троцкий решил послать телеграмму из своей мексиканской ссылки не Сталину или Политбюро, а в Центральный исполнительный комитет, высший орган советской власти. В нем он прямо призывал своих членов отвергнуть сталинское руководство и посмотреть на себя.
«Политика (Сталина - фамилия добавляется в работах историков-троцкистов, Ферр же приводит оригинальный англоязычный текст телеграммы, взятый из факсимиле, без фамилии, прим. пер.) ведёт к окончательному как внутреннему, так и внешнему поражению. Единственным спасением является поворот в сторону советской демократии, начиная с открытия последних судебных процессов. На этом пути я предлагаю полную поддержку».
Троцкий
POLICY IS LEADING TO COMPLETE COLLAPSE INTERNAL AS WELL AS EXTERNAL STOP ONLY SALVATION IS RADICAL TURN TOWARD SOVIET DEMOCRACY BEGINNING WITH OPEN REVIEW OF THE LAST TRIALS STOP ALONG THIS ROAD I OFFER COMPLETE SUPPORT – TROTSKY
Постскриптум в оригинальной публикации (Новое время, №50, 1994 год, с.37) к этой телеграмме гласит:
«В июне 1937 года в Москву по адресу Центрального исполнительного комитета (ЦИК), который тогда был формально высшим органом государственной власти в СССР, от Л.Д. Троцкого пришла телеграмма из Мексики: [текст телеграммы]. Конечно, эта телеграмма оказалась не в ЦИК, а в НКВД, откуда она была направлена Сталину в виде так называемого «спецсообщения». Он написал на нем следующее замечание: «Шпионская рожа. Наглый шпион Гитлера». Его подпись под этими словами была дополнена подписями Молотова, Ворошилова, Микояна и Жданова, которые выразили свое согласие с оценкой Сталина».
Ныне покойный автор-троцкист Вадим Роговин поместил то же примечание у себя в книге, слегка перефразировав:
«Телеграмма Троцкого попала не в ЦИК, а в НКВД, где она была переведена с английского языка (только таким путём мексиканский телеграф мог принять её к отправке) и направлена Сталину в качестве «спецсообщения». Прочитав телеграмму, Сталин наложил на неё резолюцию, свидетельствующую о явной утрате им самообладания: «Шпионская рожа! Наглый шпион Гитлера!» Его подпись под этими словами была дополнена подписями Молотова, Ворошилова, Микояна и Жданова, выражавшими согласие со сталинской оценкой».
(В.Роговин, «1937»)
Анонимный автор статьи в «Новом времени» отмахнулся от предложения Троцкого, как от его фантазии.
«Как следует понимать предложение Троцкого? Мог ли он предположить, что они примут его помощь? Или что в 1937 году поворот к «советской демократии» был возможен? Иронией это не назовешь, скорее иллюзией».
(Как показали некоторые ученые, «поворот к советской демократии» был действительно предметом борьбы в 1937 году, Г.Ф.).
В своем критическом исследовании о Троцком в 1997 году Евгений Пискун писал:
«Этот странный документ свидетельствует о том, что вождь IV Интернационала надеялся на то, что в ближайшее время в СССР должны произойти огромные изменения и он вновь окажется у власти. Но и на этот раз он ошибся. Июньский Пленум ЦК не завершился сменой партийного руководства».
(Е.Пискун, Термидор в СССР, с. 73)
Роговин же согласился с тем, что Троцкий мог предполагать, что у него имелись хорошие шансы прийти к власти:
«Однако Троцкий не принадлежал к числу людей, способных предпринимать бессмысленные и импульсивные шаги. При всём том, что мотивы этого обращения остаются до настоящего времени неясными, естественно предположить: Троцкий обладал данными, свидетельствовавшими, что истинная преданность Сталину большинства партийных и советских руководителей обратно пропорциональна их официальным излияниям в этой преданности, что положение Сталина весьма шатко и неустойчиво. Отсюда могли вытекать надежды Троцкого на то, что в условиях большого террора, вырывавшего из рядов партии одного её видного деятеля за другим, возможна консолидация руководящих деятелей страны, направленная на свержение Сталина и его клики».
(В.Роговин, «1937»)
Роговин безоговорочно принял ортодоксальную троцкистскую позицию, что Троцкий не участвовал в заговорах с немцами. Это поставило его перед проблемой: как объяснить рукописный комментарий Сталина к телеграмме Троцкого? Даже Роговин вынужден был признать, что, поскольку записка была адресована только ближайшим, наиболее доверенным соратникам, она доказывала, что Сталин и все остальные искренне верили в виновность Троцкого в заговоре с немцами. Роговин смог предложить лишь следующее оправдание, которое подводит нас к сути дела:
«Этот документ, как и многие другие документы Политбюро и даже личная переписка его членов, свидетельствует о том, что Сталин и «ближайшие соратники» изъяснялись между собой условным шифром, призванным создать впечатление, что они верят в сфабрикованные ими самими амальгамы. В противном случае Сталин, едва ли веривший в наличие контактов между Троцким и Гитлером, не начертал бы такую надпись на документе, предназначенном только для его ближайшего окружения».
(В.Роговин, «1937»)
Теперь у нас есть дополнительные доказательства того, что Сталин действительно верил, что Троцкий замышляет заговор с немцами. Роговин не предоставляет никаких доказательств обратного. Кроме того, сегодня мы располагаем доказательствами того, что Троцкий, как и многие другие, действительно вступал в сговор с Германией и Японией. Доказательства, касающиеся Троцкого, являются предметом данной статьи.
Телеграмма Троцкого от 18 июня 1937 года послужит введением как к новым фактам, обнаружившимся после распада СССР, так и к проблемам и барьерам на пути понимания того, что все это значит.
Насколько нам известно, никто не удосужился собрать воедино все эти доказательства и пересмотреть в свете этих новых доказательств вопрос о связях Льва Троцкого с Японией и Германией, связях, о которых говорили подсудимые на московских процессах и Советское правительство. Почему так? Мы думаем, что два совершенно разных комментария Пискуна и Роговина предполагают ответ. Вместо того чтобы быть предметом тщательного изучения с целью подвергнуть сомнению прежние знания, новые свидетельства выстраиваются в защиту старых исторических парадигм.
Парадигма Пискуна заключается в том, что Троцкий, вероятно, готовился к какому-то перевороту против советского руководства. Такая версия лишь изредка звучала в течение прошлых лет. Тем не менее Пискун читает телеграмму Троцкого сквозь “линзы” этой парадигмы, ибо сам текст телеграммы ничего не говорит о каких-либо ожиданиях неминуемой перемены и возвращения к власти. Самое большее, что можно сказать, что текст телеграммы, возможно, совместим с такими ожиданиями. Но мы бы никогда не смогли вывести подобное ожидание из одного только текста. Трезвое прочтение телеграммы Троцкого могло лишь свидетельствовать о том, что Троцкий надеялся на возвращение к власти в СССР, но не более того.
Интерпретация Роговина еще более натянута. По словам Роговина, Сталин не мог поверить в то, что Троцкий был немецким шпионом, хотя и написал об обратном на телеграмме, которую могли прочесть только его ближайшие соратники. Парадигма Роговина требует, чтобы Сталин выдумал обвинения против Троцкого в сотрудничестве с немцами (и японцами). Чтобы эта парадигма оставалась в силе, Сталин в ней должен притворяться. Никакое объективное прочтение текста телеграммы Троцкого и замечаний Сталина по ней не привело бы к выводам Роговина. Кроме того, у Роговина нет доказательств в поддержку его позиции, что Сталин выдумал обвинения против Троцкого. Он просто предполагает, что это правда.
Пискун и Роговин представляют противоположные полюса в толковании как самого этого документа, так и вопроса о взаимоотношениях Троцкого с Германией и Японией или их отсутствии. Но обвинения в сотрудничестве со спецслужбами крупнейших держав Оси выдвигались не только против Троцкого, но и против многих подсудимых на втором и третьем открытых московских процессах в январе 1937 года и марте 1937 года. В другом месте (Ферр и Бобров «Первые показания Бухарина на Лубянке») мы изложили небольшую часть доказательств того, что оппозиционеры действительно имели какие-то тайные политические связи с Германией и Японией, направленные против СССР.
Существует много таких доказательств в отношении других оппозиционеров. Настоящая работа сосредоточена на доказательствах, касающихся конкретно Троцкого. Мы должны искать доказательства того, что такие связи существовали не потому, что априори убеждены в их существовании, а потому, что в принципе невозможно найти свидетельство обратного, когда таких отношений не было. Если мы не найдем доказательств связи оппозиционеров (с иностранными разведками), то единственным правильным выводом будет тот, что связи не было - опять же, за исключением новых доказательств обратного, которые могут появиться в будущем. Это стандартный исторический способ исследования: «учитываются только положительные доказательства». Однако это не означает, что все “положительные доказательства” должны указывать только на один вывод или являться достаточными для обоснования какого-либо одного вывода.
В настоящем исследовании делается вывод о том, что имеющиеся в нашем распоряжении доказательства убедительно подтверждают наличие сотрудничества между Троцким, немцами и японцами. Это создает особую проблему для нас как историков, поскольку статья, основанная на фактических данных, - настоящая статья - напрямую ставит под сомнение сложившийся консенсус по московским процессам и, в частности, по Троцкому.
Что на кону?
Этот превалирующий консенсус является составной частью модели или парадигмы советской истории, которая доминирует в самой России и за ее пределами. Троцкий и его сын Седов обвинялись в связях с немецким гестапо на Московском процессе 1936 года и в связях с немцами и японцами на московских процессах 1937 и 1938 годов. Многочисленные свидетели на каждом из этих процессов показывали, что они непосредственно знали о сотрудничестве Троцкого и Седова. Эти обвинения являются центральным элементом наших исследований. Мы рассмотрим их в данной статье.
Утверждение о том, что эти обвинения являются ложными, также составляет основную особенность доминирующей парадигмы советской истории о сталинском периоде. Подтверждение вины Николая Бухарина в преступлениях, в которых он признавался (в ходе следствия и на суде, прим. пер.), уже серьезно подорвало то, что мы можем кратко назвать «антисталинской» парадигмой советской истории. Доказательство же причастности Троцкого к немцам и японцам окончательно убедило бы нас в том, что обвинения, в которых участники московских процессов признали себя виновными, истинны.
* * * * *
По имеющимся у нас данным, Троцкий действительно сотрудничал с немцами и японцами. Это согласуется с обвинениями, выдвинутыми против Троцкого и его сына на московских процессах.
Каковы будут последствия этого факта для самого троцкизма, судить не нам, но можно рискнуть. Поскольку троцкизм - это набор политических принципов, которые отделимы от Троцкого-политика, то последствия будут незначительны. Более серьезными и далеко идущими последствия окажутся для тех разновидностей троцкизма (троцкистов), которые основываются на культе уважения к Троцкому, как человеку, и неспособны отделить Троцкого от его идей.
В начале 1980-х годов троцкизм уже пережил одно разоблачение, что Троцкий лгал Комиссии Дьюи. Как показывает недавняя статья Свена-Эрика Хольмстрема, ложь Троцкого о деле "отеля Бристоль" как в комиссии Дьюи, так и в его журнале "Вестник оппозиции" гораздо шире, чем было доказано ранее. Должно пройти некоторое время, прежде чем мы сможем понять, какое влияние на последователей Троцкого оказали исследования Холмстрема. В любом случае именно им (последователям), а не нам решать, каковы их значение и последствия.
Продолжение следует…
Гровер Ферр, "Доказательства сотрудничества Троцкого с Германией и Японией" (Evidence of Leon Trotsky’s Collaboration with Germany and Japan), с. 13-20.
Перевод К. Поляков
источник
