Истории из жизни + Разочарование

Через несколько дней у нас совпали выходные и Настя позвала меня в гости, так сказать, на новоселье. Я согласилась и мы встретились вечером. Пришли мы к ней в квартиру, поиграли в пабг и мне понадобилось сходить в ванную. Не спеша проходя по коридору, я обратила внимание на тумбу в прихожей, на ней стояли подозрительно знакомые баночки и парфюм. Я подошла ближе, чтобы рассмотреть и узнала свою косметику! Я была крайне удивлена, позвала подругу, чтобы она объяснила происхождение данной косметики. Она совершенно спокойно ответила, что ей мама купила это в Ашане. Тут я поняла, что это откровенная ложь, потому что косметика не самая дешевая и не продается там банально. Я молча взяла вещи и уехала домой. Мне было обидно и неприятно, я не понимала вообще, почему со мной так поступили. Этим же вечером она написала мне сообщение, что готова вернуть деньги за все это.

Я сказала, чтобы оставила себе и перестала с ней общаться. Это, к сожалению, не единственный раз, когда я так обжигалась с людьми, много таких историй. Но каждый раз желание с кем-либо начинать общение пропадало.

Конечно, я влюбился. Не сразу. Медленно, как открывают глаза после кошмара. Я водил её в театр — не на попсу, на Чехова. Покупал билеты в первый ряд. Подарил ей кольцо — не золотое, серебро, в тон её скромности. Она его не сняла. Тогда я подумал: «Вот, нашёл. Настоящая».

Мы встречались семь месяцев. Она не просила ничего. Но, как-то между разговором о жизни, сказала, что ноутбук её сломался. Я купил новый. Через неделю — что в её районе опасно возвращаться домой, таксисты хамят. Я дал ей ключи от своей квартиры. Потом — что нужна помощь маме с долгами. Я перевёл. Она плакала. От благодарности. А я — от счастья: наконец-то всё по-настоящему.

Однажды я проснулся и понял: она исчезла.

Ни записки. Ни звонка. Ни сигнала в Telegram. Квартира пустая, вещи — как после гастролей фокусника. Только серебряное кольцо лежало на подоконнике, как метка: «Здесь был спектакль».

Я обзванивал больницы, друзей, даже написал её маме — та сказала, что Алиса давно не выходит на связь. Странно, ведь только вчера она просила перевести на её карту деньги на операцию. Я проверил. Никакой больной мамы не существовало. Счёт был её. И деньги — мои.

Через неделю я увидел Алису в ресторане. Не со мной — с другим. Смотрела на него так же: будто боялась золота, будто гренки — еда богов. Я подошёл, но она сделала вид, что не узнаёт. А потом, чуть наклонившись, прошептала:

— Ты был отличным собеседником. Спасибо за театр.

Я стоял посреди этого лоснящегося от зеркал ресторана и чувствовал себя клоуном без грима. Всё моё — деньги, вера, даже глупая гордость — она забрала с собой. Не кражей. Улыбкой.

После неё я не смотрю на женщин с подозрением. Я смотрю — с тишиной. Той самой, о которой она говорила. Шум — остался внутри. На дне.

А недавно мне пришло письмо. От девушки. Пишет, что не любит золото. Только книги, чай и театр.

Я не отвечаю.

Потому что знаю: она уже идёт. И, возможно, её имя — не Алиса. Но конец будет тем же.

Из серии авторских рассказов «Зеркальная жизнь».

Слова падали тяжёлыми бусинами на стол. Он женат. Четыре года. «Мы с Ингой пытались завести ребёнка, — говорил он, — но…» Он сунул руки в карманы, будто искал чек за собственную жизнь. «Я люблю тебя, но развестись не смогу». Вне кафе сирена скорой ударила в стекло, и я подумала, что это сигнал к побегу.

Я вышла на улицу вслепую, оставив счёт неоплаченным. Серый ноябрь проглотил воздух. Шаг — и тротуар поплыл, как плохой монтаж. Я вспомнила каждый вечер, когда он выключал телефон «чтобы батарея не села». Каждое воскресное исчезновение «к отцу за город». Они складывались в один огромный, ржавый ключ, который не подходил ни к одной двери.

Ночью он писал мне сообщения-ластики: «Прости», «Дай время», «Ты не понимаешь, как это сложно». Я читала и стирала, стирала и писала в черновике имя ребёнка — Мирра, если девочка, Даниэль, если мальчик. Мир означает «мир», Дан — «судья». Пусть хотя бы имя будет честным.

Через неделю Инга сама нашла меня. Узнала номер из детализации звонков. Она позвонила в мою дверь — без истерики, в тихом бежевом пальто.

— Я знаю, — сказала она. — И я знаю Артёма.

Я приготовилась к крику, но она опустилась на подоконник, как дождь.

— Он обещал мне, что всё исправит. Уже полгода. Ты — не первая.

От её спокойствия мороз прошёл по коже.

— Почему вы…

— Потому что легче оставаться статуей, чем признаваться себе, что ты мрамор с трещинами. — Она взглянула на мой живот. — Если оставишь ребёнка, знай: я не стану препятствием.

— А он?

— Он умеет заставлять себя любить. Но не умеет оставаться.

Инга ушла так же бесшумно, как пришла, оставив на подоконнике конверт. Внутри — фотография: Артём на том же пирсе, но с другой девушкой, датирована прошлым летом. Подпись его почерком: «Совпадения существуют».

Я сожгла фото над газовой плитой, дым пах чёрным сахаром. Утром купила билет до другого города. В маленьком отеле меня разбудил первый толчок изнутри — крошечный кулак постучал по стенкам мира. Я заплакала и засмеялась одновременно.

Теперь я записываю эту историю на диктофон, чтобы однажды ребёнок услышал, как хрупко бывает эхо любовных слов. Пусть знает: совпадения — лишь маски, пока не сорваны.

Из серии авторских рассказов «Зеркальная жизнь».