Дело было в конце сентября 2003 года.
Жители Алтайского края и Республики Алтай помнят эти дни.
Вечером 27 числа, в субботу, мы отмечали день рождения тестя. Мужики стояли во дворе, дышали воздухом, курили, наслаждались последними тёплыми днями. Выпито было немало, поэтому я не особо удивился, что меня вдруг стало мутить, а земля поплыла из-под ног. И тут я заметил, что вода в дождевой бочке ходит ходуном и выплёскивается через край.
- Мужики, а ведь это землетрясение, - с удивлением, но спокойно сказал тесть. Он был опытный дядька: четверть века жизни в Узбекистане научили его не паниковать в подобных ситуациях.
В прочности дома он не сомневался (сам строил), но на всякий случай попросил женщин взять документы и выйти из избы, чтобы продолжить праздник на свежем воздухе.
Но ничего страшного больше не произошло, утром мы уехали домой, а в понедельник, слегка подзабыв о прошедшем землетрусе, пошли на работу в школу.
Как только я заглянул в учительскую, мне сказали, что звонили из сельсовета и просили срочно зайти. Времени было достаточно, контора находилась рядом, я сбегал, расписался в каком-то документе и возвращался в школу.
Надо сказать, что у нас перед входом вмонтирована железная труба метров 10 высотой, на которую перед торжественными мероприятиями вешают флаг. Конечно, его давно сняли, но ещё у сельсовета я заметил, что верхушка мачты очень сильно раскачивается.
- Блин, вот сейчас приду и откручу бОшку тому дебилу, который раскачал флагшток, - подумал я, но, подойдя ближе с удивлением заметил, что мачта раскачивается безо всякого человеческого участия, а из дверей школы со странными воплями, сочетающими в себе и жуткий страх, и бешеный восторг, вылетают разнообразные пионеры.
На первый урок кое-как собрались, утихомирились, но минут через двадцать зашла завуч и спокойным голосом сказала, чтобы дети собирались и шли домой, уроков сегодня не будет. Говорила она совершенно буднично, но даже мне стало не по себе. Никто даже не кричал "ура", все как-то тихо и спокойно покинули здание.
Оказалось, что пришла телефонограмма из края о том, что ожидаются ещё более мощные толчки, соответственно, был приказ об эвакуации.
Все учителя тоже вышли, женщины расползлись по домам, мы спокойно курили, и тут Григорий Николаевич заявил:
- Мужики, блин, а ведь у меня в каптёрке (так он называл свою лаборантскую), остались четыре бутылки водки. Обидно будет, если школа рухнет, а они разобьются. Сгоняйте по-молодецки, а?
Конечно, заходить в трёхэтажное здание, готовое обвалиться, было страшновато, но мы пошли, нашли, взяли и вынесли.
Решили далеко не ходить, чтобы, в случае чего, стать свидетелями превращения родной школы в груду обломков.
Кажется, потом мы ещё пару раз ходили в магазин, но это я уже плохо помню. Насчёт новых толчков не уверен, думаю, их больше не было.
Но утром, на автопилоте идя на работу и поедая вторую пачку Дирола, я заметил, что по фасаду проходит изрядная трещина, которая, как вскоре выяснилось, имеется и внутри, причём именно в моём кабинете.
С тех пор прошло много лет. Трещина не увеличилась, но и не исчезла, хотя внутри я её, конечно, замазал. Сегодня была очередная комиссия. Опять фотографировали, качали головами, совещались, но подозреваю, что ничего не изменится.
А если вдруг нас тряханёт снова, то чует моё сердце, карточный домик возьмёт, да и сложится.
Ждём-с...
