Гарнизонные истории

или о вреде нарушения регламента несения внутренней службы

Из цикла «А неча нас Родиной пугать…»

Заступил, однажды, один молодой офицер в суточный наряд. Дежурным по части.

Наряд этот не предполагает возможности, для его исполняющего, отлучаться из расположения части ни на миг. В идеале. Но как быть, если родная квартира находится от дежурки в пяти минутах неспешной ходьбы. А если рысью … то всего полторы минуты надо, чтобы, в случае чего, оказаться опять «при исполнении». Вот наш дежурный и не удержался. Нарушил Устав внутренней службы и строгие служебные инструкции.

Лучше бы он этого не делал. Что называется, «себе дороже вышло».

История стара как мир и тривиальна как неизбежный рассвет после ночи.

Влетев в квартиру на крылах романтического предвкушения, или предвкушения романтического, пусть и краткого, но всё же свидания с молодой супругой, герой наш ощутил…. Да чего там – «ощутил», он конкретно увидел, что супруга его уже всей своей полностью вовлечена в романтическое приключение. Но отнюдь не с ним, законным правообладателем.

Принимала супруга гостя. Причём принимала его, совершенно без намёка на какие-то текстильные, например, элементы на своём гостеприимном организме. Проще говоря, была супруга совершенно и бесспорно обнажена. Гость тоже был необременён предметами туалета. И приключение их происходило, т.е. имело место быть в самом святом месте семейного очага. На раскладном диване – кровати…, который был, конечно же, разложен. Чтобы, значить, приключаться романтикам сподручнее было.

Вообще наш герой – дежурный, законный правообладатель места на этом диване, так сказать, кровати был человек выдержанный и рассудительный. Но ведь лубоффф!!! А потом его возмутило больше всего то, что гость в виде угощения принёс с собой не фрукты – шампанское, а тривиальное пиво и регламентную массандру (не путать с крымским благородным напитком).

Выхватил наш нарушитель регламента воинской службы и просто, не побоюсь этого слова, воинской дисциплины свой штатный ливорверт системы Макарова и с криком:

- Застрелю, суки!!! - сделал несколько, целых три, шагов в сторону предмета мебели. А дальше он остановился, потому что вдруг понял, что не знает, как собственно дальше поступать.

Плюс звуковое оформление в виде дикого визга дражайшей супруги сыграло свою роль.

Опешил человек. Забыл даже, что гость – вражина очень быстро и правильно подметил, затвор передёрнуть. Вскочил гость, и в чём был, на хозяина кинулся. Вот тут то вооружённый в себя и пришёл. И пока тот гость кидался, успел он, и передёрнуть и выстрелить. В пол. Но эффекта достиг. Криковизг жены перерос в воерёв оглушительной силы. И вот под этот аккомпанемент, гость таки достиг своей цели и набросился на не вовремя явившегося правообладателя. В процессе борьбы нападавший завладел предметом стреляния, правда, по ходу, ещё два выстрела произошло. Но, слава Создателю, попасть ни в кого бойцам не удалось. Пришедший то массой был поболе и физически покрепче, но и ему не удалось оборвать ремешок кожаный, которым пистолет был, к кабуре пристегнут. Тут надо заметить, что многие из нас ремешок этот усиливали тросиком стальным. Вот и не удалось оборвать.

Вот тогда и произошло то, что дало название рассказу. Гость, держа в одной руке, пистолет, второй подхватил его владельца и вынеся на балкон, за перила и отправил. Тут уже карабин не выдержал, разогнусломался.…

И вот представьте картину. На балконе стоит, мягко выражаясь, неодетый мужчина с пистолетом, а под балконом (да вы не переживайте – всего навсего второй этаж ДОСа), уже практически, вставший на ноги дежурный по части, громко и выразительно…, ну, думаю, нет нужды тут все эти слова приводить.

Конечно же, на шум и выстрелы, гарнизон всё-же, народ сбежался. И со стороны квартиры и со стороны … не квартиры тоже. Поначалу недоумевали, попробуй тут разберись сразу. Но, когда, врубились в ситуацию, то ржанье встало такое, что майская молодая листва стала осыпаться.

Как водится и начальство понабежало. Обоих участников события призвали пред командирские строгие очи, а причину конфликта, неверную, так сказать, подругу увёл к себе под крыло женсовет.

Что там, в командирском кабинет было, я не знаю. Одного отправили ночевать в караулку, под присмотр, чтобы ещё чего не натворил, а второго в общагу – в родную комнату. Потому как, хоть он и неправ был, но…, дело то житейское. Да и раздувать это безобразие не стали. Никому это не надо было.

А на следующий день, на офицерском разводе, командир и вручил, открутив с собственного кителя, значок парашютиста этому молодому нарушителю регламента и дисциплины. И строго приказал носить, не снимая.

Дама срочно убыла в Союз, домой, к маме. Правообладателя вскоре тоже перевели в другую дивизию, а возмутитель спокойствия так в полку до замены и дослуживал. Нисколько, надо заметить, в авторитете своём не потеряв.

Вот так.

Горка

Горка была у нас знатная. Не очень высокая и крутая, зато длинная. Она получилась оттого, что поздней осенью, как было сказано – при строительстве школы, вдруг засыпали овраг. Ближний. А ещё построили гаражи. И весь этот грунт бульдозером раскатывали, разравнивали и создали рельеф. С не очень, повторюсь, крутой и высокой, но длинной горкой. И выровняли её знатно. Но тут я, подозреваю, не обошлось без вмешательства кого-то из наших отцов. Уж больно старательно её, эту горку выровняли и укатали этим самым бульдозером.

И вот наступила зима. Зимы тогда, не в пример нынешним, были снежные. И уже к концу ноября…. Вообщем мы с этой горки просто не уходили. Санки, лыжи, а потом и просто картонки. Потому что, натаскав воды, мы залили ледяную дорожку.

Конечно, горка превратилась в место паломничества всей окрестной детворы. Нам это не сильно нравилось. Потому что – как воду таскать, так никого нет, а как кататься … вообщем бывало и дрались. За справедливость. Но не часто. Соревнования какие-то устраивали. Лыжные и саночные. Случалось, что и ноги-руки ломали. А что поделать? Горнолыжный и саночный спорт – он опасный.

Дуга – каталка

С наступлением холодов, соседние стройки резко беднели на арматуру. Причем, как обычно, начиналось обеднение после обеда и продолжалось, справедливости ради, не очень долгое время. За это «не очень долгое время» пацаны в окрестных дворах обзаводились импровизированными транспортными средствами, которые работали исключительно на Мус кульной силе владельца. Хлыст арматуры сгибался нехитрым образом и получалась дуга - каталка. Ноги ставились на полозья, а руки на дугу, которая получалась впереди. И … отталкиваясь одной ногой на этих санках так было здорово скользить. А, когда на горке снег укатывался, то и вообще…! Такая была, предтеча, снегоката. Хотя, на дугах было интереснее!

Конечно, основная часть жизни нашей проходила во дворе. Тогда вам было не сейчас. Никто нас не пас, вот и носилась целыми днями по двору и окрестностям наших двух ДОСов пёстро-шумная гоп-компания. Нас было довольно много. Все примерно одного возраста. В общем, не скучали.

Брызгалки

В тёплое время года, помимо футбола и всякого такого прочего, любимым развлечением была игра в войну, конечно. Зимой мы тоже вовсю «воевали», но в тёплое время было интереснее.

Главным оружием были брызгалки. Делали мы их из пластмассовых флаконов от бытовой химии и всяких прочих средств. Такие, чтобы сжимались. В крышке проделывалось отверстие, внутрь наливалась вода. И всё – оружие готово. Возникали проблем с заправкой «боеприпасами». Домой – не набегаешься, а на трубах, к которым дворники подключали шланги, не было крановых головок. Чего мы только не придумывали. Как нас дворник только не гонял. Всё - равно хоть один кран, но был приоткрыт.

Мечта любого пацана – водяной пистолет, производства ГДР, два рубля стоил. С виду просто как настоящий, только цвета были яркие, игрушечные. Чем мы только не перекрашивали.… Всё отваливалось. Но очень они были непрактичные. Чуть уронил, шов расходился, герметичность нарушалась, и пистолет выбрасывал струю слабую и недалеко. Поэтому брызгалки были надёжнее.

Овраги и плоты

Прямо перед домом был овраг. Был и второй. Побольше. За дорогой. Но туда нам ходить запрещалось, потому что надо было переходить дорогу. И хоть, по дороге той машины проезжали с частотой – одна в час, всё – равно запрет был строжайший. И очень мало кто отваживался его нарушить. На самом деле я взрослых теперь понимаю. Воды там набиралось довольно много, в тех «задорожных» оврагах, и получалось глубоко. Утонуть малькам было «раз-два», а если ещё учесть, что в овраги эти сваливали всякий строительный мусор, то риски увеличивались в разы. Но это были заботы взрослых.

Старшие пацаны стаскивали в овраги куски бревён и всякие доски. И сколачивали плоты. Главным крейсером, флагманом практически, был плот, который был сколочен из трёх брёвен, а сверху была набита дверь. Капитанский мостик, практически.

Нас, мелюзгу, очень редко допускали на плоты. Даже покататься, не говоря уж о каких-то военных маневрах или сражениях, которые периодически устраивались на овражных озёрах.

Но мы…, мы-то в школу ещё не ходили. И, когда старшие пацаны во дворе отсутствовали, то пытались эти плоты угонять. Но куда там. Во-первых, они их вытаскивали на берег довольно далеко. Во-вторых, прятали шесты, которые использовались вместо вёсел. Но, голь на выдумки хитра. Был у нас один отчаянный паренёк. Он, однажды, утянул у папки пачку пайкового генеральского «Казбека».

Папа у него был не генералом, он был подполковником, но лётчиком и заместителем командира дивизии. Поэтому и курил генеральский «Казбек». Почему генеральский? Да потому, что папиросы были длиннее и толще обычных, которые продавались в магазинах. Вообщем высший сорт. Но папиросы эти были только средством. Средством, которое было использовано для подкупа военнослужащих срочной службы. Рядом был домик такой … серый, штаб ГО СССР. А около него была стоянка. На стоянке этой всегда стояли «козлики» начальников из этого штаба. Водилы были наши кореша. Они не вредничали и пускали нас посидеть за руль, пока сами перекуривали в сторонке.

И вот, подкупив парней «Казбеком», мы попросили их помочь нам столкнуть плот. Ребятам это, сами понимаете, было парой пустяков. Они нам даже шест помогли изготовить. Тальника росло по берегам в изобилии.

Так и повелось. Приходят старшие из школы, а плот плавает себе посреди овражного озера. И не просто плот, а флагманский. Мы-то  вовремя ноги уносили. Интересовались у нас конечно, но мы всячески отпирались.

Закончилось всё невесело. Один из нас однажды упал с плота. Мы его, конечно, вытащили. Ничего плохого не случилось. Но тайное стало явным. Хотя и не прекратилось. То есть прекратилось. НО в ноябре. Когда озерцо ледком схватило.

Капитан Лёша Ш. был добрым малым. Настолько добрым, что всё остальное было «малым». И уже, почти двенадцать лет это его свойство подтверждало наличие россыпи маленьких звездочек на погонах. Был Леша Ш. двенадцатилетним капитаном, попросту говоря. И до пенсии ему оставалось каких-то всего три годика.

Очень Алексей переживал по этому поводу. И было отчего. Обладал он огромным богатством в виде его ненаглядного «золотца» весом за пять пудов – дражайшей, верной спутницы жизни, и результатом этой самой жизни – несколькими дочками.

Служить ему довелось до Группы на окраинах нашей обширной Родины, а служба за границей позволяла поправить материальное положение семьи, да и приданное дочерям в этих условиях составить было легче. Вот и переживал капитан - дадут ему выслужить полную пятерку в Группе, а потом – на пенсию, или два года «за границей» будут потеряны. Следствием этого было то, что даже пары крон на кружку пива у Лёши не водилось, в принципе. Все его денежное содержание шло дражайшей половине, для трат «на дочек». А хотелось человеку и пива и….

Так вот, что называется - однажды….

Сидим мы и трудимся. Рисуем всем составом отдела художественное полотно. Какое? Не подумайте чего-то там такого, просто по завершении очередных учений, создаем главный отчетный документ. То бишь карту, типа «Решение начальника такой-то службы Н-ской дивизии по вот такой-то задаче». Стрелочки всякие, кружочки…. А почему художественное? Да потому что всю это, так называемую «обстановку» на карте было принято «поднимать». Т.е. выделять красиво, разными цветами и т.п. У нас был свой секретный метод. Обстановку эту мы поднимали не просто там чем, а сухими акварельными и гуашевыми красками, втирая их в бумагу, вдоль линий, обозначающих всякое разное. Очень, повторюсь, это получалось высокохудожественно. Тем более что чешская гуашь была не просто там, а флуоресцентная, т.е. светящаяся и играющая такими оттенками, что глазам порой было больно. Одно плохо – боялась эта красота влаги. Хотя метод был. В виде лакового, например, покрытия. Технология была отработана. Но, в этот раз разбор был назначен в штабном конференц зале и проблем не предвиделось.

Итак, мы готовили набросок, перенося на большую парадную склейку данные с измятых и весьма несвежих полёвок, сверяясь с полевыми же блокнотами, а главный наш художник, писарь Вася, солдат первого периода службы, немного скучая, готовил всякие там акварели-туши-гуаши, чтобы по нашему наброску создать то самое, итоговое полотно.

Вася быль ОЧЕНЬ аккуратным и обстоятельным человеком. Иногда это выводило из равновесия окружающих, но спецом он был отменным и никогда ещё не подводил. Поэтому ему и прощались вот эти минуты ленивости и чрезмерная порой медлительность. А так как мы знали, что через час Васе придется работать, не поднимая головы до утра, то и не трогали его. Пусть себе возится, подремывая.

Но! Годковщину в Армии никто не отменял, и….

- Вася, сгоняй в чепок.

Старпом наш вытянул из карману купюру и протянул Васе.

- Сигарет возьми, орешков там пачки три, «Боржомчику». Себе «Колы» и печенья.

- Есть! - И Вася улетучился. Любой солдат, по себе знаю, от сладкого не откажется. А тут ещё – первый период, когда особенно редко перепадает что-то вкусное.

При всей Васиной медлительности, понадобилось ему минут пятнадцать.

- Сдача, тащ капитан!

Старпом Саша взял у Васи сдачу. Десятикроновая купюра, была здорово «усталая» и даже сильно надорванная, в прямом смысле. Понятное дело, что буфетчица понимала, что солдат первогодок никогда не станет возбухать по-поводу качества сданных ему денег и воспользовалась случаем. Саня покрутил купюру в руках и вернул Васе.

- Оставь себе, заклеишь, пригодится.

Конечно, пригодится! Целый валютный, по курсу, рубль. Для бойца, жалованье которого было – семьдесят крон в месяц, десятка была богатством.

И Вася, пользуясь паузой, принялся за реанимацию денюшки.

Был он, как было сказано человеком обстоятельным и аккуратным. Прикнопив купюру по уголочкам к чертежной доске, лезвием от безопасной бритвы, начал разглаживать края разрыва. Чтобы все, значит, лохмушечки точно совпали. Аж кончик языка от усердия высунул. Потом наложил полосочку скотча, пригладил, откнопил, перевернул и снова пригвоздил десяточку кнопочками. Взял в руки лезвие и стал подравнивать края отреза, опять-таки не забывая все лохмушки по отрезу выравнивать и прижимать к скотчу, чтобы, значит, не оттопыривались.

Со стороны это было очень похоже на процесс срезания с поверхности документа при помощи этого самого бритвенного лезвия каких-то огрехов. Был такой метод коррекции изображений у нас в постоянном применении.

И вот в этот самый момент тихонько отворилась дверь и в кабинет просунулась сначала Лешина голова, а потом и он … весь остальной. Лёха внимательно окинул нас орлиным взором, отметив живописный натюрморт из пачки цивилки, «Боржоми» и орешков.

- Богато живете, разведчики!

Не угостить Лешу, в силу вышесказанного о его материальном состоянии, считалось у нас плохим тоном. Старпом Саша был очень добрым человеком по сути своей и никогда не отказывал людям, даже потакал порой.

- Угощайся, Лёш.

Леша не преминул. Тактично вытянул из пачки сигарету и взяв в руку бутылку минералки, провел взглядом по столу в поисках стакана.

И вот тут-то он увидел Васины манипуляции. Рука его замерла.

- А что это Вася делает?

В Лешином голосе был неподдельный интерес. Всё, что касалось денег, было для него особенно интересным и неизменно привлекало его внимание. Будь это хоть двадцатигеллеровая монета, закатившаяся под стул…, он всегда обращал внимание даже и на такую мелочь и обязательно её поднимал. А тут какие-то непонятные манипуляции с целой десяткой.

Лёша, другой Лёша, наш начальник станции, оторвал голову от блокнота, метнул в нас взгляд полный просьбы молчать и не хихикать раньше времени и небрежно промолвил:

- Да вот, прикинь, тезка, Василий освоил способ деления денег.

- Как это? - В Лёшином голосе послышались нотки лёгкого сомнения, но искренней и неподдельной заинтересованности было больше.

- А он лезвием так срезать насобачился, что купюры стал разрезать….

- Ну и что? Подумаешь невидаль!

И успокоенный Лёша опять было потянулся за стаканом. Но рано он успокоился. Любой Кузин (это такое прозвище, производное от его фамилии, носил наш Алексей) пассаж, начатый в обстановке ударного ратного труда, который практически всегда, происходил в уже неурочное для оного труда время, был целенаправлен и коварен. Требовалась разрядка. А Кузя был неистощим на изобретение всякого рода под…., розыгрышей, по-штатски, говоря. А уж…, вообщем Лёха в деланном возмущении отбросил линейку и карандаш.

- Как это ч-т-о?! - Последнее «что» Лёха произнес, как будто три гвоздя вбил.

- Что? Что? Бумажку разрезать. Что тут такого? - Пренебрежительно отмахнулся Лёша.

- Ага! – Кузин тон приобрел язвительную снисходительность. – Если поперек – оно конечно, всякий сможет. А Вася их вдоль рассекает!

- Как это? – Лёша Ш. опять поставил бутылку на стол.

- Как? Как? Берет вон десятку, разрезает вдоль, по плоскости и уже двадцатка!!! – И Кузя, делая вид что нова погружается в блокнот, как бы, между прочим, добавил, - только лучше двадцатки брать, у них бумага плотнее.

Ш. внимательно, даже очень, практически чересчур, внимательно, я бы даже сказал – пристально, понаблюдал за Васиными манипуляциями.

- Вась, правда что ли?

Васин ответ, я думаю, и приводить бы тут не стоило. Сами понимаете, во-первых цеховая солидарность, а во-вторых как пойти против своего, практически, прямого начальника, пусть он и прапорщик. Капитан то, хоть и капитан, но чужой, что называется.

- Так точно! – лаконично произнес Василий, не поднимая головы, боясь себя выдать.

Ш. постоял ещё минуту и окончательно забыв про холодный и манящий «Боржоми», задумчиво произнёс:

- Пойду ка я покурю, что ли …,- и вышел из кабинета.

Коротко хохотнув, мы продолжили ваять.

Примерно через полчаса в кабинет влетел начарт, начальник Лешин, который Ш.

- Вы чё, млин, с Ш. сделали? – Начарт был сильно удивленным!

- А что? – Кузины глаза источали невинность и непричастность.

- Пришел от вас, занял у меня шестьдесят крон, минут двадцать бегал по штабу – на двадцатки менял, потом сел и кромсает их лезвием. Я было подумал – трёхнулся мужик, а он на третьей купюре проронил «Ну, разведка!!!» Сидит, страдает, склеить пытается. Что вы сотворили, ироды дальнозоркие?!

Начарт ещё не успел закончить, как Кузя просто рухнул под стол. В прямом смысле. Мы тоже заржали, конечно. Когда мы, давясь от смеха и перебивая друг друга, рассказали всю историю, начарт даже не успел рассмеяться, потому что в кабинет вошёл Леша Ш. Он держал в руке три, практически обмотанные скотчем купюры.

- Вот!!! Кузя!!! Меняй теперь!!!

Леша был очень сильно возмущен и раздасован. Для него это были большие деньги.

Начфин деньги, конечно поменял. Но пришлось ему все объяснять, и история стала известна всем. Ещё долго Лешу донимали просьбами рассказать о том, как увеличить получку вдвое.