Летом 22 года я был в Мариуполе как волонтёр мариупольской больницы и по совместительству журналист. Материал в итоге не вышел. Публикую часть здесь, т.к. мне кажется, что это надо знать. Это почти дословный пересказ беседы с девушкой, пережившей штурм Мариуполя. Всё это есть у меня на диктофоне. Рассказывала сама девушка + её мама. Немного фоток из поездки, чтобы не подумали, что котолампа. Они не иллюстрируют текст.
Я родилась и все эти годы живу в Мариуполе. Жила я хорошо. Не жалуюсь, было всё, я ни в чём не нуждалась. Была работа, была стабильность. Никто меня не обижал, как там по телевизору говорят. И, честно сказать, мы никогда не думали что тут может быть такое. 23 февраля, перед тем, как вся эта произошла операция, все были на работе, все вели обычный образ жизни. Я вечером была в спортзале. На следующий день, выходной 24 февраля у меня были планы. Когда я проснулась утром, мне позвонила подруга, она работала на Азовстали:
– Ты слышала, что происходит
– Нет, а что происходит?
– Война.
– Так она идёт с 14 года.
– Нет, нам сказали 15 минут на эвакуацию помещения.
– Да, всё так серьёзно?
– Да.
После этого всё начало стремительно развиваться в худшую сторону. Взрывы начали ближе ближе ближе подходить к нашему району, к нашему дому. Потом свет выключили нам, воду выключили по всем районам. В последний момент выключили и мобильную связь. То есть вообще никаких коммуникаций. Мы не могли связаться с родственниками, хотя они знали что мы здесь все. 25-26 февраля люди хотели ещё выехать из города, но граница была уже перекрыта, никого не выпускали из Мариуполя. Просто сказали, что “граница закрыта, приказ никого не выпускать”. Хотя наш мэр и президент выехали. Как только они выехали, за ними границу и закрыли. А нас оставили здесь. Получается как бы в заложниках, я так понимаю. То есть против нашей воли. Люди хотели выехать, но их не выпустили отсюда. Ну и всё, 1 марта нам всем пришлось спуститься в подвалы наших домов, кому-куда. Потому что всё, уже летели стёкла, падали снаряды возле нас.
Подвал
Мы думали что это всё продлится не больше пары дней, нам так говорили. Насколько я помню была такая информация, что за 72 часа освободят Мариуполь.Нас успокоили, наш мэр нам сказал что нам не о чем беспокоиться, ситуация под контролем. Когда мы спустились в подвал, уже начались прямые попадания снарядов в наш дом. Как это было – словами этот ужас передать нельзя. Перекрыли газ, мы не могли приготовить кушать. Мы не могли подняться в свои квартиры. Проходит день, проходит два. Проходит пять. Мы находимся в подвальном помещении, где живут крысы, тараканы. Где нет света. Где находится больше 30 человек. Ты не можешь ни помыться ни сходить в уборную. Ходили в туалет в ведро за шторкой, при всех. Негде лечь, потому что везде сидят люди. Выйти на улицу не можешь, потому что там рвутся снаряды. Солдаты заходили, говорили что выходить нам запретили, потому что нас на улице убьют. И так длится день за днём.
Потом мы уже потеряли счёт дням. Связаться мы естественно ни с кем не можем. Что происходит мы уже вообще не понимали и не знали. Мы только слышали 24 часа в сутки непрекращающиеся залпы. Постоянно всё горело, всё взрывалось вокруг и этому не было никакого конца.
У нас закончились запасы продуктов, начала кончаться вода. Началась паника что нам скоро будет нечего пить, что мы будем делать? Мужчины конечно иногда выбегали набрать снега, он таял и эту воду мы пили, но это было опасно и воды было очень мало.
В подвале постоянная сырость, в ботинках ноги сыреют, кожа сначала белеет, как когда долго лежишь в ванной, потом начинает отслаиваться. Ботинок снимается вместе с кожей, раны начинают мокнут, потом гнить. Мы снимали обувь, протирали стопы водкой, чтобы хоть как-то их защитить, но потом всё равно приходится их засовывать в мокрую обувь, сушить её негде. Половину булки я растягивала на весь день, ела по крошке, рассасывая её во рту, чтобы хватило подольше. Наверно как в каком-нибудь блокадном Ленинграде.
В один из дней пришли военные, кажется азовцы, просили дать ключи от припаркованных машин, потому что им был нужен транспорт. Мы им честно сказали, что ключей или нет, машины или побитые или чужие. Предложили в доме напротив спросить. Они пошли туда, там тоже не дали. Они вернулись к нам, стали требовать. Говорить не хотите по-хорошему, будет по плохому. Потом спросили – давно ли мы ели жареное мясо. А мы не то что мясо, хлеба уже не ели два дня, какое мясо. Ну ничего, говорят, сегодня ночью поедите жаренного мяса. И ночью они соседний дом взорвали. Это не мог быть снаряд, был такой сильный взрыв изнутри. Подвал завалило бетонной плитой и дом загорелся, люди не могли выбраться. Горело всю ночь. Там была моя подруга, я её знала с детского сада, вместе с детьми. Они кричали всю ночь, я их слышала, это был настоящий ад. Мы их пытались вытащить, но бесполезно, эту плиту бетонную без техники было не оттащить. К утру всё стихло. Они до сих пор наверно в этом подвале, больше 30 человек с детьми.
Честно говоря, я как то до последнего надеялась… Что такое Азов я знала и понимала, что эти люди никого не пощадят и не пожалеют, им всё равно. Но на российское правительство я какие-то надежды возлагала и думала, что Путин и все остальные в курсе. Они же понимают, что люди уже скоро месяц как находятся без запасов провизии, людям скоро будет нечего пить? Почему вы хотя бы не скините людям какие-то продукты, какую-то помощь? Почему не сделаете коридоры, чтобы они эвакуировались? Это просто какой-то геноцид получается. Я надеялась что всё-таки как-то кто-то примет какие-то меры. Но никто их не собирался принимать. Получается, что на нас всем было наплевать.И украинскому правительству, но, получается, что и российскому наверное? Я не знаю, была ли Россия в курсе, что там люди? Может быть им Украина и сказала, что она эвакуировала своих жителей? Я не знаю… Но Мариуполь весь остался в городе, все люди, которые там жили, остались там.
Выход
Через 21 день нам сказали, что по стороне Новоазовска и Ляпино уже освобожденная территория, и там дэнээровские военные, блокпост, и там людей подбирают и отправляют на Новоазовск. Но идти было еще нельзя, потому что были сильные обстрелы. Как только стало можно, люди по нескольку человек начали под обстрелами на свой страх и риск идти туда, в сторону Ляпино.
На видео -- как выглядят подвальные ноги. Они же окопные.
Одна семья решила идти. Мы с девушкой из этой семьи подружились в подвале. Она оставила мне свои пол шоколадки, так как “мне нужнее”. Я не любительница сладкого, но это было самое вкусное, что я ела в жизни. Я решила, что как только выйду, на первую же зарплату на все деньги накуплю шоколада.
С детьми маленькими выходили прежде всего. Был и полуторагодовалый ребёнок и девятимесячный с нами. Они в первую очередь пошли. Нам сказали, что они благополучно добрались и мы тоже решили выдвигаться. 1 марта мы спустились в подвал, а 21 марта мы смогли первый раз оттуда выйти.
Как мы вышли. Нас осталось 7 человек уже. В 9 утра зашёл российский спецназ и сказал что будет делать зачистку дома. Мы попросились уйти, нас не выпустили, нам сказали сейчас это опасно, сидите пока тут, потому что в доме напротив сидит 8 азовцев и они откроют по вам огонь. Мы так ждали около двух часов, пока не начал гореть дом наш в котором мы были. Начали гореть квартиры, подвал заполнился дымом, мы начали уже задыхаться. И когда нам было совсем нечем дышать я вышла и попросила выпустить нас, потому что мы просто сейчас умрём. Не от обстрела а потому что мы сейчас задохнёмся.
На видео -- так выглядит лифт в больнице.
Они сказали тогда “Выходите с подъезда и просто бегите”. Да, это была глупая идея конечно, не знаю, насколько она была реальна. Но нам не предоставили другого выбора. Они сказали “выходите и бегите”. Я говорю “но нас же расстреляют сейчас, вы же это понимаете”? Они сказали “мы прикроем”. Может быть чудом, может быть правда прикрыли, но нам удалось убежать. С противоположного дома эти азовцы которые там сидели, они начали по нам стрелять, по ногам прямо. Мы убежали, 4 километра бежали с полным обезвоживанием, голодные, больные. Дальше нас подобрал БТР и подвезли чеченцы до блокпоста. И там мы уже выехали на Новоазовск.
Расселили в школе. Спали просто на стульях, на партах. Единственное – кормили три раза в день, это да. Но ни подушек, ни одеял, ничего. Мы просидели так два дня. Сказали что лучше сидите ждите, потому что если вы уедете, это будет выглядеть подозрительно. Мы сидели ждали фильтрацию. Через два дня нас военные забрали повезли на фильтрацию.
Фильтрация это типа допроса, тебя допрашивают, спрашивают имеешь ли отношение к боевым действиям, знаешь ли кого-то кто был участником АТО. Полностью проверяют твой телефон, все контакты, все переписки.
Привезли в ДК, огромное количество людей. Сесть было негде, лечь было негде. И так люди так проводили по несколько дней. Естественно там не кормили, туалета там тоже не было. Просто нужно было сидеть на своих сумках день два три пока подойдёт твоя очередь. Выйти можно было, но нужно было вернуться обратно. После этого нас забрали родственники из Горловки, моя сестра родная, и дальше мы жили у них.
PS.
После того, как я закончил запись, я решил ещё немного поговорить с матерью этой женщины, мне хотелось передать то, что она скажет, людям во власти.
– Если бы Путину можно было что-то передать, что бы вы ему передали?
– Заберите нас, пожалуйста, быстрее под Российскую Федерацию и отстройте наши дома. Отстройте, как отстроили Грозный. Потому что мы все на улице, нам негде жить, а впереди зима. Люди в большой беде, в катастрофе.
Как такое могло случиться? Нас бросили на произвол судьбы. Украине мы не нужны. Но и России мы не нужны. Мы же ничего не получили, никаких компенсаций. Родственники нас называют попрошайками. Я на всё это смотрю и я не верю, что получу обратно свое жилье. Отремонтированное или новое. Я просто не верю. И я не знаю, как дальше жить. Мне очень страшно. Мне за детей страшно. И за внуков страшно. Умирать страшно, хочется ещё пожить.
Я по своей наивности, знаете, могу верить. И когда разговариваю с семьёй, я говорю, – “Путин не знает, что здесь делается. А они начинают надо мной смеяться и говорят, – “Мама, он всё знает, что здесь делается”. А я говорю, – “Нет, ему просто его генералы докладывают, что здесь всё хорошо, всё нормально”. И он говорит, – “Да, всё хорошо, так и держите”. Знает он или не знает? Я бы хотела с ним встретиться и задать этот вопрос. Знает он или нет о нашей беде, как мы живём здесь? И стоило ли оно того?