Военная связь

Начало: часть 1, часть 2.

ДАЙ МНЕ КАНАЛ СВЯЗИ! (цит.: О. Медведев)
Для обеспечения связи в вооруженных силах бурских республик применялись три способа: телеграф, гелиограф (световые сигналы) и отправка конных делегатов связи. Накануне начала второй Англо-Бурской войны телеграфная сеть региона была неплохо развита и обеспечивала бесперебойное сообщение между основными населенными пунктами и промышленными объектами Южно-Африканской Республики (Трансвааля), Оранжевого Свободного государства, британских и португальских владений. Важной особенностью было существование параллельных телеграфных и железнодорожных линий, т.е. транспорт и связь работали в единой системе.

Телеграф был основным средством связи между президентами Трансвааля Паулем Крюгером и Оранжевой Мартинусом Теунмсом Стейном, генерал-коммандантом (главнокомандующим) Жубером и бурскими генералами "на местах". Трансконтинентальными телеграммами отправляли/принимали международную корреспонденцию военные агенты (атташе) иностранных государств и военные корреспонденты при бурских силах. Связь на позициях осуществлялась телеграфом лишь при наличии оного "на обоих концах", например, когда штаб соединения буров находился на узловой железнодорожной станции, а его передовое коммандо (подразделение) - на дальнем полустанке. В остальных случаях применялся гелиограф или отправлялись посыльные с письменными, а часто и с устными сообщениями.

К фото - Старший военный телеграфист Трансвааля лейтенант Пауль Констант Пафф "по гражданке"; он же со своими подчиненными на телеграфной/гелиографической станции в ставке генерал-комманданта Жубера (лейтенант в служебном мундире, остальные - в полевой форме с кепи), 1899.

В бурских республиках поняли необходимость отдельной службы военной связи примерно в то же время, что и в "старых" военных державах всего мира - в конце XIX в. Поэтому в их небольших регулярных силах, создававшихся по принципу группировки военных специальностей, которые нельзя было поручить ополченцам, были заложены кадры для развертывания системы связи при общей мобилизации. В составе Государственной Артиллерии Трансвааля имелась рота телеграфистов, включавшая также гелиографистов, и именовавшаяся пафосно: Корпус Сигналов и Телеграфа, явно с "заделом" на развертывание в военное время. В ее мирновременном составе числились лейтенант Пауль Констант Пафф (командир, признанный энтузиаст своего дела), 6 вахмистров (унтер-офицеров) и 56 капралов и рядовых. В 1899 г. стараниями лейтенанта Паффа для его роты у компаний Siemens и Halske в Берлине были заказаны шесть новых комплектов "приборов искровой беспроводной телеграфии", однако есть сведения, что к началу войны успели прибыть только три. Трансваальские военные связисты при общеартиллерийской форме одежды носили на рукаве служебный шеврон в виде перекрещенных молний.

В Оранжевой республике команда телеграфистов из 12 человек была создана в составе полиции, что показательно: президент республики Стейн считал эту структуру особенно надежной и на войне сам надевал полицейскую униформу.
С началом боевых действий военные связисты бурских республик получили распределение небольшими группами и даже поодиночке между штабами соединений и особо важными объектами транспортной и тыловой инфраструктуры. Профессиональные гелиографисты из числа ополченцев пополнили импровизированные подразделения связи на фронте. Призванные на службу гражданские телеграфисты как правило оставались на своих станциях, хотя подчинялись местным воинским начальникам буров - коммандантам и фельдкорнетам - и были вооружены для защиты от возможных рейдов английских диверсантов и их туземных "прокси".
Работа связи при бурских штабах была налажена очень просто, со сведением к минимуму бюрократии, которой этот род оружия в регулярных армиях особенно склонен обрастать. На иностранных военных, ставших свидетелями боевой работы бурских связистов, эта "сельская простота" производила шокирующее впечатление. Известный предводитель французских добровольцев полковник граф Жорж де Вильбуа-Марейль в своем письме в Париж, разошедшемся в прессе, оставил яркую характеристику: "Система сообщений здесь ниже или выше европейского понимания, однако в целом справляется со своей задачей" (Villebois de Mareuil. Dix mois de campagne chez les Boers, 1900). Свою лепту в установление понимания бравый сын Франции и его буйные компаньоны внесли еще в декабре 1899 г., зажарив и сожрав голубей с почтовой станции, созданной накануне войны личными стараниями престарелого трансваальского командующего Петруса Якобуса Жубера, закупавшего обученных птичек, кстати, опять-таки у французов... Русские военные путешественники почтовых голубей у буров не истребляли и к изучению организации связи в трансваальских штабах отнеслись более подробно. Хотя в рапорте капитана Российской императорской армии М.А. фон Зигерн-Корна из ставки главнокомандующего Трансваальских войск генерала Луиса Боты (назначен после кончины Петруса Якобуса Жубера) тоже сквозит некоторая оторопь "правильного" офицера: как же так, связь пашет, а контора не пишет?
"Штаб главнокомандующего генерала Бота состоял из его секретаря, начальника военного телеграфа и двух-трех телеграфистов. Никаких письменных сведений в этом штабе не имелось, не было и никаких карт. Не имея привычки ими пользоваться, бурские военачальники относятся к ним с большим недоверием; а зная и без того отлично местность обходятся свободно без всяких карт. Никаких списков, приказов, диспозиций, никаких вообще бумажных дел в штабе и следа не было. Вся канцелярия состояла из секретаря, его записной тетрадки и пачки телеграфных бланков! Все распоряжения и донесения передавались преимущественно словесно.
Желая быть в курсе дела или сделать какое-либо распоряжение, главнокомандующий или лично объезжал позицию, или взбирался на самую высокую гору и оттуда разговаривал по гелиографу с отдельными командами. Эти разговоры, если и записывались на бланках, то не с той целью, чтобы их сохранять как документы, а лишь для того, чтобы гелиографист не забыл, что ему надо передать или что он принял с другой станции.
Таким образом, только главнокомандующий и его секретарь знали, где кто стоит на позиции и что там происходит. Остальные, простые смертные, имели весьма смутное, приблизительное представление о позиции и знали лишь своих ближайших соседей. Сведения их о неприятеле были гораздо обстоятельнее".
Дополнительное преимущество такой организации связи - будучи захвачен британцами, не только простой бурский ополченец, но и полевой командир довольно высокого уровня мало что мог рассказать на допросе.

Тем не менее, несмотря на последовательные попытки бурских генералов обезопасить связь от проникновения неприятеля, телеграфное сообщение в Трансваале, Оранжевой и южноафриканских владениях Великобритании в начальный период войны в особых случаях продолжало работать как единая линия. Еще действовали некоторые "джентльменские" договоренности. Например, в ноябре 1899 г. министр иностранных дел Российской империи граф Михаил Николаевич Муравьев официально сообщил военному министру Куропаткину: "Милостивый Государь Алексей Николаевич, в ответ на письмо от 21 сего ноября № 140 имею честь уведомить Ваше Превосходительство, что я поручил императорскому послу в Лондоне испросить разрешение Великобританского правительства на беспрепятственное сношение по телеграфу с Преторией относительно допущения подполковника Ромейко-Гурко в армию буров для наблюдения эа ходом военных действий". Российский посол в Лондоне Е.Е. де Стааль в недельный срок получил "добро" непосредственно от премьер-министра лорда Солсбери и доносил по этому поводу: "Почтовое бюро не станет препятствовать отправке наших телеграмм, при условии, что они не будут зашифрованы". Официальные депеши из Петербурга в Преторию и обратно с тех пор исправно бежали по английским проводам вплоть до падения столицы Трансвааля перед наступающими британскими войсками. Аналогичными каналами связи пользовались и другие иностранные представительства в столицах бурских республик. Также по телеграфу противоборствовавшие стороны обменивались списками военнопленных, раненых и погибших военнослужащих неприятеля, оказавшихся в их руках.

Телеграфные станции Трансвааля и Оранжевой республики продолжали обеспечивать военную связь для своих войск практически так же, как железные дороги - их снабжение: пока в руках буров оставался хоть один аппарат, с которого можно было передать сообщение, и другой, который мог его принять. Это продолжалось до осени 1900 г. В партизанский период борьбы буров против Великобритании попытки отдельных генералов и коммандантов "отстучать" телеграмму с захваченной станции носили личный или пропагандистский характер и как обеспечение военной связи рассматриваться уже не могут.

Гелиографом, наоборот, бурские партизаны продолжали активно пользоваться до самого конца боевых действий. Его применяли для связи разведывательные разъезды, отдельные группы и даже некоторые бойцы самостоятельно. Насыщенность бурских отрядов в 1901-1902 гг. гелиографами была очень велика: в мирное время эти приборы были распространены на горно-добывающих предприятиях и на транспорте, многие умели владеть ими, и самого оборудования было очень много. Недостатком такой связи была легкость перехвата и расшифровки противником. Бурские гелиографисты отвечали все новыми методами кодировки сигналов, в изобретении которых многие из них достигли большого мастерства.

В небольших регулярных вооруженных силах буров военные связисты получили неожиданную репутацию отчаянных и преданных бойцов до последней возможности, часто - до смерти. Не исключено, что их мотивом служило понимание этими обученными и владевшими информацией военнослужащими важности бесперебойной связи в боевых условиях. "Наблюдаем вход вражеской кавалерии в полумиле, мы намерены разрушить оборудование и присоединиться к бою", - такова была последняя телеграмма военной станции связи в столице Оранжевого Свободного государства Блумфонтейне в день захвата города англичанами, 13 марта 1900 г. (John Gooch (ed.). The Boer War: Direction, Experience and Image. London, 2000).
Оба бурских профессиональных военных, расстрелянных британцами за отчаянное партизанское сопротивление, были военными связистами - 23-летний командир отряда разведчиков Гидеон Шипперс, с 16 лет служивший в Трансваальской артиллерии гелиографистом, и еще более юный капрал-телеграфист Флорис Виссер (20-ти лет), ставший партизанским квартирмейстером. Шипперс был захвачен в плен обессиленным жестокой малярией, Виссер - тяжело раненым. Первый казнен согласно приговору британского военного суда 18 января 1902 г., второй - убит 10 августа 1901 г. по приказу известного англо-австралийского уголовника авантюриста и поэта офицера Бушвельдских карабинеров Гарри Моранта.

ЛОШАДИ И ТЯГЛОВЫЙ СКОТ.
Основу бурского ополчения составляли конные стрелки, комплектовавшиеся по мобилизации из бюргеров (полноправных граждан бурских республик), прибывавших из своих краалей (ферм) с собственными лошадьми и, зачастую, личными фургонами, запряженными тягловыми животными. "При этом требовалось, чтобы каждый являвшийся по призыву был снабжен верховой лошадью, седлом, уздечкой", - описывает бурские мобилизационные правила генерал Христиан Де Вет в своих мемуарах, которыми русская аудитория зачитывалась еще в 1903 г. (Воспоминания бурского генерала Хр. Девета. Борьба буров с Англиею. СПб., 1903). О повозках в призывных актах ничего не говорится, но бурам было так удобнее: воевать они предпочитали со своеобразным комфортом. Тем не менее, была и пехота, вернее - железнодорожная пехота, о которой редко упоминают историографы второй Англо-Бурской войны; при осаде Ледисмита, например, она составляла около половины всех войск. Городские жители, как бюргеры, так и проживавшие в республиках иностранцы, по закону несшие воинскую обязанность (за исключением подданных Нидерландов, Германии, Франции, Италии, Португалии, Бельгии и Швейцарии; российскоподданных бурские "военкомы" гребли за милую душу!), как правило, являлись в призывные комиссариаты пешком. Их вооружали и отправляли к местам несения службы железной дорогой, благо основные фронты протянулись именно вдоль железнодорожных линий. По железной дороге подразделения пеших ополченцев передислоцировались и снабжались, наступали и отступали, пока была такая возможность. Бурские артиллерия и полиция весь первый период войны рассчитывали на свои конюшни. Вопрос о снабжении верховыми лошадьми вставал только в отношении иностранных добровольцев, которые позиционировали себя как самостоятельные формирования для ведения разведки и активных боевых действий. Лошадей им либо выделяли за счет бурских правительств, либо предоставлялись "подъемные" на покупку. Казенные лошадки для добровольных помощников буров представляли жалкое зрелище. "Лошади эти привели бы в yжac любого командира обозного батальона или даже содержателя извозчичьей биржи: часть из них дикие, невыезженные трехлетки, basuto-poпny [басуто-пони], а большинство - жалкие росинанты с набитыми спинами, слабоногие, запаленные" (Е. Августус. Воспоминания участника Англо-Бурской войны). А подъемные часто транжирились добровольцами, и тогда возобновлялось клянчание денег на лошадей.

Главной "копытной" потребностью бурского командования было формирование гужевых обозов для военных перевозок в тех районах, где железные дороги были удалены от дислокации войск.
В довоенной хозяйственно-экономической системе Трансвааля и Оранжевой, основанной на частной собственности, государственный фонд тяглового скота фактически ограничивался официальным выездом высших правительственных чиновников и потребностями небольших постоянных вооруженных сил. Поэтому для создания колесных военных обозов бурские государства пошли по тому же пути, что и с железными дорогами: мобилизовали ресурс гражданских перевозчиков. "Им (правительством Трансвааля) давно, еще перед нашим приездом (т.е. осенью 1899 г.), были конфискованы лошади городской конки, частных владельцев и даже извозчиков", - свидетельствует русский доброволец подпоручик Евгений Августус. Мобилизация лошадей также коснулась горнодобывающей промышленности, в т.ч. золотых приисков Йоханнесбурга. Наряду с лошадьми угодили под призыв и мулы. Медлительные упряжные быки чаще всего получили освобождение, однако, например, для перевозки тяжелой артиллерии через водные преграды использовали и их. Рассказывает генерал Христиан Де Вет: "Тридцать быков впрягались в один лафет, а иногда для этого требовалось даже 50 штук". Это говорит о достаточно масштабных размерах мобилизации тягловых животных, хотя точные показатели не известны.
Фургоны и повозки для централизованного военного обоза изымались у тех же владельцев, а также изготовлялись в Железнодорожных мастерских Претории, ставших центром импровизированной военной промышленности буров. Создание кадров обозных "вагоновожатых" на начальном этапе войны не потребовало от командования отвлекать с позиций бойцов: эти обязанности выполняли мобилизованные туземцы (также земляные, фортификационные и подсобные работы), однако лишь до поры. "Хотя каждый взрослый кафр, с 16-летнего возраста, может быть привлекаем на государственные работы - своего рода повинность - на четыре месяца в году, - записал командированный в Трансвааль русский военный инженер М.А фон Зигерн-Корн, - Но настало наконец такое время, после взятия Претории, что на сто километров кругом не собрать было и полсотни кафров".
С входом бурских вооруженных сил в полосу поражений и отступлений 1900 г. централизованная обозная служба постепенно прекратила свое существование. Заботы об обеспечении продолжавших сражаться соединений и отрядов буров лошадьми и тягловым скотом с тех пор легли на полевых командиров. На заре перехода бурских вооруженных сил к тактике сначала полупартизанской, а затем и партизанской войны это не было для генералов, коммандантов, фельдкорнетов и артиллерийских капитанов/лейтенантов большой проблемой. Их бойцы были "доброконны", за многими следовали личные фургоны, а местное население сочувствовало своим защитникам. Но по мере того, как британский командующий лорд Робертс начал проводить стратегию "выжженной земли", которую "творчески" исполняли его озлобленные упорным сопротивлением буров подчиненные, театр боевых действий второй Англо-Бурской войны все больше начал превращаться в безлюдное пространство, покрытое развалинами краалей, костями павшего скота и укрепленными постами захватчиков. С 1901 г. поддерживать необходимое число верховых и гужевых животных партизанам становилось все труднее.

В воспоминаниях прославленного партизанского командира генерала Христиан Де Вета подробно обрисована нужда бойцов в лошадях. О феврале 1901 г., когда его отряд совершал вторжение в Капскую колонию, Де Вет сообщает: "Лошади были голодны и сильно ослабели вследствие непомерных переходов... Начиная с Винбурга, они не имели хорошего корма... Впрочем, досталось и нам всем, особенно тем бюргерам, которым пришлось идти пешком; нигде в окрестности нельзя было достать ни одной лошади". Чем ближе к концу войны ведет повествование генерала, тем чаще в нем фигурируют безлошадные партизаны, отчаянные рейды "ремонтеров" для реквизиции (попросту: отбирания) лошадей у местных жителей, и все реже - со счастливым концом.
Захват коней и обозных повозок с упряжкой у англичан в 1901-02 гг. стал для любого бурского партизана заветной мечтой. Однако такой способ снабжения конским/мульским/бычачьим составом проблемы не решал: во-первых, он был весьма периодическим, а во-вторых сами четвероногие "трофеи" не всегда были рады служить новым хозяевам. Генерал Де ла Рей сломал руку, будучи сброшен норовистым жеребцом, отбитым у британского офицера, а генерал Де Вет не без иронии описывает страдания своих людей, взявших у неприятеля обозных животных распряженными: "Добыча наша состояла из 1.600 упряжных быков... Двести из моих людей отправились погонщиками с добычей... Тем не менее, дело не клеилось; приходилось много раз перепрягать быков: кто же их знал, которые из них были в первой паре, которые во второй; нужно было испробовать на деле. И все это как можно скорее! Только бы удрать!"

МЕДИЦИНСКОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ.
Для лучшего понимания задач медицинского обеспечения бурских вооруженных сил в 1899-1902 гг. нужно иметь в виду: число раненых буров, нуждавшихся в госпитальном лечении, никогда не превышало нескольких сотен одновременно. По сравнению с кровавым кошмаром полевых лазаретов будущих, да и предшествовавших войн, военные медики на стороне Трансвааля и Оранжевой даже в разгар боевых действий могли работать почти что в расслабленном режиме.

Российский военный представитель в Претории подполковник Ромейко-Гурко сделал в своем первом донесении от 18/30 января 1900 г. характерное замечание: "Медицинскими средствами войска ныне настолько обеспечены, что в Претории около двух недель находился бельгийский отряд Красного Креста без всякого дела. Это объясняется очень небольшим количеством раненых в войсках обеих республик; в настоящую минуту их насчитывается не более четырехсот; многие из них лечатся на дому". О том, что у военврачей и медсестер в бурском лагере уход за ранеными, мягко говоря, не отнимал излишнего времени и сил, свидетельствует и русская путешественница-авантюристка Мария З. (Ольга Николаевна Попова), отправившаяся в Южную Африку на поиски сражавшегося за буров мужа: "Между палатками отряда и палатками Красного Креста находилась палатка не то комиссара, не то особого какого-то агента, приставленного правительством к своему амбулансу. Не имея определенных занятий (...), он соединял собой добровольцев и Красный Крест, и они вскоре все вместе занялись в его нейтральной палатке пьянством, карточной игрой и самыми гнусными интригами (Мария З. Как я была добровольцем в Трансваале)". Забота о массах больных, типичное бремя военного врача того времени, также присутствовала "по минимуму". Инфекционные заболевания, свирепствовавшие в британских войсках, среди бурских ополченцев вплоть до 1901 г. едва проявлялись: сказывалась адаптация поколений переселенцев к местным условиям. Но когда с захватом англичанами основных центров бурских республик недостаток питания и плохие гигиенические условия партизанского быта стали сказываться катастрофическим ростом заболеваемости малярией и лихорадкой среди последних защитников Трансвааля и Оранжевой, помогать им могли только считанные полевые медики: медицинские учреждения республик перешли под контроль оккупационных властей, а иностранные медицинские миссии разъехались по домам. Следовательно, когда бурским отрядам действительно потребовалось интенсивное медицинское обеспечение - его уже не существовало.
На момент открытия боевых действий медицина в Трансваале и Оранжевом Свободном государстве была налажена неоднозначно. "Немногочисленные врачи были сосредоточены в основном в крупных городах, и качество их практики иногда было сомнительным, - отмечал южноафриканский профессор медицины Ж.К. де Вильерс в своем исследовании медицины в Англо-Бурскую войну. - Хотя к 1899 году в Трансваале было около двенадцати больниц, среди населения в целом царило недоверие, если не страх, к больницам, врачам и тому, что с ними связано. Многие зарубежные санитары, врачи и медсестры упоминали в своих мемуарах такое отношение, существовавшее среди широкой публики. (...) Информация о медицинских организациях в Оранжевом Свободном государстве очень скудна" (J.C. de Villiers. The Medical Aspect of the Anglo Boer War, 1899 - 1902: Part 1. Military History Journal, Vol. 6 No. 3 - June 1984).
Военная медицина Трансвааля мирного времени была представлена военно-медицинской командой Государственной артиллерии, носившей гордое название Медицинского Корпуса. В ее составе были командир - военный врач лейтенант Уильям Лакстон, помощник врача/фельдшер кандидат-офицер Лиллпоп, 2 вахмистра (унтер-офицера) и около 20 капралов и рядовых. В комплексе Артиллерийских казарм в Претории располагался современно оборудованный лазарет. В крошечных постоянных войсках Оранжевой республики до войны врач был всего один.

С 1896 г. Трансвааль присоединился к международной организации Красного Креста. В Претории под ее эгидой было создано Трансваальское Отделение Красного Креста (Het Transvaalsche Roode Kruis) с собственным госпиталем и средствами для оказания скорой помощи в составе 4 врачей (Дж.Б. Кнобель, Г.В.С. Лингбек, Дж.В.Страуд и Х.П. Вил) и 100 обученных добровольцев, мужчин и женщин (нарочито патриархальные буры в отношении женского профессионально образования были куда прогрессивнее Британской империи). Кроме того, имелось около 20 отделений Красного Креста по всей стране. Оранжевое Свободное государство вступило в Красный Крест, вероятно, в 1897 г. Местное отделение Красного Креста было создано доктором А.Э.В. Рэмсботтомом, и, как все институции этой республики, было гораздо скромнее, чем в более состоятельном и развитом Трансваале.
В январе 1900 года, через три месяца после начала войны, в Претории была назначена Медицинская Комиссия (Medische Commissie) с задачей: «От имени правительства решать все вопросы, касающиеся медицинского лечения... и организовать амбулансы (мобильные госпиталя в терминологии того времени) для нужд различных коммандо (подразделений)». В первый "правильный" период войны с Великобританией бурское командование налаживало медицинское обеспечение своих войск двумя способами: приданием подразделениям военврачей и квалифицированного младшего медперсонала, которые разворачивали в них полевые лазареты, и созданием мобильных госпитальных структур, которые занимались доставкой медпомощи на фронт и эвакуацией раненых/больных в тыл параллельно с лечением в пути. Первая задача была легко решена при мобилизации: в ополчение среди прочих вступали местные врачи и фельдшеры, являвшиеся на призывные пункты с собственным инструментами, и становились в строй соответствующего коммандо. "В Трансваале также было несколько врачей, которые не были прикреплены к какой-либо официальной организации, ни Государственной артиллерии, ни Красному Кресту, но служили в составе определенных коммандо..., - сообщает профессор Ж.К. де Вильерс. - Это были доктора Уотт, Дайер, Тилфер, Декена, Олпорт, Мурхед, Ван дер Хорст, Равински, Пирроу, миссис Грин, миссис Вайс, О'Рейли, Левен и Темпельхоф". Медперсонал в бурских вооруженных силах был обмундирован в защитную форму одежды с хорошо различимыми знаками отличия с Красным Крестом и часто носил пробковые шлемы без боязни быть принятыми за англичан - защитой военврачам служили международные эмблемы медицины, которые буры очень уважали.
С мобильными "амбулансами" дела обстояли сложнее. Первые несколько создавались еще в ноябре 1899 г. под руководством заместителя начальника Трансваальской военной медицины "лекаря" Лиллпопа, произведенного ради солидности в офицеры. Он допустил большие злоупотребления, за "вознаграждение" десятками зачислял в доктора и санитары уклонистов, не имеющих медицинской подготовки, а сами госпиталя в итоге никуда не уезжали с мест формирования. Вскоре коррупция вскрылась, Лиллпоп был отстранен, а в формирование амбулансов был внесен порядок. "Амбулансы работали по маршруту из Претории до театра войны под руководством докторов Райкена, Мюллера, Кольф и Кнобель. Амбулансы, созданные на средства компаний Bourke, Beckett и Glaeser, были укомплектованы сотрудниками этих трех фирм. Они были сформированы в сентябре 1899 года и оказали отличную помощь войскам. Позже к этой группе присоединилась частный амбуланс под руководством доктора А. Юриансе" (J.C. de Villiers. The Medical Aspect of the Anglo Boer War, 1899 - 1902: Part 1. Military History Journal, Vol. 6 No. 3 - June 1984).
Единственный амбуланс Красного Креста Оранжевой республики с докторами Рэмсботтом (начальник), Воортман, Краузе и Бидвеллом в самом начале войны был захвачен прорвавшимися британскими солдатами, когда оказывал помощь раненым в сражении на реке Моддер 28 ноября 1899 г. В нарушение законов и обычаев войны, англичане объявили медиков военнопленными и отправили их в Кейптаун.
Небольшой амбуланс на 48 мест развернула французская диаспора Трансвааля. Один из лучших мобильных госпиталей был создан в октябре 1899 г. на средства еврейской организации Йоханнесбурга Чевра Кадиша: среди бурских ополченцев из промышленных центров республик было много бойцов еврейского происхождения, и изначально планировалось, что в связи с религиозными традициями иудаизма им будет оказывать помощь собственный амбуланс. Однако отличать на поле боя евреев от неевреев не было времени, и под руководством образованного и энергичного доктора Д. Хорвича еврейский госпиталь принял больше раненых, чем любой другой. Он быстро развернулся в сеть полевых лазаретов на всех основных направлениях войны, в которых работало более 100 чел. квалифицированного медперсонала. Еврейский амбуланс доктора Хорвича продолжал сопровождать отступление бурских сил до осени 1900 г., когда большинство других распались, либо были захвачены британцами.
Персонал и оборудование амбулансов, как правило, передвигались по железной дороге и разворачивали полевые госпиталя в прифронтовой зоне и перевязочные пункты вблизи позиций. Медикаменты поступали из запасов Красного Креста, либо поставлялись "спонсорами". Обязательным элементом были удобные рессорные повозки для эвакуации раненых, которые были частично изготовлены местными силами, частично (50 шт.) закуплены у Португалии и ввезены через Лоренцу-Маркиш.

Помимо подвижных госпиталей (амбулансов), работали также санитарные поезда, переоборудованные из пассажирских вагонов в Железнодорожных мастерских в Претории, этом универсальном военном заводе Трансвааля. "Санитарные поезда получили высокую оценку как континентальных, так и британских врачей. Самые известные из них перевозили раненых из Моддерспрута в Наталь и Преторию. Два других... курсировали между Блумфонтейном и Преторией, а затем между Кронштадтом и Преторией с постепенным отступлением республиканских войск из Оранжевого Свободного государства. Но даже функционирование этой прекрасной службы было омрачено организационной некомпетентностью, мелкими интригами, личной местью и недисциплинированностью" (I. Uys. Heidelbergers of the Boer War. Heidelberg, 1981).
Центральные стационарные военные госпиталя буров сконцентрировались в Претории. Там с первых дней войны принимали раненых и больных ополченцев и военнопленных Народный Госпиталь (Volks Hospitalal) и госпиталь Государственной медицинской школы. Раненые бурские регуляры предпочитали свой лазарет при Артиллерийских казармах, который был расширен до 50 койкомест. Первый государственный университет стал больницей, сначала под руководством доктора Хейлетта, а затем - доктора Вила. Второй государственный университет тоже был преобразован в больницу. На ипподроме, где содержались пленные англичане, был развернут лазарет для их обслуживания.
Большую медицинскую помощь, хотя и несколько неорганизованную, оказали бурским республикам симпатизировавшие им иностранные государства, и среди первых - Российская империя.

_______________Михаил Кожемякин.

ОКОНЧАНИЕ ДАНО ПЕРВЫМ КОММЕНТАРИЕМ.

Дело происходило в первой половине восьмидесятых в Тбилиси. Мой отец там служил.  Я тогда ещё в детский сад ходил. У нас в квартире стоял телефон без циферблата

При поднятии трубки сразу отвечал дежурный связист на коммутаторе. Позывной коммутатора был "Нальчик". Чтобы дозвониться до кабинета отца, надо было попросить "Нальчик" соединить с другим коммутатором (допустим "Грозный", точно уже не помню). А уже потом попросить "Грозный" соединить с кабинетом отца.

То есть схема такая:

Наша квартира - "Нальчик" - "Грозный" - Кабинет майора Шабаева.

Но я, видимо, с детства привык упрощать жизнь, поэтому очень скоро все связисты на обоих коммутаторах знали мой детский голос, который просил:

- "Мальчик", дай папу!

И они соединяли.

Уважаемые мои подписчики и другие читатели! В первых строках топика примите наилучшие пожелания и поздравления с наступающим Новым 2019 Годом! Желаю удачи вам, вашим семьям и родным! Хочу представить вашему вниманию одну из интересных страниц истории ленд-лиза, которая практически нигде не озвучивалась. И незаслуженно. Меня, как потомственного военного связиста в пятом поколении, очень и очень она заинтересовала. Перечитал несколько раз, прежде вынести на ваш суд статью авторов Александра Ставера и Романа Скоморохова.

Но вначале было слово. Итак:

Начало повествования - в "Предисловии".

"Другой ленд-лиз. Dodge WC-51"
"Другой ленд-лиз. «Willys МВ» как один из символов войны"
"Другой ленд-лиз. GMC CCKW-352, или просто «Джимми»
"Другой ленд-лиз. Пехотный танк "Матильда": странный не значит плохой".
"Другой ленд-лиз. Армейский грузовик International M-5H-6"
"Другой ленд-лиз. «Вредитель» Kenworth 573-М1"
"Другой ленд-лиз. Балластный тягач Diamond T 980/981"
"Другой ленд-лиз. "Утёнок" GMC DUKW-353"
"Другой ленд-лиз. Любимый джип Александра Покрышкина"
"Другой ленд-лиз. Лёгкий многоцелевой бронетранспортёр М3А1 "Скаут Кар"


Вторая мировая война, по мнению специалистов, была войной... проводной связи! По независимым оценкам, во время войны проводная связь занимала до 80% от общей картинки со связью на войне. Неожиданно? Вроде бы ХХ век, радиосвязь и все такое… Однако это так. Не радиосвязь, а именно проводная была основной во Второй мировой.

Корабли, самолеты, танки, конечно, имели радиостанции. Но тут и вопрос надежности вставал, и вопрос дальности. 

А уж если речь шла о более приземленных пехоте и артиллерии, то тут на первый план выходил товарищ (господин) Полевой Телефон.

Да, Вторая мировая стала войной тех самых телефонов, проводов, солдат с катушками под артиллерийским огнем. Этой теме обычно мало уделяют внимания из-за не слишком героической картинки. Сидит солдат связист в блиндаже и только и делает, что кричит в трубку чей-то позывной. А командир периодически подбегает с выпученными глазами и орет на солдата: «Бегом восстановить связь!».

Разрывы снарядов, и всё... Ни тебе "один против сотни фрицев" (хотя нечто подобное бывало, и не раз). Ни тебе "За Родину! За Сталина!" Осколок или очередь пулемета, и... Следующий солдат с катушкой на том же поле. За своим осколком или пулей.

Герои нашего рассказа — не связисты, но полевые телефоны РККА. В том числе и поставляемые по ленд-лизу.

Ленд-лиз для большинства участников ВОВ и нас, их потомков, ассоциируется с самолетами, танками, автомобилями, тушенкой. Понятно, что такое узкое понимание сути этого явления выработано не знаниями, а подходом наших идеологов и пропагандистов к самим поставкам союзников. У большинства советских, включая и авторов данной серии, с детства заложены "левые взгляды" на это явление.

Даже сейчас, когда информацию о ленд-лизе можно черпать не только из советских источников, но и из зарубежных архивов, стереотип восприятия сохраняется. Смешно, наверное, звучит, но радикалы и в этом вопросе существуют и даже процветают. Причем радикалы с обеих сторон. А вот почитать первоисточник, закон о ленд-лизе, противостоящим сторонам лень.

С одной стороны, мы слышим о незначительной роли этих поставок в достижении Победы над фашистской Германией. Что в какой-то мере правда. Чисто математическая правда. Если посмотреть общие затраты СССР на войну, то, по данным большинства историков, затраты на ленд-лиз действительно не впечатляют. Всего 4% от всех затрат Советского Союза!

Но есть и другая сторона. Читатели, которые внимательно следят за нашим сериалом "Другой ленд-лиз", уже составили впечатление о продуктах, которые поставлялись в СССР. А поставлялись прежде всего остро необходимые материалы и высокотехнологичная техника, значение которых трудно переоценить. Причем, высокотехнологичная продукция чаще всего вообще не производилась в СССР, либо производилась в малых количествах и явно устаревших образцов.

Именно поэтому авторы и посчитали необходимым дать собственное понимание поставок ленд-лиза. Понимание, основанное на знакомстве с документами того времени, и, самое немаловажное, техники. 

Итак, суть ленд-лиза, если отбросить идеологию, довольно проста. И странно, что это до сих пор не понятно некоторой части читателей. Согласно закону о ленд-лизе, США могли поставлять технику, вооружение, боеприпасы, оборудование и прочие товары и изделия в те страны, оборона которых была жизненно важной для самих США. 

Обратили внимание на формулировку? Жизненно важных для США! Не для победы над фашизмом, не из идеологических или политических амбиций, а именно из возможности вести войну чужими руками и таким образом сохранить собственную страну и жизни собственных солдат. Зачем воевать, если ты этого не умеешь? Зачем воевать, если можно купить бойца? А славу потом все равно получаешь ты. Да и деньги тоже...

Американцы просто покупали одну из сторон (а по сути, учитывая действия некоторых американских компаний, обе стороны) для того, чтобы не ввязываться в дорогостоящий конфликт самим. Согласитесь, война на островах и война на европейском ТВД — это две разные войны...

Все поставки проходили бесплатно! Вся техника, оборудование и материалы, истраченные, израсходованные и уничтоженные во время войны, оплате не подлежали. А вот имущество, оставшееся после войны и пригодное для гражданских целей, должно быть оплачено по тем ценам, которые были определены на момент поставок.

Это, кстати, ответ тем, кто так и не понял почему в СССР «уничтожались» автомобили и прочая рабочая техника, а то, что оставалось, использовалось в Сибири и на Дальнем Востоке «по-шпионски». Как это получилось с грузовиками и автомобильными тягачами, к примеру. Да и тем, кто до сих пор считает доллары, которые мы якобы «не доплатили США» за ленд-лиз.

Полевой телефон. Разве может он сравниться с танком, самолетом или "Катюшей"? Обычный неказистый телефон в деревянной коробке. А между тем, это подтвердит любой боец, побывавший под реальным огнем, иногда устойчивая связь важнее даже не одного, а сразу нескольких танков!

Для понимания ситуации на начальном этапе войны нам нужно вернуться чуть назад во времени. 

Командование РККА достаточно серьезно занималось разработкой новых видов вооружения и военной техники. Танки, самолеты, орудия, стрелковое оружие. Всё это безусловно необходимо. Однако в погоне за лучшими танками или самолетами, мы не то что «забыли» о некоторых вещах, а просто не смогли. А впоследствии эти вещи стоили нашей армии многих солдатских жизней.

На начало войны РККА располагала сразу несколькими видами полевых телефонов. По принципу вызова все телефоны делились на индукционные и фонические. По своим характеристикам они уже к июню 1941 года устарели. 

В основном это были телефоны следующих марок-УНА-И-28, УНА-И-31, УНА-Ф-28 и УНА-Ф-31. Это достаточно тяжелые аппараты весом 3,5 килограмма, а УНА-Ф-28 и УНА-И-28 вообще 5,8 килограмма. Добавьте к этому достаточно большой деревянный ящик, в котором все эти телефоны размещались (к примеру, УНА-Ф-28 по габаритам был 277х100х273, а УНА-И-28 вообще 300х115х235 мм) и вы получите основной советский полевой телефон той поры.

УНА-И-28 и УНА-И-31

Был правда и ещё один телефон — телефонный аппарат мощный (ТАМ). Правда ТАМ был ещё больше по габаритам. 360х135х270 мм. Эта модель могла использоваться как в местной сети, так и в центральной сети АТС.

Тут необходимо небольшое разъяснение для неспециалистов. В чем разница сетей? Местная сеть работает от питания самого аппарата. Проще говоря, для работы этой сети необходимо наличие батарей в самом телефоне. Питание телефонов в центральной сети осуществляется по проводам от АТС. В этом случае собственные батареи не нужны.

Советские телефоны комплектовались советскими же батареями-марганцево-цинковыми элементами Лекланше. Вес одной такой батареи был 690 граммов. Обычно в телефонных аппаратах устанавливалось по 2 элемента. Кстати, этот вес не считался весом аппарата. Т.е. вес элементов приплюсовывался к весу собственно аппарата. Батареи имели достаточно серьезные для элементов габариты-55х55х125 мм.

И опять отступление от повествования. Элемент Лекланше назван по имени создателя Ж. Ленканше, который собрал этот первичный источник тока в 1865 году. Большинство читателей данный элемент многократно держали в руках в виде обычной бытовой батарейки.

Катодом в этом элементе является смесь диоксида марганца (МnО2-пиролюзит) и графита (примерно 9,5%). Дальше электролит-раствор хлорида аммония (NH4Cl). Первоначально электролит был жидким, но в дальнейшем его стали загущать крахмалистыми веществами (т.н. сухой элемент). Ну и анод-цинковый стакан (металлический цинк Zn).

Кроме перечисленных телефонов в РККА были и такие раритеты как ТАБИП-1. 

Сразу скажем, что телефон этот вполне современный для своего времени. А раритетом мы его назвали просто потому, что это была редкость. Хотя и предназначался этот аппарат для звена рота-батальон. На более высокое звено (батальон-полк) аппарат не годился ввиду того, что сигнал с увеличением расстояния просто глох.

Отличался этот телефон не только гораздо меньшими габаритами (причина в самом названии телефона) но и удобством пользования. А ТАБИП это просто «телефонный аппарат без источников питания». Он имел герметичный стальной корпус и размерами был почти в 2 раза меньше остальных (235х160х90 мм).

Вообще, в РККА, так же, как и в других армиях, приказа пользоваться только своими телефонными аппаратами не было. Так что, в реальной жизни в воинских частях можно было встретить телефоны совершенно невероятных марок и годов выпуска. Даже шутка была среди телефонистов. "Скажи какие аппараты в твоей части, и я расскажу её боевой путь".

Особенно интересно было бы заглянуть на склады РККА. Как бы сказали сегодня, это были сокровищницы для коллекционеров. Ретро аппараты времен Первой мировой войны не только российского, но и зарубежного производства! Кстати, именно эти аппараты передавались в учебные организации, которые занимались обучением гражданских лиц военным специальностям (вроде ОСАВИАХИМа).

А поговорка про «боевой путь части» легко доказывалась, к примеру, в тех частях, которые воевали на Халхин-Голе или на финской войне. Телефоны финской и японской армии там были почти нормой. Правда они же были и головной болью командиров. Запчастей к ним не прилагалось, а боевые действия — не самый гуманный способ продлить жизнь технике.

Здесь уместно привести как пример именно события на Халхин-Голе. С 30 августа по 19 сентября 1939 года советские войска захватили в качестве трофеев (в разной степени исправности) 71 полевой телефонный аппарат, 6 коммутаторов, около 200 катушек под телефонный кабель и 104 километра самого кабеля.

Правда, был и положительный опыт использования импортных телефонов. Финны пользовались в своей армии полевыми телефонами эстонского производства (завод в Тарту). И после запихивания летом 1940 года Прибалтики в состав СССР мы получили не только аппараты эстонской и других армий, но и запчасти к финским трофеям. 

Вот такое состояние связи РККА было на 22 июня 1941 года. Не сказать, что безнадежное, но и хорошим его назвать сложно. Будем говорить так — связь была. Пусть на троечку, но была. А дальше была осень 1941-го...

Уже в конце 1941-го года положение с телефонной связью в Красной Армии стало критическим. Это поняли уже в первые месяцы войны наши командиры и начальники, включая Сталина и его окружение. Потому и вопрос о связи, в том числе и проводной, был поднят уже на первых переговорах по поставкам.

И опять необходимо отойти от темы. Теперь уже в область бизнеса. Многие знают о том, что СССР, точнее ещё раньше, Советская Россия, успешно вели бизнес в некоторых странах Запада. Именно бизнес. Хотя часто это объяснялось необходимостью финансировать зарубежные компартии, поставлять в СССР необходимые товары, зарабатывать валюту для правительства. 

К началу Великой Отечественной войны в США успешно действовала фирма, созданная на советские деньги и управляемая тоже нашими людьми. Amtorg Trading Corporation («Амторг»). 

Фирма была создана в 1924 году в Нью-Йорке и стала действительно успешным коммерческим проектом. Зарегистрирована она была по американским законам, работали там в большинстве своем американцы, законов США она не нарушала. А внимание контрразведки США было всего лишь "довеском" для успешного бизнеса.

Приведем пример работы Амторга из отчета 1926 года председателя правления А. В. Пригарина:

«До настоящего времени получено кредитов всеми организациями, кроме Госбанка, около $18 000 000, причем около $13 000 000 — банковского кредита и $5 000 000 — товарного. Сумма довольно значительная, но все кредиты являются краткосрочными, и большинство обеспечено товарами». 

Теперь вернемся к нашему повествованию. Именно «Амторг» подключился к решению проблемы проводной связи РККА на начальном этапе войны. Поэтому забывать работу этих людей мы не можем. А подтверждение этого факта можно найти в любом музее, в котором есть, к примеру, американские полевые телефоны времен войны. К удивлению посетителей, телефоны русифицированы!

Американские ЕЕ-8В и ЕЕ-108 имеют надписи на русском языке! Чего мы не увидим на технике и вооружении, поставляемых по ленд-лизу. Проще говоря, часть телефонных аппаратов были поставлены в СССР как коммерческие. А в этом случае товар действительно должен быть адаптирован под пользователя страны-импортера.

А на десерт специалистам мы сообщим о том, что действительно экзотические аппараты ИАА-44 и 2005W вообще не поставлялись по ленд-лизу. Все они попали в Советский Союз по линии «Амторга». По крайней мере найти опровержение этому факту в заслуживающих доверия источниках нам не удалось.

А что же с военными поставками? Когда они официально начались? И что поставляли?

Как ни странно, но четких ответов на эти вопросы у нас нет. Прежде всего необходимо напомнить, что соглашение по ленд-лизу было заключено 11 июня 1942 года! Однако включало оно поставки начиная с 1 октября 1941 года.

Значит, те поставки, что были проведены до 1 октября 1941 года сделаны не по ленд-лизу, а под ссуду 10 млн.$ Казначейству, 50 млн.$ Корпорации оборонного снабжения и другим (всего на сумму 1 млрд.$), о чем мы писали в первой части цикла. Ну и уже упомянутая нами фирма «Амторг».

Кроме этого, достаточно сложно вообще отследить эти поставки. Телефон — это не танк или самолет. Он может и не «всплыть». А учитывая то, что поставки шли с четырех направлений: северным путем в Архангельск и Мурманск, Через Персидский залив и Иран (особо ценные материалы и сырьё), в порты Черного моря и на Дальний Восток (Владивосток, Петропавловск Камчатский и другие порты), задача становится просто непосильной.

Есть только один документ, в котором есть какие-то цифры, касающиеся полевых телефонов в первый год войны. Это доклад Анастаса Ивановича Микояна (наркомвнешторга СССР) И. В. Сталину и В. М. Молотову в начале 1942 года.

В справке, составленной 9 января 1942 г., было сказано, что за октябрь-декабрь 1941 г. в СССР доставлено 5 506 телефонных аппаратов, а ещё 4 416 находилось в пути из числа 12 000 шт. которые США обязался поставлять ежемесячно и соответственно 36 000 которые вообще ожидалось получить в 1941 г. 

Кстати, не следует забывать, что в число телефонов, полученных СССР. входят только те аппараты, что реально доставлены. Отправленные, но утраченные в процессе доставки не учитываются. Тут, следует привести интересный факт, который нашли наши коллеги в Архангельском порту.

Дело в том, что Северный путь доставки был самым коротким, хотя и самым опасным. А учет доставленного имущества там велся с военной точностью. Так вот, за весь период войны по финансовой ведомости излишков и недостач импортных грузов по Архангельскому порту был утрачен 1 (один!) телефонный аппарат из числа доставленных. Его стоимость 30$ США.

Какие же телефоны приехали к нам по ленд-лизу?

По мнению специалистов, первой моделью полевого телефона, поставленной в СССР из США стал армейский индукционный телефон ЕЕ-8-А. По сравнению с моделями, выпускаемыми на тот момент советской промышленностью, аппарат был достаточно передовой. Позднее ЕЕ-8-А модернизировали до ЕЕ-8-В. Производитель — Федеральная телефонная и радио корпорация США.

Оба телефона являлись аппаратами системы МБ — с местной (встроенной) батареей напряжением 3 В, которая предназначалась для питания угольного микрофона трубки типа TS-9. И ещё, все телефоны этой модели собраны по «противоместной» схеме.

Разница модели А и В — в элементах питания. В комплект телефонов ЕЕ-8-А входили две круглые сухие батареи ВА-30, которые современным читателям известны как «элемент типа D». Их выпускала фирма Ray-O-Vac. Таких элементов советская промышленность не выпускала.

Телефоны EE-8 выпускались и в нестандартных (расширенных) кожаных сумках. Такие сумки изготавливались специально для поставок в СССР по заказам «Амторга» с оплатой в твердой валюте.

Сумки таких телефонов дорабатывались, чтобы обеспечить возможность использования не только американских, но и советских сухих батарей типа 2С (42 х 92 х 42 мм), которые должны были размещаться внутри той же телефонной сумке.

Внутри сумки устанавливалась специальная деревянная колодка, на которую устанавливались советские элементы питания. А крепление обеспечивала специальная кожаная крышка с кнопкой.

Выше мы писали о поставках коммерческих телефонов фирмой «Амторг». На данных моделях американцев это видно даже визуально. Армейские ЕЕ-8 на сумках обязательно имели тиснение с маркой аппарата-"TELEPHONE EE-8-A". Специалисты говорят, что и на ЕЕ-8-В были такие надписи.

А вот на «Амторговских» аппаратах такого тиснения не было. Но зато аппараты были русифицированы и имели инструкцию на русском языке. Вес телефона с элементами питания был всего 4,5 килограмма.

Ну и «ложка дегтя». Аппарат был надёжным, в нём легко менялись телефон и микрофон в микротелефонной трубке, однако он был значительно тяжёлым и не мог работать с фоническими аппаратами и коммутаторами, которые были значительно распространены в войсках Красной Армии.

Кожаная сумка в условиях России, где осенне-весенняя распутица и дожди — явление обычное, быстро намокала, латунные винтики фиксации аппарата в сумке и клипса застёжки окислялись, что несколько ограничивало использование подобных аппаратов на передовой.

Поздние модификации в числе поставок для Красной Армии аппаратов ЕЕ-8А были американскими армейскими полевыми телефонами в брезентовой коробчатой сумке. Вот так русская погода модернизировала американскую технику.

Следующим аппаратом, который безусловно заслуживает нашего внимания, является телефон ЕЕ-108. 

Заслуживает хотя бы тем, что был специально разработан для поставок в Красную Армию. Это классический американец с индукторным вызовом, без источников питания, в кожаной сумке. Работал за счет ЭДС, создававшейся в линии электромагнитными капсюлями телефонной трубки ТS-10.

Микротелефонная трубка ТS-10 имела два электромагнитных капсюля, аналогичных по устройству обратимому капсюлю советского аппарата ТАБИП. Один из капсюлей имел надпись "Transmitter M", второй — "Receiver T".

Разговорная тангента была выполнена в виде утапливающейся круглой латунной кнопки. Обозначение "TS-10" на самой трубке отсутствует, его можно увидеть только в документации.

Аппараты ЕЕ-108 поставлялись в сумках из твердой кожи, на передних стенках которых была вытиснена надпись "TELEPHONE EE-108". К сумке крепился кожаный плечевой ремень. Размеры сумки составляли 196 х 240 х 90 мм, вес телефонного аппарата — 3,8 кг.

Кстати, есть один удивительный факт, касающийся именно этого аппарата. В справочном руководстве ТМ-11-487 по аппаратуре систем связи Министерства по военным делам США (октябрь 1944 г.) этого аппарата нет вообще. Хотя по воспоминаниям ветеранов американской армии, единичные экземпляры этого телефона в армии США использовались. В частности, при прокладке телефонных линий.

Изготовлено 80 771 телефонов. В СССР поставлено 75 261 аппарат. В Китай – 5 500 аппаратов. И 10 комплектов американцы отдали армии... Голландии. Это согласно документам.

Следующий аппарат, наверное, известен более всего. Это полевой телефон с индукторным вызовом, системы МБ, производства компании Connecticut Telephone & Electric, ИАА-44. Телефон конца войны. Выпускался с 1944 года.

Описание данного аппарата следует начать с того, что... согласно документам и в советских, и в американских архивах, такой телефон никогда не поставлялся в СССР по ленд-лизу! Хотя множество источников говорит об обратном. Только вот документы... 

Тут мы опять приходим к работе фирмы Амторг. Воистину, эти ребята делали своё дело просто великолепно. Хватка на зависть бульдогам. ИАА-44 — плод их работы. Нас поразила «американская» буква «И» в названии. С юмором у советских американцев было всё в порядке. Хотя, по некоторым источникам, были аппараты и с названием "IAA".

Аппарат ИАА-44 по схеме очень похож на американские полевые телефоны ЕЕ-8. Как и в ЕЕ-8, для питания микрофона использовались две американские сухие батареи типа ВА-30 общим напряжением 3 В. Начальная емкость американских батарей составляла 8 ампер-часов.

Внутри аппарата имелись отсеки для двух сухих батарей 3С советского производства, начальная емкость которых составляла 30 ампер-часов. В условиях войны заменить американские батареи с емкостью 6-8 ампер-часов на батареи емкостью 30 ампер-часов — это великолепно! Были также предусмотрены клеммы для подключения внешней батареи напряжением 3 В.

Как и в аппаратах ЕЕ-8, в полевых телефонах ИАА-44 использовалась микротелефонная трубка типа TS-9. Имелись гнезда для подключения дополнительной микротелефонной трубки.

Полевые телефоны ИАА-44 поставлялись в металлических корпусах размерами 250 х 250 х 100 мм. Вес аппарата с двумя советскими батареями 3С — 7,4 кг. 

Понятно, что сейчас читатели-ветераны ждут рассказ о том, как мы использовали американский опыт для развития производства чего-то подобного у себя. Что и когда появилось на основе. Имея ввиду советский полевой телефонный аппарат ТАИ-43.

Да, замечательный конструктор, кавалер нескольких боевых орденов, инженер-подполковник Ольга Ивановна Репина действительно создала полевой телефон, который стоял на вооружении Советской Армии более 20 лет внешне похожим на иностранца. Но не на американца, а на немца. И как вы уже поняли, никакого отношения этот телефон к американо-британским поставкам не имеет.

Даже те, кто не слышал этого имени раньше, не только видели её изобретения на службе в Советской армии, но и пользовались ими. Это ранние ТА-41 (для совсем ветеранов), ТАИ -43 (для фронтовиков Великой Отечественной и послевоенного поколения) и ТА-57 (для сегодняшних читателей). Благодаря мудрости женщины на поле боя качественно общаются суровые мужчины. Парадокс.

Военно-полевой телефон ТАИ-43 создавался на базе трофейных образцов немецких полевых телефонов FF-33 (Feldfernsprecher 33) образца 1933 года. Именно об этом телефоне наши связисты говори «работает "фриц" даже под водой».

Точнее, наверное, будет так: Репина взяла у немца дизайн и расположение органов управления. А вот расположение узлов телефона практически новое. В одном из источников мы нашли даже такое: «ТАИ-43 на 90% наш и лишь на 10 немецкий». Оставим это мнение без комментариев. Это дело действительно специалистов-связистов.

Но наши аппараты достойны отдельной темы (следовательно, сразу после ленд-лиза и займемся).

Второй раз повторим простую и ошеломительную цифру. Почти 80% всех сообщений во Второй мировой войне передано по проводной связи!

И недооценить вклад наших союзников (тогда реальных) в виде тысяч телефонных аппаратов и сотен километров кабеля было бы не очень умно.

© Роман Скоморохов, Александр Ставер