В нашем обществе создана огромная, небывалая в истории по своему количеству литература, посвященная единственной, но такой необъятной теме – Великой Отечественной войне. В течение почти семидесяти лет написаны произведения всех жанров. Есть здесь и грандиозные многотомные романы-эпопеи и малюсенькие рассказики для детей, есть патетические возвышенные поэмы и шуточные стихи-частушки, есть светло-искренние исповеди о пережитом участников событий, но есть и интеллигентские выдумки о том, чего авторы никогда не знали, но где-то об этом слышали, а чаще сами высосали из пальца в назидание публике. Есть, к сожалению, и талантливые произведения неумных авторов, претендующие на истину о войне в последней инстанции – в ранг правды они возвели грязь и подлость бюрократов, жлобов и обывателей, которые затмили для таких писателей высшую правду народной трагедии и подвига. Бог и павшие им судья.
А еще есть три произведения, стоящие особняком в нашей литературе, как бы в стороне. Можно было бы сказать, что они выше, значительнее других, да неверно будет сказано. Это произведения о столь глубинной правде именно Великой Отечественной войны, о мистической сущности происходивших и ныне происходящих событий, что никто не имеет права допускать в их отношении каких бы то ни было сравнений.
Прежде всего это великое стихотворение А.Т. Твардовского «Я убит подо Ржевом». Когда Твардовский писал его в 1946 г., история войны только складывалась. Сегодня все чаще высказывается мнение, что борьба за Ржев была центральной битвой Второй мировой войны.[328] Длилась она более года – с января 1942 г. по март 1943 г., причем в самом начале ее Гитлер пророчески провозгласил: «Ржев – ворота Берлина». В этой битве погибло несколько сот тысяч человек (хотя поговаривают о миллионах), она сковывала в течение всего времени одну шестую часть немецких войск на Восточном фронте. В мистическом же понимании именно над священной Ржевской землей шла тогда великая брань между небесным воинством и полчищами адских сил. Именно в этой битве складывалось духовное превосходство нашего народа над захватчиками и решалась судьба Победы. Добровольное оставление фашистами Ржева 3 марта 1943 г. знаменовало признание врагом этого превосходства за четыре месяца до Курской битвы.
В своем мистическом стихотворении (В.В. Кожинов назвал его лирической поэмой) Твардовский воззвал от имени погибших к оставшимся в живых и их потомкам: хранить Отечество и Победу, доставшуюся нашим предкам в самой великой, в самой кровавой – огненной и духовной одновременно – войне в истории человечества. А иначе быть всем нам проклятыми в веках:
Ибо мертвых проклятье —
Эта кара страшна.
Это грозное право
Нам навеки дано, —
И за нами оно —
Это горькое право.
В 1946 г. никому и в голову не могло прийти, что настанут страшные дни предательства павших дедов их алчущими богатств потомками и это проклятие будет обрушено на головы всех нас. Но вот пришли роковые 1990-е – и сегодня мы живем в стране проклятых и отмолить нас никто не в силах. Это не пафос, это реальность, которую надо понимать, не сетовать на уже сотворенное, не отрицать очевидное, а искать пути спасения каждому для себя, но не для всех – через собственную душу, как завещали гении русской литературы – богоискатели. Грядущие же кары все мы заслужили каждым днем нашей нынешней жизни: смирись, алчный человек, перед грядущими временами расплаты.
Не менее тяжкое предупреждение потомкам – духовное стихотворение-поэма Михаила Васильевича Исаковского (1900–1973) «Враги сожгли родную хату». Писатель Александр Степанович Старостин незадолго до кончины рассуждал об ужасающем изменении смысла этого стихотворения, указывая на то, что изменение это было изначально заложено свыше: «Великая Отечественная война – война вечная. Тем она и отличается от всего, что было прежде нее. Души загубленных тогда не канули в Лету, они ежесекундно смотрят на нас с небес и всякий раз вопрошают: за что? За что загублена семья этого солдата? За что переломана его судьба?
Ответ нынешних россиян один: за то, чтобы ныне группка вовремя сориентировавшихся пройдох жировала на созданные общим трудом народа богатства; чтобы проститутки при политике на награбленные деньги могли круглыми сутками свободно демонстрировать с телеэкранов свое умение трепаться обо всем и ни о чем; чтобы разбежавшиеся из тюрем и лагерей недавние уголовники вкупе с бывшими партийно-государственными бонзами благоденствовали за счет жизней и страданий таких вот солдат – миллионов и миллионов таких солдат, транжиря национальные богатства для собственного удовольствия; чтобы интеллигентские служки новых хозяев жизни им в угоду под приправой свободы слова поливали грязью жизнь и плоды трудов этих солдат! И все это они называют Россией, всеми возможными изощрениями гадят в ее историю и призывают дружно беречь только полезное им Отечество… Не дождутся!
Стихотворение Исаковского веще отвергает все это от России. “Враги сожгли родную хату” – высший акт ненависти и презрения погибших к ныне на нашей земле жирующим! Ибо души убиенных – живые, а души этих – мертвые души. Господи, да свершится кара твоя!» Конечно, Старостин был жесткий человек, но вопрос небес, им услышанный, от этого не становится менее значимым для каждого из нас в XXI столетии: за что претерпели павшие миллионы? Неужели за то, что мы видим ныне повсеместно? Неужто, как говорил Достоевский, за право кучки беззаконных миллионеров делать что угодно с миллионами ограбленных?
Наконец, третье пророческое творение – гениальный рассказ В.О. Богомолова «Иван». Страшный и справедливый рассказ.
Немного об авторе. Сразу оговорюсь. Существует официальная биография Владимира Осиповича Богомолова (1926–2003) и существует скандальная версия о том, что биография эта выдумана (нафантазирована) самим писателем. История действительно очень запутанная, она воспринимается поклонниками таланта Богомолова весьма обостренно, а потому разбираться в ней мы не будем. Расскажем только то, что поведал о себе сам Владимир Осипович. При этом будем иметь в виду, что многие факты из официальной биографии писателя документального подтверждения не имеют, а военный билет, в котором указано, что в пятнадцатилетнем возрасте Богомолов был командиром отделения разведки 6-го гвардейского Воздушно-десантного полка Красной армии, вызывает глубокие сомнения.
Владимир Осипович (Иосифович) Войтинский (Богомолов) родился в 1926 г. в деревне Кирилловке Московской губернии.
В 1941 г. он окончил семь классов средней школы и почти сразу был эвакуирован в Багульму. Оттуда Владимир и пошел добровольцем в действующую армию, где последовательно воевал рядовым, командиром отделения, помкомвзвода, командиром взвода – стрелкового, автоматчиков, пешей разведки, – в конце войны исполнял должность командира роты. Был ранен (осколки в основании черепа остались до конца жизни), дважды контужен. Награжден орденами и медалями…
По окончании войны служил в армейской разведке в Берлине, был арестован по ложному обвинению в агентурной работе на врага. Больше года Владимир Осипович сидел в львовской тюрьме, в одной камере с бандеровцами, ожидавшими расстрела. На допросах ему отбили легкие и почки, но в конце концов без объяснений отпустили. По официальной версии Богомолов служил в армии до 1952 г.
Первое произведение писателя – трагический рассказ «Иван» – был опубликован в 1958 г. в журнале «Знамя» и сразу принес Владимиру Осиповичу широкую известность, открыл ему путь в мировую литературу.
В одном из критических отзывов на рассказ говорится: «…погибая, Иван уносит с собой неразгаданную тайну, ощущение которой возникает с первых строк повести». Эта тайна давно была раскрыта Ф.М. Достоевским в романе «Братья Карамазовы», в великом монологе-смятении Ивана Карамазова. Цитирую:
«Пока еще время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулаченком в грудь и молился в зловонной конуре своей неискупленными слезками своими к “Боженьке”! Не стоит потому, что слезки его остались неискупленными. Они должны быть искуплены, иначе не может быть и гармонии. Но чем, чем ты искупишь их? Разве это возможно? Неужто тем, что они будут отомщены? Но зачем мне их отмщение, зачем мне ад для мучителей, что тут ад может поправить, когда те уже замучены. И какая же гармония, если ад: я простить хочу и обнять хочу, я не хочу, чтобы страдали больше. И если страдания детей пошли на пополнение той суммы страданий, которая необходима была для покупки истины, то я утверждаю заранее, что вся истина не стоит такой цены. Не хочу я, наконец, чтобы мать обнималась с мучителем, растерзавшим ее сына псами! Не смеет она прощать ему!
Если хочет, пусть простит за себя, пусть простит мучителю материнское безмерное страдание свое; но страдания своего растерзанного ребенка она не имеет права простить, не смеет простить мучителя, хотя бы сам ребенок простил их ему! А если так, если они не смеют простить, где же гармония? Есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право простить? Не хочу гармонии, из-за любви к человечеству не хочу. Я хочу оставаться лучше со страданиями не отомщенными. Лучше уж я останусь при неотомщенном страдании моем и неутоленном негодовании моем, хотя бы я был и не прав. Да и слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход.
А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно. И если только я честный человек, то обязан возвратить его как можно заранее. Это и делаю. Не Бога я не принимаю, Алеша, я только билет ему почтительнейше возвращаю.
– Это бунт, – тихо и потупившись проговорил Алеша».[329]
В том и заключена тайна «Ивана», что в рассказе содержится великий пророческий бунт честного человека против современного мира и особенно против нынешних россиян, поправших деяниями своими не просто память, но прежде всего слезки миллионов умученных в Великой войне. А Иван стал аллегорическим символом этих попранных миллионов.
История Ивана, одиннадцатилетнего мальчика, у которого погибли родители, который бежал на фронт и оказался в армейской разведке, показана как медленное восхождение ребенка на Голгофу, как предопределение его судьбы. В реальной жизни ничего подобного никогда не было и быть не могло, самому молодому из известных истории участнику боевых действий со стороны СССР было немногим менее 16 лет.
Известные же нам истории о героизме детей на фронтах – конъюнктурные выдумки взрослых дядей-интеллигентов, о войне знавших лишь понаслышке. Бесспорно, детей на войне убивали, фашисты даже публично их казнили, много было детей и в партизанских отрядах, но в боевых действиях, тем более в разведке использовать их советское командование себе не позволяло. Почему же Богомолов, прославившийся своим жестким реализмом, скрупулезно описывавший каждую деталь изображавшегося им события, пошел на такое явно невозможное допущение.
Ответ мы вновь находим у Достоевского, признававшегося в знаменитом отрывке «Мальчик у Христа не елке»: «…Но я романист, и, кажется, одну “историю” сам сочинил. Почему я пишу: “кажется”, ведь я сам знаю наверно, что сочинил, но мне все мерещится, что это где-то и когда-то случилось, именно это случилось… уж и не знаю, как вам сказать, могло ли оно случиться или нет? На то я и романист, чтоб выдумывать».[330] Сочинил для самовыверки на совесть и испытания душ состоянием бессильного сочувствия.
«Иван» – рассказ о предательстве. Первоначально мальчика предали из добрых побуждений, он не принял щедрый дар искренних благодетелей – суворовское училище, потому что жил одним – жаждой мести. В конце рассказа его предал полицай Титков, выследивший, схвативший и сдавший мальчика немцам. «…Титкову… выдано вознаграждение… 100 (сто) марок. Расписка прилагается…» А потом память его предали потомки и его благодетелей, и полицая Титкова разом.
О причинах последнего предательства замечательно сказал В.Г. Белинский в письме В.И. Боткину от 2–6 декабря 1847 г.: «…горе государству, которое в руках капиталистов. Это люди без патриотизма, без всякой возвышенности в чувствах. Для них война или мир значат только возвышение или упадок фондов – далее этого они ничего не видят. Торгаш есть существо, по натуре своей пошлое, дрянное, низкое и презренное, ибо он служит Плутусу, а этот бог ревнивее всех других богов и больше их имеет право сказать: кто не за меня, тот против меня… Торгаш – существо, цель жизни которого – нажива, поставить пределы этой наживе невозможно. Она, что морская вода: не удовлетворяет жажды, а только сильнее раздражает ее. Торгаш не может иметь интересов, не относящихся к его карману. Для него деньги не средство, а цель, и люди – тоже цель; у него нет к ним любви и сострадания, он свирепее зверя, неумолимее смерти».
Виктор Николаевич Еремин, «100 великих литературных героев», 2009г.
