Сестринская любовь
В тот день я впервые почувствовала, как он шевелится. Легкое, почти невесомое движение – словно крылышко бабочки коснулось изнутри. Я замерла, прижав ладонь к животу, боясь спугнуть это новое, удивительное ощущение.
– Толкается? – Ольга, моя младшая сестра, смотрела на меня с жадным интересом. В её глазах читалась такая мучительная смесь надежды и зависти, что мне стало не по себе.
– Да, кажется... – я попыталась улыбнуться. – Хочешь потрогать?
Она метнулась ко мне, словно ждала этого предложения целую вечность. Её ладони, прохладные и чуть влажные, легли на мой уже заметно округлившийся живот.
– Господи, Мариночка, я не знаю, как тебя благодарить! – в глазах сестры заблестели слёзы. – Ты даже не представляешь, что для меня делаешь...
"Для нас", – мысленно поправила я. Ольга никогда не говорила "для нас с мужем", только "для меня". Может быть, потому что её Игорь был категорически против суррогатного материнства и подал на развод, как только узнал о нашем решении.
– Брось, сестрёнка, – я погладила её по руке. – Ты бы для меня то же самое сделала.
Что-то промелькнуло в её взгляде – какая-то тень, которую я не успела разгадать.
– Конечно, – торопливо согласилась она, отводя глаза. – Слушай, а может, поедем в выходные детские вещи посмотрим? Я такую чудесную кроватку присмотрела...
– В выходные не получится, – я покачала головой. – У Андрея важная встреча, просил быть дома, когда вернётся.
– А-а-а, – протянула Ольга с едва уловимой усмешкой. – Наш вечно занятой Андрей Сергеевич... Ну, тогда в следующие выходные.
Я смотрела, как она собирает свою дизайнерскую сумочку – такую же безупречную, как она сама. Младшая сестрёнка всегда была эталоном стиля и женственности. Помню, в детстве я часто слышала от мамы: "Вот бы ты, Марина, брала пример с Олечки – и причёска всегда в порядке, и юбочки носит, а не вечные твои джинсы..."
– Знаешь, – вдруг сказала Ольга, остановившись в дверях, – иногда я думаю: вот ты носишь моего ребёнка, а я даже не знаю, какого цвета у него будут глаза...
– Наверное, карие, как у тебя, – предположила я. – Это же твоя яйцеклетка.
– Да, моя... – она странно улыбнулась. – Ладно, пока, сестричка. Береги себя... и его.
Когда за ней закрылась дверь, я медленно опустилась в кресло. Что-то неуловимо изменилось в наших отношениях с того момента, как я согласилась стать суррогатной матерью. Может быть, дело в гормонах? Говорят, во время беременности женщины становятся слишком чувствительными...
Телефон на столике завибрировал – пришло сообщение от мужа:
"Задерживаюсь. Не жди с ужином".
Я вздохнула. В последнее время Андрей всё чаще стал задерживаться на работе. Когда я спрашивала – отшучивался: мол, надо обеспечить будущее, теперь у нас будет на одного едока больше.
– Не у нас, а у Ольги, – поправляла я.
– Да, конечно, – соглашался он с какой-то странной поспешностью. – У Ольги.
Я подошла к окну. На улице моросил мелкий осенний дождь. Капли сбегали по стеклу, искажая очертания серых домов напротив. Почему-то вспомнилось, как пять лет назад Ольга плакала у меня на плече после очередной неудачной попытки ЭКО.
– Это нечестно, – всхлипывала она. – Почему у тебя всё получается, а у меня нет? Ты даже не хотела замуж, а вышла. Не мечтала о муже-бизнесмене, а получила. Почему, Марина, почему?
Я гладила её по голове и молчала. Что тут скажешь? Не напоминать же, как в институте она отбила у меня парня, с которым я встречалась два года. "Прости, сестрёнка, – сказала она тогда, – но я его правда люблю!" Через месяц она его бросила...
Снова шевеление в животе – на этот раз более отчётливое. Я машинально погладила себя по животу и вдруг замерла: в стекле отразилось моё лицо – растерянное, с какой-то печатью обречённости в глазах. Словно я уже знала что-то важное, но боялась себе в этом признаться.
Зазвонил телефон. Высветился номер Ольги.
– Слушай, я тут подумала... – затараторила она. – А давай я сама заеду за тобой в выходные? Андрей же будет занят, а так хоть прогуляемся...
В её голосе звучала плохо скрываемая тревога. Или мне показалось?
– Хорошо, – согласилась я. – Заезжай.
– Замечательно! – она явно обрадовалась. – Тогда до встречи, сестричка!
Я ещё долго стояла у окна, глядя, как темнеет небо над городом. Внутри росло странное предчувствие – будто я стою на краю обрыва и вот-вот сделаю шаг в пустоту. А может, я уже его сделала? Четыре месяца назад, когда согласилась на эту авантюру с суррогатным материнством...
Малыш снова толкнулся. Теперь уже сильнее, увереннее. Словно хотел сказать: "Я здесь. Я с тобой". И впервые за все эти месяцы я подумала: а правильно ли я поступила, согласившись отдать его? Ведь это не просто эмбрион, выращенный из яйцеклетки сестры. Это живой человечек, который растёт во мне, чувствует меня, доверяет мне...
В прихожей щёлкнул замок – вернулся Андрей. От него пахло дождём и чужими духами.
Осколки правды
Запах чужих духов преследовал меня всю ночь. Я лежала, прислушиваясь к ровному дыханию мужа, и пыталась убедить себя, что мне показалось. Андрей мог ездить в такси, мог общаться с клиентками, мог... В голове роем кружились оправдания, которые я придумывала сама для себя.
– Ты какая-то бледная, – заметила утром Ольга, заехавшая за мной. – Плохо спала?
– Немного, – я пристегнула ремень безопасности. – Малыш активничал.
– Мой малыш? – она просияла, заводя машину. – Знаешь, я уже всю детскую распланировала. Стены будут нежно-зелёные, а на потолке – звёзды...
Я смотрела на её идеальный профиль и вспоминала, как месяц назад случайно увидела в телефоне Андрея странное сообщение. Он забыл гаджет дома, а когда экран загорелся от входящего, я машинально взглянула:
"Любимый, спасибо за вчерашний вечер".
Номер был не определён. Я тогда не стала ничего говорить – мало ли, мог кто-то ошибиться...
– ...а ещё я присмотрела чудесную люстру, – щебетала Ольга. – Представляешь, с бабочками! Когда включаешь – они словно летают по потолку...
Мы остановились на светофоре. Сестра полезла в сумочку за помадой, и из неё выпал блокнот. Я наклонилась поднять – и замерла. На обложке был нарисован знакомый вензель: витиеватые буквы "А" и "О", сплетённые вместе. Точно такой же я видела на запонках, которые подарила Андрею на прошлый день рождения.
– Красивый рисунок, – деревянным голосом произнесла я, протягивая блокнот.
– А, это... – она торопливо спрятала блокнот. – Так, ерунда... Дизайнерские наброски.
Светофор переключился на зелёный. Ольга вдавила педаль газа чуть сильнее обычного. Её руки, лежащие на руле, едва заметно дрожали.
В торговом центре мы ходили от магазина к магазину. Ольга с энтузиазмом выбирала детские вещи, а я не могла отделаться от навязчивой мысли: почему на её блокноте инициалы моего мужа?
– Смотри, какой комбинезончик! – восхищалась сестра. – А эти пинетки! Господи, они такие крошечные...
Я смотрела на неё и вдруг начала замечать то, чего не видела раньше. Как она неосознанно поправляет волосы – точно таким же жестом, как Андрей. Как произносит некоторые слова с его интонациями. Как...
– Мне нужно в туалет, – резко сказала я. – Беременность, сама понимаешь.
– Конечно-конечно! – Ольга махнула рукой в сторону туалетных комнат. – Я пока ещё погляжу вещички.
В туалете я долго стояла перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Женщина напротив казалась чужой: бледное лицо, растерянный взгляд, подрагивающие губы. В животе снова шевельнулся ребёнок. Я прижала руки к животу, словно пытаясь защитить его от чего-то страшного.
Телефон в сумочке звякнул – пришло сообщение. Я достала его и замерла: это было не моё сообщение. В спешке утром я случайно взяла телефон Андрея – наши аппараты были одинаковыми.
"Любимый, ты сегодня сможешь вырваться? Соскучилась..."
Номер был тот же, неопределённый. Пальцы дрожали, когда я открывала переписку. И с каждым прочитанным сообщением мир вокруг рушился, осыпался осколками.
"Я так больше не могу, любимый. Хочу быть с тобой всегда..."
"Потерпи немного. Скоро всё изменится..."
"Когда она родит нашего малыша..."
Я сползла по стене, не чувствуя холода кафельного пола. В голове звенела пустота, а перед глазами плясали эти страшные слова: "нашего малыша".
– Марина? – голос Ольги звучал встревоженно. – Ты в порядке? Тебя долго нет...
– Сейчас выйду, – я с трудом поднялась на ноги.
– Точно всё хорошо? – она попыталась заглянуть мне в глаза, когда я вышла. – Ты какая-то... странная.
– Всё отлично, – я выдавила улыбку. – Просто устала немного. Поедем домой?
– Конечно-конечно! – она засуетилась. – Тебе нужно отдыхать. Береги себя... и малыша.
Я смотрела, как она идёт впереди меня – красивая, уверенная в себе, моя младшая сестра. Та, которой я собиралась отдать ребёнка. Ребёнка, зачатого от моего мужа.
В машине играла музыка – какая-то популярная песня о любви. Ольга тихонько подпевала, постукивая пальцами по рулю. На безымянном пальце поблёскивало новое кольцо – я никогда его раньше не видела.
– Красивое кольцо, – сказала я, глядя прямо перед собой.
Она вздрогнула и машинально спрятала руку с руля.
Повисла тяжёлая пауза. Где-то на заднем сиденье завибрировал телефон – теперь уже её. На экране высветилось имя: "Любимый". И фотография – Андрей, улыбающийся, в той самой рубашке с запонками...
Своя правда
Я не помню, как добралась до дома. Все последующие дни слились в один бесконечный кошмар. Я не отвечала на звонки – ни Ольги, ни Андрея. Сказалась плохим самочувствием и заперлась в квартире, которая вдруг стала такой чужой. Каждая вещь здесь кричала о предательстве: совместные фотографии на стенах, парные чашки на кухне, его бритва в ванной...
– Мариночка, открой! – голос Ольги за дверью звучал умоляюще. – Нам нужно поговорить!
Я молчала, сидя в кресле и машинально поглаживая живот. Ребёнок словно чувствовал моё состояние – толкался особенно сильно, будто пытался достучаться.
– Послушай, я всё объясню! – не унималась сестра. – Это не то, что ты думаешь!
А что я должна думать? Что моя родная сестра и мой муж... Нет, я даже мысленно не могла произнести эти слова.
– Марина! – теперь в дверь барабанил Андрей. – Открой, пожалуйста! Давай поговорим как взрослые люди!
Как взрослые люди? Я истерически рассмеялась. Взрослые люди так не поступают.
– Уходите, – наконец произнесла я. – Оба уходите.
За дверью повисла тишина. Потом послышался шёпот – они переговаривались. Интересно, как давно они научились говорить шёпотом? Как давно научились прятаться? Лгать?
– Мы любим друг друга, – вдруг сказала Ольга. – Прости, но это правда. Мы не хотели делать тебе больно...
– Не хотели делать больно? – я наконец подошла к двери. – А как называется то, что вы сделали? Использовали меня как инкубатор для вашего ребёнка?
– Это не так! – голос Андрея дрогнул. – Мы просто...
– Просто что? – я прислонилась лбом к холодной двери. – Просто решили, что так будет удобнее? Что я по доброте душевной выношу ребёнка, а потом отдам его вам? И вы заживёте счастливо, втроём?
– Мы всё компенсируем, – торопливо заговорила Ольга. – Квартиру, машину – что захочешь! Ты же понимаешь, этот ребёнок... он наш. Мой и Андрея.
Я закрыла глаза. В голове звенели её слова: "он наш". Ребёнок, который жил во мне все эти месяцы. Который толкался по ночам. Которому я пела колыбельные. Который слышал биение моего сердца...
– Нет, – тихо сказала я. – Он мой.
– Что? – голос Ольги взвился. – Ты не можешь! Генетически он...
– Генетически – да, – я положила руку на живот. – Но он живёт во мне. И останется со мной.
– Мы подадим в суд! – закричала Ольга. – У нас есть все документы! Ты просто суррогатная мать, ты обязана...
– Замолчи, – вдруг резко сказал Андрей. – Просто замолчи.
Снова тишина. Только часы на стене отсчитывали секунды.
– Прости меня, – наконец произнёс Андрей. – Я во всём виноват. Я должен был...
– Не надо, – перебила я. – Просто уходите. Оба.
Я слышала их шаги по лестнице. Они уходили вместе – мой муж и моя сестра. Два самых близких человека, которые превратили мою жизнь в ад.
Я опустилась в кресло и впервые за эти дни позволила себе заплакать. Слёзы текли по щекам, а малыш в животе толкался особенно активно, словно пытался утешить.
– Всё будет хорошо, – прошептала я, поглаживая живот. – Мы справимся. Ты и я.
За окном шёл дождь – точно такой же, как в тот день, когда я согласилась на суррогатное материнство. Но теперь он не казался мне унылым. Он смывал прошлое, чтобы освободить место для нового начала.
Я часто думаю: может ли предательство быть во благо? Может ли боль сделать нас сильнее? И что важнее – узы крови или узы любви, связывающие мать и дитя?
А что думаете вы, дорогие читатели? Правильное ли решение приняла героиня?
