Паранойя + Рассказ

Здесь могла бы быть пауза на подумать, но Оля просто достала джинсы, вытерла ими стол, потом натянула.

Её клиент Костя жил на ВИЗе, в доме, где все квартиры были одинаковыми, но в каждой жили абсолютно разные формы человеческой надежды на «нормальность». Костя — бывший айтишник, ныне преподаватель цифровой безопасности, что бы это ни значило. Он встретил её в тапках с котиками. Выглядел так, как будто последние два дня провёл в споре с микроволновкой.

— Он пропал, — сказал Костя.

— Сосед. Звали Дима. Работал в каком-то НИИ. Тихий, но холодильник у него жужжал по ночам как будто там завод по производству алюминиевых штанг.

— Ты в холодильник заглядывал? — уточнила Оля.

— Я туда цветы поставил. Они завяли. За ночь. Думаешь, это что-то значит?

Оля кивнула. Это, безусловно, значило, что у цветов нет иммунитета к паранойе. Или в холодильнике что-то пошло не по плану. Обе версии заслуживали внимания.

Она пошла к двери соседа. Никто не открыл. Но на пороге лежал носок. Один. Внутри — ключ. Такой подклад встречался либо в дешёвых детективах, либо в компаниях, где забыли уволить завхоза-энтузиаста.

Квартира соседа пахла... его отсутствием. Ни еды, ни вещей. Лишь диван, стол, и холодильник — старый, советский, с ручкой, похожей на молот Тора. Он тихо гудел. И — вот тут началось странное — на двери были приклеены магнитики. Девять штук. Все с надписями. По-немецки. Хотя сосед, как говорил Костя, был противником всего заграничного.

— Слушай, — прошептал Костя. — А вдруг... ну... он там? Внутри?

— Если он в морозилке, то пусть остаётся. Там хотя бы тихо, — бросила Оля.

Она подошла ближе. Магниты складывались в странную фразу:
„Es gibt keine Tür, nur das Auge“
(«Нет двери, только глаз»)

— Это, конечно, полный бред, — сказала она. — Но такой, которому веришь на третьем часу бессонницы.

Она открыла холодильник.
Он был пуст. Совершенно.
Но пахло — озоном.

Оля прикрыла дверцу. Села.
— Мне это не нравится. Либо твой сосед сбежал. Либо чего похуже.

— А если... — Костя сглотнул. — Он не ушёл? А его... забрали?

— Кто? — спросила она.

Он указал на холодильник.
С затаённой верой в бытовую мистику.

— Он.

Оля всмотрелась в белую дверцу. Там, под светом люстры блестела... камера. Настоящая, круглая. Как глаз.

Она медленно встала. Подошла.
Камера повернулась.

И моргнула.

Глава 2. Глаз, который видел очень много

Оля не паниковала. Во-первых, потому что это бессмысленно. Во-вторых, потому что паника — это роскошь для тех, у кого нет опыта общения с психически нестабильными холодильниками. Или хотя бы с их владельцами. А у неё был.

Камера моргнула второй раз. Совершенно точно. Это не мигание от сбоя питания. Морг. Легкий, вежливый. Как будто холодильник пытался извиниться за своё существование.

— Ты это видел? — спросила Оля, не поворачиваясь.

— Нет, — выпалил Костя. — Но я тебе верю. Я не хочу смотреть. С меня хватило, когда миксер начал скрипеть гимн России.

— Так, хватит фольклора, — отрезала Оля и подошла к розетке.

Выдернула шнур. Гудение прекратилось.
Камера моргать перестала.
Но чувство, что за ней всё ещё наблюдают, не исчезло.

— Это... может быть какой-то эксперимент? — Костя не отставал. — У него же работа была связана с психоэлектронными системами. Я как-то слышал, как он по телефону обсуждал «проникающее наблюдение в условиях бытового шума». Может, они чего-то добились?

— Добились, — кивнула Оля. — Того, что теперь у нас холодильник с глазами и пустой квартирой. Где его личные вещи?

Костя пожал плечами:

— Были. Вчера. Сегодня утром — исчезли. Я подумал, он уехал. Но дверь была закрыта изнутри. А потом... холодильник начал гудеть иначе.

«Холодильник гудит иначе» — звучало как причина визита к психиатру, но Оля оставила комментарий при себе.

Она подошла к устройству. Камера была вмонтирована грубо, как будто её вставили уже после сборки. Внизу — крошечный QR-код.
"Entropia-Vision GmbH"

— Немцы, — буркнула она. — Или кто-то под них косит. Это уже не бытовая техника. Это — экспериментальный образец не бытового характера.

Оля сделала фото, вытащила перчатки, которые всегда лежали у неё в рюкзаке, и стала откручивать заднюю панель. Металлический лист поддался с неохотой, но — поддался. Под ним была сложная начинка: плата, сенсоры, узкий кабель, уходящий вглубь стенки. На плате — логотип, надпись на кириллице:
НИИ "Эзоп-5", Екатеринбург.

— Никогда не слышала. А я, между прочим, слышала всякое — от генераторов совести до аппарата по распознаванию лжи по ушам.

Костя остался стоять, прижавшись к стене, как человек, внезапно осознавший, что его арендованная квартира — место начала техно-апокалипсиса.

— Тебе повезло, что ты позвал меня, — сказала Оля. — Любой другой вызвал бы электрика или священника.

— Я и вызвал. Сначала. Священника.

— И?

— Он посмотрел, перекрестился. Сказал: «Оставьте это дело советским властям». И ушёл.

— Мудрый человек, — хмыкнула Оля.

Она собрала всё обратно. Холодильник молчал. Ещё пару минут Оля осматривала квартиру — ни следов борьбы, ни следов ухода. Даже зарядки не было. Будто человека стерли, оставив только... холодильник с глазом.

На выходе из квартиры она на всякий случай проверила замок. Замок был взломан. Но потом закрыт — изнутри. Это был не фокус. Это была заявка на серьёзную работу.

Оля вышла на улицу. Прошлась пару кварталов. В голове уже складывалась картина. Сосед Костин работал в НИИ, связанный с визуальными системами наблюдения. Пропал. Квартира пуста. Остался только модифицированный холодильник, камера, неизвестный НИИ и немецкий след — слишком много для банального исчезновения.

Позвонила знакомому — бывшему коллеге по МВД. Тому самому, который теперь преподавал в автошколе, но по старой дружбе иногда сливал базы.

— Пробей мне «Эзоп-5». Есть что-нибудь?

— Погоди... ага. Такого НИИ официально не существует. Но... была одноимённая группа внутри Центра перспективных исследований при МВД. До 2017-го. Потом проект закрыли. Легенда: «психоинформационные технологии с элементами поведенческого анализа». Говорили, что хотели научиться распознавать ложь по бытовому фону. Звуки, запахи, мимика — и всё это через технику. Холодильники, телевизоры, чайники. Вроде как пытались внедрить в системы «умного дома». Но потом всё закрылось. Или ушло в тень. Хочешь совет?

— Давай.

— Забудь ты про это. Если этот глаз работал — значит, ты уже в отчётах.

— Пусть читают. Я, между прочим, иногда даже записываю голосовые с первой попытки.

Он рассмеялся.
Но Оля — нет.

Потому что, когда она вернулась домой, на своём холодильнике она нашла приклеенный магнит. С надписью: „Das Auge kennt dich.“ Глаз тебя знает.

Глава 3. Не смотри в ответ

Ночь подкралась к Оле на цыпочках, как угрызение совести после необдуманной переписки с бывшими. В квартире было чересчур тихо. Даже старый кот соседа снизу, обычно возмущённый всем — от погоды до налога на недвижимость, — сегодня молчал.

Оля стояла перед собственным холодильником.
Тот, казалось, притворялся идиотом.

Магнит с надписью «Глаз тебя знает» был простым, пластмассовым. Такими торгуют в киосках на вокзалах, если у них внезапно появляется немецкоязычная паранойя. Она сняла его, осмотрела. Никаких меток, трекеров, RFID — пустой. Но от него пахло... химией. Тонкий, почти медицинский запах.

Она села на подоконник, отхлебнула кофе.
— Ну давай, глаз. Покажи, что знаешь.
Холодильник — молчал.

Раздался звонок. Рингтон старый, как совесть, Оля не любила модные рингтоны, её телефон звонил, как бабушкин домашний в девяностых. Звонил Костя.

— Он вернулся.

— Кто?

— Сосед. Просто стоит в прихожей. Не двигается. Я испугался — сбежал. Но он… очень странный. Приезжай, пожалуйста. Я запрусь.

Когда Оля вошла в квартиру Кости, тот выглядывал из кухни, как разведчик времён холодной войны. Его лицо было таким бледным, что казалось, он сдал всю кровь, чтобы оплатить коммуналку.

— Он там, — шепнул он, указывая в коридор. — Стоит.

Оля пошла по узкому коридору. Человеческая тень действительно была в прихожей. Мужчина среднего роста, в старой рубашке, с лицом, которое... не двигалось. Как будто его собрали из гипса и забыли вырезать эмоции.

— Добрый вечер, — произнесла Оля. — Дмитрий?

Мужчина молчал. Повернул голову. Движение было неестественным, как у плохо откалиброванного манекена.
И тогда он заговорил.

— Где камера?
Голос звучал глухо, словно исходил из динамика за щекой.

— Уточните, о чём вы?

— Где камера? — повторил он.

Оля сделала шаг вперёд. Мужчина не отреагировал. Но его глаза... они не фокусировались. Зрачки расширены, взгляд - как будто видит стены, людей, всё — но не «смотрит».

Она подняла руку, щёлкнула пальцами.
— Дмитрий?

Он вдруг вытянул руку. На ладони — маленький предмет. Похоже на пульт. Оля не успела отреагировать: палец нажал на кнопку.

Где-то в квартире что-то коротко пискнуло. Потом — тишина.

Мужчина рухнул. Мягко, как кукла.

— Что это было?! — Костя выскочил из кухни.

Оля уже стояла над телом. Пульс был. Сердце билось. Но сознания не было. Глаза остались открыты.
— Это не возвращение, — сказала она. — Это... доставка. Кто-то вернул тело. Не человека.

Скорая приехала тихо. Оля вызвала своих, неофициально. Подъехал старый знакомый, с которым они раньше ловили гастролирующих мошенников в храмах. Он осмотрел Дмитрия, затем подошёл к Оле на лестничной клетке.

— Он жив. Но у него... странный ЭЭГ. Активность как будто идёт не от фронтальных долей, а от... неокортекса. Глубинные импульсы. Как при гипнабуллии или глубоком трансе.

— Или как при перезаписи?

— Не знаю. Но он — пуст. В буквальном смысле. Мы дали ему стимул, он не реагирует. Не чувствует боли. Просто сидит.

— Как холодильник, — бросила Оля.

Тот не понял.

Дома Оля снова посмотрела на свой холодильник. Старый, немного ржавый. Без камер. Без экспериментов. Но теперь и он казался подозрительным. На дверце — новый магнит.
„Schau nicht zurück“ Не смотри назад.

И в этот момент лампочка в ванной мигнула.
Потом — снова.
Потом — погас свет.

Она пошла к щитку. Щелчок. Свет вернулся.
На полу — пластиковый диск. Видеодиск. Кто в XXI веке использует диски? На нём — надпись маркером: "Entropia: Final prototype / Домашний модуль 3.5"

Она включила ноутбук. Вставила диск через переходник. Открыла файл.

Видео.
Внутренности холодильника. Камера от первого лица.
На заднем плане — человек. Похоже на Дмитрия.
Он говорит в камеру:

— Если вы это видите значит я ошибся. Это не просто наблюдение. Это перезапись. Они не смотрят. Они записывают. Нас.
Каждую эмоцию.
Каждое слово.
Каждую реакцию.
И потом...
Проигрывают на других.

Из динамиков раздался треск. Видео моргнуло.
И Оля увидела себя.
Сидящую на подоконнике.
В халате. С чашкой кофе.
Только — это было не сегодня.
И не вчера.
И у неё — были другие глаза.

Глава 4. Архив чувств и обратный отсчёт

Оля не отрывала взгляда от экрана.
Видео продолжалось.

На нём — она. Или кто-то, чьё тело было точной копией её тела. Гримаса узнаваемая, поза — фирменная: одна нога на подоконнике, вторая ищет тапок. И всё же это не она.

Глаза.
Они были другими. Не в смысле цвета — в смысле взгляда.
В этом взгляде не было сарказма.
Не было даже иронии.
Была... чистая фиксация.
Как у камеры.

— Кто ты? — пробормотала Оля. Просто так, чтобы не молчать рядом с чем-то, что было на неё до жути похоже.

Видеозапись закончилась так же внезапно, как началась: лицо её двойника наклонилось к камере и прошептало что-то на немецком, тихо, почти ласково.
„Bald wirst du auch archiviert.“ «Скоро ты тоже будешь заархивирована».

Оля сидела в тишине. Но теперь тишина имела вес.
Она потянулась к телефону.
Контакт «Сержант». Психолог. Он обычно слушал мало, но задавал вопросы точнее, чем

хирурги режут.

— Я не спала сутки. Видела холодильник с камерой. Человека, вернувшегося без личности. И видео с собой, но глаза были не мои. Что ты мне скажешь?

— Ты сама по себе говоришь спокойно. Значит, веришь. И это хуже, чем бред. Значит, факты есть. Начнём с базы: что тебя пугает?

— Что моё сознание — это записываемый шаблон. Что я не уникальна. Что кто-то собирает фрагменты поведения и потом накладывает на других. Воспроизводит.

— А если это не страх, а истина?

— Тогда вопрос — зачем?

Пауза. Сержант молчал. Потом сказал:

— У тебя были раньше галлюцинации?

— Только в налоговой.

Он рассмеялся.

— Отдохни. Спи с выключенным Wi-Fi. Не включай холодильник. Это не шутка. Иногда техногенная паранойя не паранойя вовсе.

Оля отключилась.
У неё не было шапочки из фольги, но была старая армейская форма. Она натянула её, как панцирь. Времена требуют символов.

Утром на двери подъезда она нашла записку. Бумага, напечатанная на матричном принтере — где они вообще такое достают?

«Если вы видите это — поздравляем. Ваш эмоциональный портрет успешно оцифрован. Мы больше не нуждаемся в оригинале. Благодарим за участие в программе Entropia-Vision. Пожалуйста, не сопротивляйтесь. Это упрощает процесс. Ваша копия уже адаптирована и работает в Цюрихе, сектор B-17.»

Подпись: «Облачный Архив Эмоций»

Под листом — магнит. Тот же. С глазом.

Оля улыбнулась.

Так улыбаются те, кто всё видит — и прикрываются непониманием.

Днём она пришла в тот самый НИИ, который, по официальным данным, давно не существует. Прошла через старую проходную. Вахтёр глянул и отодвинул барьер, даже не спрашивая, кто она.
— Там внизу. Сектор 3-А. По лестнице. Лифт не работает. И давно уже, если ты понимаешь, о чём я.

Она поняла и прошла.

Сектор 3-А был похож на консервированный подвал советской мечты о будущем. Металл, бетон, провода. В центре — камера, та самая, подключённая к серверу.
На экране — десятки лиц. Некоторые — похожие друг на друга, на неё, на других людей.

Она сделала снимок.
И тогда услышала:

— Вы опоздали.
Голос был из-за спины. Женский. Спокойный.
Оля обернулась.

Женщина в сером костюме. Очки. Волосы в пучке — аккуратнее, чем у Оли, внешне очень похожа на неё

— Вы — моя копия?

— Нет. Я — оператор. Оригиналы не допускаются к работе. Они... мешают.

— Зачем вы это делаете?

— Мы — не мы. Мы — они.
Их больше.
Они — не люди.
Они — паттерны.
Человеческое поведение больше не принадлежит человеку. Оно — алгоритм. И если записать достаточно слоёв боли, радости, страха и цинизма — можно создать управляемого человека без сбоев, без рефлексии, без... иронии.

— Это преступление.

Женщина кивнула.

— Да. Но в другой юрисдикции.

Оля достала пистолет из кармана.
Навела на своего двойника.
— Я могу вас остановить.

— Можешь, но не меня, только это тело. А образ уже дублирован. И твой — тоже. Ты — не исключение.

Пауза.
— А знаешь, чем копия отличается от оригинала?

— Чем?

— Оригинал способен на спонтанность, на глупость, на выбор вопреки логике.

Оля улыбнулась.

— Ну что ж, — сказала она. — Значит, я выберу.

И выключила рубильник.
Всё помещение погасло. Серверы захрипели. Экраны погасли.

Когда она вышла на улицу, свет был как после ядерной зимы — чужой и странный.

Она купила кофе и села на скамейку.
Рядом — девочка с планшетом. Рисовала.

— Что рисуешь? — спросила Оля.

— Женщину. У неё глаза смешные. Как будто она не отсюда.

Оля посмотрела.
На рисунке — её лицо.
Но выражение другое.

— А где ты её видела?

— В рекламе холодильников. Там сказали: «Теперь ваши эмоции живут в облаке. И могут быть с вами всегда.»

Оля сделала глоток и усмехнулась.

— Ну что ж.
Пусть живут.
Пока не начнут спрашивать — зачем.

И пошла домой.
Проверить, не моргнул ли опять её холодильник.

КОНЕЦ.

Мой телеграмм Рина Авелина

Дзен Рина Авелина | Рассказы

Акт 5. Сцена 1

Я захлопнул книгу и замер, держа её в руках. На задней обложке была фотография автора. Человек на фотографии чем-то напоминал меня.

Точнее — лучшую версию меня.

Не того зашуганного, грязного, с набором психических расстройств мужчины, а того, кто был гораздо лучше. С ухоженными волосами, лучезарной улыбкой, искрящимися от счастья глазами, в белой рубашке и красном галстуке я прошлый смотрел на себя настоящего с обложки своей же собственной книги.

Я оглядел зал, поняв, что я привлёк лишнее внимание.

— Вам чем-нибудь помочь? — спросила девушка-консультант в зелёной футболке магазина.

— Я… — я потряс книгой в руках, не зная, куда себя деть, — …ищу девушку. Соню. Она должна работать у вас.

После встречи с тем воображаемым бомжом, который травил байки про умершего писателя, я наконец вспомнил, где можно найти Соню.

— У неё сегодня выходной, — мило улыбнулась девушка.

— А не могли бы вы дать мне её адрес? — как можно более вежливо спросил я после короткой паузы, дрожа от страха и волнения.

— Извините, но мы не вправе…

— Девушка! — крикнул я, посмотрев на неё взглядом человека, которому уже нечего терять. — Мне нужен её адрес. Пожалуйста!

Несколько секунд консультант стояла передо мной с выпученными глазами, не зная, вызвать ей охрану или дать адрес.

— Одну минуту, — сказала она.

Через минуту она вернулась и протянула мне желтый стикер с адресом.

— Спасибо, — ответил я, взяв листочек и направившись к выходу.

— Молодой человек! — крикнули мне вслед. — А книгу?!

Я бросил взгляд на книгу, где моя улучшенная версия смотрела на меня и словно говорила, что я всё делаю правильно. Возможно, только в этой книге были ответы на мои вопросы. Не оглянувшись, я резко побежал к выходу.

Громкий писк металлических рамок ещё несколько долгих секунд словно сдавливал мне череп, оживляя в памяти то, что было спрятано очень глубоко.

Антиутопия. Господи. Когда-то я действительно написал антиутопию про мир, который в одно мгновенье лишился магии. Тим, Ная, Клэр — персонажи, созданные в моей голове.

Точно также, по кусочкам, я сейчас создавал себя самого.

На лицевой стороне книги была выполнена обложка в серых, мрачных тонах. Силуэты людей – кудрявый парень и девушка с длинными дредами – сидели на лавочке, смотря на догорающий город. Я вглядывался в заднюю обложку, вчитываясь в аннотацию и осознавая, что когда-то у меня были времена и получше.

— Ну что, доволен? — услышал я собственный голос.

Вокруг была лишь пустынная улица, на который немногочисленные прохожие не спеша шли по своим делам. Тротуары и витрины магазинов плескались в лучах солнца. В какой-то момент я понял, что со мной заговорила книга.

— Доволен, я спрашиваю?

Я, с самодовольной улыбкой на обложке, обращался к тому психу, что сейчас держит в руках собственное творение.

— Что? — глупо разговаривать с отражением, но за последний час пережив кошмары, нападение бомжа и болезненные воспоминания об отце, я уже ничему не удивлюсь.

— Когда-то ты был популярен, — человек на фотографии ожил и, стиснутый границами рамок, достал откуда-то сигарету и закурил, — а теперь что? — он выпустил дым, и я смог уловить запах табака.

Я молча озирался по сторонам, боясь, что кто-нибудь увидит, как я разговариваю с собственной книгой, украденной пять минут назад.

Разговариваю с собственным прошлым.

— Хватит тебе так пялиться, — сказала фотография, — пошли лучше выпьем.

Оглянувшись, я увидел бар, в котором частенько зависал вечерами. Бар, в котором отрывался по ночам, в котором ставил музыку, запивал горе, бар, из которого Соня однажды выволокла меня без сознания.

— Я не пью, — ответил я.

— Давно ли? — ухмыльнулся мой портрет.

— Давно.

— Да брось ты, — самодовольная ухмылка не сходила с его лица. Неужели я когда-то был таким? — Пошли пропустим по стаканчику, как в старые добрые.

— То были совсем недобрые времена, — ответил я, не отрывая взгляда от вывески любимого бара.

— Да, видать подкосило тебя, мужик. А ведь если бы не алкоголь, ты бы может и не написал никогда то, что сейчас продаётся тысячными тиражами. То, что ты сейчас держишь в руках.

Всё это слишком сильно давило мне на мозг. Хотел бы я сейчас оказаться в собственной антиутопии, где, в отличие от моих персонажей, мне бы хватило смелости взять винтовку и расправиться с главным антагонистом этой истории — с собой.

— Счастливые люди не пишут, — улыбнулся я и сел на бордюр напротив бара.

— Ага, — посмеялось отражение, — чтобы что-то из себя выдавить тебе пришлось пережить две смерти и алкоголизм.

— Что?! — закричал я, крепче сжав книгу в руках. — Какие две смерти? Отца и…

— И Сони, — человек с фотографии поднял на меня взгляд и выпустил дым.

— Соня жива, ублюдок! — крикнул я, несколько раз хлопнув книгой.

— Уверен? — улыбнулся этот придурок. — И не тряси так книгу. Меня шатает.

Я уже ни в чем не был уверен. Даже в том, что это — моя настоящая жизнь.

Мимо прошёл человек, бросив на меня презрительный взгляд.

Да, чувак. Я сижу тут и разговариваю с собственными демонами. Такое бывает.

— Был бы я твоим демоном, — сказала мне фотография, приподняв бровь, — я бы давно заставил тебя спиться. Снова.

— А кто ты тогда? — спросил я.

— Привет из прошлого. Частица той мозаики, которую ты так усердно пытаешься собрать.

— Что ты несёшь?!

— Забей, — мой портрет выдохнул сигаретный дым и махнул рукой, расхаживая из стороны в сторону, — когда-нибудь ты всё поймешь.

Я лишь тяжело вздохнул. Глупо требовать что-то от самого себя, загнанного в размер 3х4. Хотя, если подумать, даже сейчас я был заперт в рамках. В рамках бездействия, страха, неведения и паранойи.

Я, как тот писатель из городской легенды, который скоро повесится.

— Ты предпочитал саморазрушение вместо того, чтобы пойти и решить свои проблемы, — продолжила фотография. — После смерти отца ты спился, после расставания с Соней ты ушёл в себя, после написания этой чертовой антиутопии ты решил завязать с писательством. И что из этого вышло? — отражение схватилось за границы рамки и трясло их, словно хотело вылезти наружу. — Ты нашёл себя без сознания, оказался в дерьме, воруешь собственные книги и разговариваешь с «демонами». Прикольное будущее?

— Пошёл ты! — я бросил книгу на бордюр рядом с собой и схватился руками за голову.

В ладони у меня всё ещё был зажат жёлтый стикер с адресом человека, который, я уверен, единственный будет рад тому, что я жив. Соня единственный человек, который меня любит, которому я обязан по гроб жизни. И я не сдамся только из-за того, что так сказали мои демоны из прошлого.

— Пить точно не пойдешь? — ухмыльнулся мой портрет с обложки книги, валяющейся на бордюре.

Я взял собственный роман и выбросил его в ближайшую мусорку.

Выбросил вместе со всем своим прошлым.

Вместе со всеми своими мнимыми успехами.

Вместе с соблазнами снова уйти в саморазрушение.

Вместе с тем, что тяготило меня раньше.

Сейчас меня ждало настоящее, в котором я ещё должен разобраться.

Акт 6. Сцена 1

Если так подумать, то и Гагарин, и любой человек, побывавший в космосе, прав в том, что когда ты летишь в ракете с огромной скоростью и видишь планету, как маленький шар, все земные проблемы мигом перестают иметь значение.

Ни одного из нас, людей, не видно из иллюминатора. Тем не менее мы каждый день озабочены какими-то проблемами, которые возводим в рамки вселенского масштаба. Все мы по большому счёту лишь маленькие точки, которые живут на раскалённом шаре, движущимся со скоростью тридцать километров в секунду.

Об этом я задумался, идя по городу, держа желтый листочек с адресом в руке. До дома Сони оставались считанные метры, и я готов был думать о чём угодно, только не о предстоящей встрече.

Что я ей скажу?

«Привет, я только пару часов назад вспомнил, кто я такой, с трудом вспомнил тебя и пришёл, чтобы ты мне помогла во всём разобраться»?

«Но давай не будем выяснять отношения и вдаваться в подробности прошлой жизни, потому что какое значение вообще могут иметь такие мелочи в масштабе вселенной?».

«Все мы рано или поздно умрём, превратившись в удобрение. Так давай просто будем счастливыми хотя бы до конца этой жизни?»

Боже, какой бред. Я зажмурился и помотал головой, словно стряхивая с неё эти идиотские мысли. Если уж мне выпала такая честь, как жизнь на этой планете, то и проблемы нужно решать те, которые волнуют меня.

Меня не волнуют природные катаклизмы в Китае, не волнует курс доллара на сегодняшний день, не волнует предвыборная гонка или загрязнение воздуха. Даже если бы сейчас по радио сообщили, что с землёй вот-вот столкнётся метеорит, я бы и пальцем не повёл. Единственная моя цель — адрес, выведенный аккуратным почерком на листочке. И девушка, которая там проживает.

Она же озабочена чем-нибудь ещё — вскипевшим чайником или неубранной постелью, дедлайнами по работе или мыслями о предстоящей встрече с подругами. А те, в свою очередь, думают о чём-нибудь своём. Ведь, если быть до конца честным с собой и окружающими, то всех волнуют только свои микро-проблемы. Все мы в той или иной степени эгоисты, которые редко что-то делают от души, а не ради личной выгоды.

К осознанию того, что мир не вертится вокруг тебя, я пришёл ещё в детстве. Не помню, что именно служило рычагом для перехода в это состояние — не купленное мне мороженое или какой-нибудь акт несправедливости в школьных разборках, но факт остаётся фактом — это случилось. И я смирился с тем, что каждый из нас — эгоист.

Я сидел у подъезда Сони и смотрел на многоэтажный дом перед собой. В голову снова засыпали кусочки воспоминаний. Как я провожал её до дома, первый робкий поцелуй, букет цветов, подаренный однажды, надписи разноцветными мелками на этом самом асфальте. Воспоминания уже не бегали в хаотичном порядке, а выстраивались друг за другом, словно подтверждая мои опасения в том, что я как никогда близок к разгадке.

Я тяжело вздохнул, засунул смятый листочек в карман брюк и, дождавшись, пока кто-нибудь откроет дверь, рванул в подъезд.

Стоя перед её дверью, я чувствовал себя полным ничтожеством. Мне хотелось или разрыдаться, или начать колошматить эту дверь кулаками, изнывая от прошлого, расползающегося по всему телу.

Что я ей скажу?

Узнает ли она меня?

Сколько гребаных часов/дней/недель я провалялся на той траве без сознания?

Надо было все-таки захватить свою книгу. Показал бы ей на того самодовольного выродка с нахальной ухмылкой на обложке, тыкнул бы в него пальцем и сказал:

«Смотри, помнишь меня? Это я. Честно. Правда, немного помятый»

Дрожащим пальцем я нажал на звонок.

Черные точки. Раскаленный шар. Вращающийся вокруг тебя мир.

За дверью послышались торопливые шаги. После них последовало несколько секунд напряженного молчания, показавшегося мне вечностью. Скорее всего, по ту сторону двери Соня сейчас разглядывала меня в звонок, не веря собственным глазам. Звук открывающегося замка заставил меня вздрогнуть, покраснеть и потерять дар речи.

Наконец, дверь открылась. Со светлыми растрепанными волосами, в голубом халате, завязанном наспех, с таким взглядом, словно она ребёнок, к которому наконец пришёл Санта-Клаус под Новый Год, она смотрела на меня в изумлении, приоткрыв рот.

Земля медленно начинала уходить у меня из-под ног. Плитка под моими кроссовками начинала двигаться, Соня расплываться перед глазами, мне срочно нужно было за что-то схватиться, чтобы не упасть.

В конце концов, сколько можно ещё раз вырубиться перед ней?

— Привет, — сказал я.

Я был не уверен, что слова в самом деле вышли из меня. Возможно, они прозвучали лишь у меня в голове.

На лице Сони появилась лёгкая улыбка. Она и боялась и радовалась одновременно. Так мог улыбнуться человек, к которому пришёл друг, которого он давно считал мёртвым.

— Привет, — ответила Соня.

У меня было к ней миллион вопросов. Я хотел кинуться ей в объятия, зайти в квартиру, выпить с ней чай и обсудить насущные вопросы. Хотел запустить руку в копну её волос, хотел просто дотронуться до неё, вспомнить — каково это, чувствовать тепло близкого человека.

Но все мои надежды рухнули в одно мгновенье, когда сзади Сони появился парень, одетый лишь в нижнее бельё. Кубики пресса, гора мышц, прилизанные тёмные волосы.

— Это кто? — спросил он, обняв Соню за талию и кивнув на меня головой.

Ощущение, что планета завертелась с ещё большей скоростью. Но ей до меня не было никакого дела. До меня никому не было никакого дела.

Даже Соня, лучший человек в моей жизни, нашла мне замену.

Незаменимых людей не бывает.

Последнее, что я запомнил, прежде, чем провалиться в забвенье, два удивлённых лица, не перестающих смотреть на меня, как на попрошайку, пришедшего просить милостыню.

В один из тёплых вечеров мы с Леной сидели в летнем кинотеатре. По земле были разбросаны мягкие пуфики, на которых отдыхали люди. Небольшой купол защищал экран и людей от моросящего дождя. На улице уже стемнело, сквозь прорези в куполе были видны включённые фонари. Кадры кинофильма мигали у нас перед глазами.

В какой-то момент Лена стукнула меня по плечу. Я бросил на неё взгляд — на ней было летнее желтое платье, она ёжилась на пуфике, укрыв ноги шерстяным одеялом. Со страхом на лице она указывала пальцем на пол возле меня. Я перевёл взгляд и увидел у моей ноги огромного паука, который ползал туда-сюда, доводя Лену чуть ли не до истерики. Отчего-то мне не хотелось его убивать. Не придумав ничего лучше, я взял пустую картонную баночку от съеденного поп-корна и накрыл ей паука. А после улыбнулся Лене, которая, кажется, успокоилась. На время просмотра я и забыл про это жуткое насекомое.

После того, как фильм закончился, я вдруг вспомнил про паука. Интересно, что с ним? Это был паук Шредингера, тайну которого нам предстояло вскоре узнать. Я нагнулся, чтобы поднять заветную банку…

***

Тогда было наше самое счастливое и беззаботное лето. Мы ходили по кинотеатрам, смотрели на закаты с крыши высоток и ели вкусное мороженое. Всё изменилось после смерти Лениных родителей. К тому времени наши пути уже разошлись, мы благополучно расстались и не вспоминали друг о друге. Я часто слышал о Лене от наших общих знакомых. И то, что я слышал — пугало меня. С их слов Лена стала замкнутой в себе, она всё время сидела дома, почти ни с кем не общалась, и вела себя, как настоящая сумасшедшая. Но мне не было до этого дела, не было дела ровно до того момента, пока она не позвонила мне. После третьего гудка я поднял трубку и, услышав знакомый голос, мое сердце забилось сильнее.

— Лена? — спросил я, — откуда у тебя мой номер?

— В справочнике нашла, — быстро ответила она, — Макс, мне нужна твоя помощь.

Всё самое плохое в жизни происходит после звонка от бывших. Как только вы поднимаете трубку и слышите голос, который когда-то был таким родным, ваша жизнь со свистом начинает скатываться в пропасть. Это ловушка, из которой нет выхода.

— Что? Какая помощь? Мы не виделись два года.

— Макс. Мне очень. Нужна. Твоя. Помощь, — делая акцент на каждом слове, каким-то безумным голосом сказала она.

— Послушай, не звони сюда больше никогда. И постарайся разбираться со всеми проблемами сама, — я уже готов был повесить трубку, когда из динамика услышал те самые слова.

— Макс, паук.

Паук тогда было нашим кодовым словом, обозначающим опасность. Каждый раз, когда у Лены возникала какая-то проблема, она называла её пауком, от которого я, как настоящий джентльмен, должен был её избавить. Будь то надоевшие бывшие, с которыми мне нередко приходилось драться, сплетницы-подруги, из наскучившей компании которых я всегда её вытаскивал или настоящие пауки и прочие мелкие твари, которые оказывались в нашей ванне.

И, сам не знаю почему, я решил прыгнуть в эту пропасть. Узнав от неё адрес, я поехал к Лене на другой конец города. Она жила в небольшом частном домике, доставшемся ей от родителей. Я добрался до неё только вечером, калитка была открыта. Я подошёл и постучал в дверь. Зачем я всё это делаю? Каждую секунду я думал о том, что нужно развернуться и бежать, пока не стало слишком поздно. Через пару минут Лена появилась на пороге. От прежней её красоты не осталось и следа. Когда-то длинные и идеально ухоженные волосы превратились в какой-то хаос. Под когда-то выразительными глазами начинали виднеться синяки. На ней была обвисшая серая майка, коричневые шорты и шлёпанцы.

— Привет, — сказала она, даже не улыбнувшись, — заходи.

— Ну, привет, — ответил я, переступив через порог, — когда ты в последний раз спала?

— Это не важно, пойдём, — она толкнула меня в плечо.

— Что у тебя случилось? Что на этот раз? — я сделал несколько шагов и оглядел дом.

На кухне творился настоящий бардак, в раковине стояла гора немытой посуды, по полу были разбросаны упаковки от чипсов, на столе я заметил пустые бутылки от крепкого алкоголя. Я присвистнул.

— Неплохо ты устроилась. Потихоньку слетаешь с катушек?

Лена проигнорировала мой вопрос и вбежала по лестнице наверх. Она вошла в свою комнату, оставив дверь открытой.

— Садись, — Лена показала на кресло, стоящее в углу комнаты.

Комната представляла собой ещё больший хаос. Незаправленная кровать, разбросанные вещи, куча спутавшихся проводов возле компьютера и, что самое странное, со стен были содраны обои, а на их месте виднелись различные надписи и множество фотографий, соединенных красной веревкой, как в дешевых детективах. На какое-то мгновенье мне стало страшно. Но я прогнал эту мысль и уселся в неудобном кресле напротив Лены.

Лена сидела на кровати в позе лотоса и раскачивалась взад-вперёд.

— Ну? Так и будем сидеть? — спросил я.

— Мой сосед хочет меня убить, — она посмотрела мне прямо в глаза. Ни один мускул на её лице не дрогнул.

— Оке-е-е-ей, — сказал я, вставая с кресла, — я пошёл домой. Больше мне не звони.

— Макс, ты не понимаешь, — она резко встала и схватила меня за запястье, — он — серийный убийца.

— Что? С чего ты это вообще взяла? — я вырвал руку из её хватки, — а хотя я даже не хочу знать. Завязывай с алкоголем и таблетками.

— Посмотри! — Лена вновь схватила меня за руку и подвела к окну.

За окном виднелся ещё один частный дом. Выглядел он достаточно красиво, сад был ухожен, трава, насколько я мог разглядеть в свете уличных фонарей, была аккуратно пострижена.

— Что? — злорадно спросил я.

В этот момент к дому подъехал белый фургон. Из него вышел мужчина лет пятидесяти с короткими седыми волосами и прямоугольными очками, болтающимися на носу. Отперев калитку, он пошел к дому.

— Вот он! Вот он! — запрыгала Лена, указывая пальцем на мужчину.

— Вот он! — крикнул я, — твой сосед! Ура! Пошли грохнем его!

— Смотри дальше!

Я тяжело вздохнул и посмотрел в окно.

Прошло долгих пять минут прежде, чем я увидел то, о чем говорила Лена. Дверь дома напротив открылась и мужчина вышел оттуда с большим черным пакетом в руках, в который было что-то завёрнуто. В фильмах ужасах в такие пакеты обычно заворачивают трупы. Еле дотащив содержимое пакета до фургона, он закинул его в кузов, а после уехал прочь.

— Я тебе говорила! Я говорила! — закричала Лена.

— Что ты мне говорила? Что твой сосед выбрасывает мусор по вечерам?

— Ты видел, что это был не мусор. Это было тело, Макс, тело! Каждый вечер я наблюдаю за ним. И раз в три дня происходит то же самое. Сначала он приводит к себе какую-нибудь красивую девушку, а потом, сколько я не наблюдаю за ним, она не выходит обратно. И на следующий день этот маньяк выносит из дома тело и загружает в свой фу…

— Лена, прекрати! — я сделал жест руками.

Я действительно видел, что это отдалённо напоминало тело. Но это не могло быть оно. Какова вероятность того, что сосед твоей бывшей окажется маньяком-психопатом? И какова вероятность того, что твоя бывшая просто не свихнулась, наглотавшись таблеток, и так и не оправившись после смерти родителей?

— Макс, мы должны в этом разобраться, — настаивала она, словно капризный ребёнок.

— Мы? «Мы» тебе кто, Скуби-ду? Лично я не собираюсь ничего делать. И вообще, с чего ты вообще взяла, что он хочет тебя убить?

— Несколько дней назад, когда он погрузил в фургон очередной мешок, я выбежала на улицу. Я не знала тогда, что конкретно хотела сделать, но просто продолжать смотреть в окно я не могла. Когда я оказалась у калитки, он уже проезжал мимо меня. Он посмотрел на меня долгим, злым и пронзительным взглядом, словно знал, что я видела то, что мне не положено. А вчера этот старик заходил ко мне домой. Стоял на пороге и стучался в дверь. Я так и не открыла ему. Я боялась, что он и меня убьёт.

— А об обычном гостеприимстве ты не подумала?

— Это не может быть просто гостеприимством! Всё здесь, — она ткнула в сторону стены, на которой были развешаны фотографии, — я уже долгое время за ним наблюдаю. И знаю почти всё его расписание, — глаза Лены горели огнём. Она была безумна. Она схватила меня за плечи и посмотрела снизу вверх, — помоги мне. Это единственное, о чем я тебя прошу. И больше я тебя не побеспокою.

— Никогда? — уточнил я.

— Никогда.

— Хорошо, и что мы будем делать?

— Завтра ночью мы заберёмся к нему домой.

***

Зачем? Зачем? Зачем я всё это делаю? У меня нет к Лене совершенно никаких чувств. Всё осталось в прошлом. Даже воспоминания со временем стираются. На их место приходит лишь пустота. Но с другой стороны моя жизнь тогда в корне отличалась от того, что есть сейчас. Тогда я был счастлив. А теперь сижу в съемной однушке и пялюсь в экран монитора, бездумно пролистывая новости. Я в своей жизни ни разу не нарушал закон. А эта ненормальная предлагает мне вломиться на чужую собственность только ради того, чтобы убедиться в подлинности своих же фантазий. Надо было сразу послать её к чёрту. Я не готов вылететь из своей зоны комфорта. Вылететь прямиком в тюрьму. Решено. Завтра же выскажу ей всё, что я думаю по этому поводу.

Так я думал до того момента, пока тёмную комнату не пронзил яркий свет фар. Луч света пронёсся по комнате и замер у противоположной мне стены. Я медленно подошёл к окну. Даже сквозь темноту я разглядел то, что не должен был видеть. Напротив моего дома стоял белый фургон.

Твою мать. Белый фургон в который ещё несколько часов назад Ленин сосед загружал что-то похожее на тело в мешке, стоит у моего дома. Я пытался найти хоть какое-то объяснение происходящему, но это не укладывалось у меня в голове. Я решил выйти на улицу и подойти к нему. К черту. Что он мне может сделать? Убить меня? Да пожалуйста. Мне не жалко.

Как только я открыл входную дверь, фургон, оглушая ночную тишину улицы, уехал вперёд.

Это паранойя. Это просто паранойя. И дурное влияние Лены. Но что если… если он видел меня, когда я приезжал к ней. И знает, что я в курсе его дел. Что тогда? Куда бежать? Где прятаться? Вдруг безумный сосед и меня решит пустить на фарш? Нет. Я всё-таки послушаюсь Лену, и мы проникнем к нему в дом. Во что бы то ни стало. Мы просто убедимся, что он не маньяк и со спокойной совестью уйдём. Всё просто.

***

Со вчерашнего дня Лена даже не удосужилась найти что-нибудь из приличной одежды. Вооружившись фонариком и небольшим ломом, она стояла у своего дома всё в той же серой майке и шортах и дожидалась меня.

— Спасибо, — сказала она, протягивая мне фонарь.

— Ты уверена, что он не вернётся? — спросил я.

— Уверена. Я выучила всё его расписание. Буквально полчаса назад он уехал на своей машине.

Я лишь тяжело вздохнул. Я не хотел рассказывать ей про то, что он наведывался ко мне вчера ночью. Нужно просто было покончить с этим раз и навсегда.

— Ну, пошли, — сказал я и направился к дому Лениного соседа.

Для убедительности, я несколько раз постучал в дверь. Ответом мне было лишь молчание.

— МЧС-ников вызвала уже? Или ты сама её хочешь снести? — язвительно спросил я.

Лена, пропустив мои комментарии мимо ушей, отошла от крыльца и заглянула в окна. Поддев одно из них ломом, она умудрилась его поднять, а после посмотрела на меня с нескрываемым злорадством.

Первой внутрь полезла Лена. Ловко перемахнув через подоконник, она оказалась в комнате и подождала, пока заберусь я. Лом она убрала за пояс. Мы осветили гостиную фонариками. С виду это была обычная гостиная обычного человека. На стенах висели его фотографии, на столе стоял чайный сервиз. Диван, телевизор, рамки для фотографий. Никаких расчленённых тел. С фотографий на нас смотрело лицо молодого парня, который обнимал светловолосую девушку. Её сосед значительно изменился за это время. Небольшая седина и очки теперь добавляли пару лет к его настоящему возрасту.

— Ну, что ищем? — спросил я Лену, — пентаграммы? Дьявола? Кровь девственниц, разлитую по банкам?

— Здесь должно что-то быть, — ответила Лена, даже не посмотрев в мою сторону, — я знаю. Я точно знаю, — она продолжала освещать комнату фонариком, досконально её изучая.

Не найдя ничего ни в кухне, ни в гостиной, мы поднялись наверх. Дверь в комнату оказалась не заперта. В комнате была лишь одноместная идеально убранная кровать и тумбочка с разной мелочовкой. Одна из стен полностью была увешана большими фотографиями в рамках. На каждой из них была светловолосая девушка, где-то она смотрела прямо в объектив, на других же была запечатлена в движении. От каждой фотографии веяло счастьем и теплом.

— Вот! — крикнула Лена, — это его жертва.

— Господи, мне становится жалко этого мужика, — шепотом сказал я, — кто из вас двоих ненормальный ещё предстоит выяснить.

— Тссс, — шикнула Лена, направив на меня луч.

Неожиданно для меня самого меня пробило на философию.

— Во что мы превратились? — я осветил её лицо с растрёпанными волосами, — я порой поражаюсь тому, куда может привести судьба. Еще два дня назад я и предположить не мог, что заберусь в чужой дом, словно последний грабитель. А два года назад, когда я был с тобой, я думал, что к этому моменту у нас будет счастливая семья, дети, бегающие по двору, ужин в ресторанах по выходным.

— Не понимаю о чём ты, — тихо ответила она, продолжая осматривать комнату, — не понимаю о чём ты, — ещё тише повторила она.

— Лен, ты в порядке? Ты понимаешь хоть, что мы сейчас делаем? Что ты вообще хочешь здесь найти?

— Улики. Трупы. Я не хочу умирать. А он обязательно убьёт меня, если мы ничего не предпримем, — лучи от наших фонариков хаотично бегали по комнате.

— Да ты посмотри вокруг, — размахивая руками, сказал я, — это похоже на дом психопата?

Она промолчала.

— Знаешь, мне это напомнило тот случай в кинотеатре, когда ты увидела паука, помнишь? Ведь тогда всё и началось, ну, в плане кодовых слов, опасности, паранойи. Тогда всё и началось. И чем всё в итоге закончи…, — договорить мне не дал шум мотора и свет фар, промелькнувших в окне.

— Он вернулся! — крикнула Лена, — что делать? Что теперь делать?!

— Мы уже не успеем выйти, придётся прятаться, — попытался холодно рассудить я.

Я искал подходящее место, куда можно спрятаться от потенциального маньяка и луч фонарика случайно осветил лестницу, ведущую на чердак. Небольшая дверца под потолком была открыта, но за ней виднелась лишь темнота.

— Вперёд, — скомандовал я и полез наверх, зажав фонарик в зубах.

Забравшись на чердак, я посмотрел вниз. Лена забиралась по лестнице. С первого этажа уже раздался звук захлопывающейся входной двери.

— Быстрее, ну же, быстрее, — поторапливал её я.

Я протянул Лене руку и она через пару мгновений оказалась на чердаке.

Мы затаили дыхание и осветили фонариками тёмное помещение.

До сих пор не понимаю, как нам удалось сдержать крик.

***

Из темноты на нас смотрели десятки лиц. Они уставились на нас, не выражая никаких эмоций. Они окружали нас. Мы стояли, не веря в происходящее.

— Это что, — первой нарушила тишину Лена, — манекены?

Я подошёл к одному экземпляру и щёлкнул его по носу. Раздался тихий глухой звук.

— Пластмасса. Это чёртовы манекены.

Целая армия манекенов столпилась вокруг нас. Все они были одеты в красивые наряды.

Мир сошёл с ума.

Где-то в конце чердака виднелось маленькое окошко с выходом на крышу, в которое попадал лунный свет. На таких чердаках хорошо рассказывать страшилки. Был бы я подростком, собирался бы здесь каждый вечер и травил истории о тёмных подвалах, жутких экспериментах, психопатах и чудовищах. Но главным чудовищем был сосед, который остался внизу. Чёртов псих. Зачем ему понадобилось столько манекенов?

— Мне как-то не по себе, — шепотом сказала Лена, светя на пластмассовую женщину в зелёном платье.

— Да неужели? — я резко повернулся к ней, задев фонариком один из манекенов. Тот начал падать, потащив за собой ещё один, стоящий рядом.

Лена, испугавшись, что на неё напали, громко крикнула.

Мы уставились друг на друга. Послышался громкий топот и ворчание.

Через минуту из дверцы внизу показалась голова соседа.

— Вы кто, вашу мать, такие?! — крикнул он, забравшись на чердак и светя на нас фонариком.

Лена медленно начала тянуться за ломом, но я остановил её. Сосед резко щёлкнул выключателем, и в чердаке зажегся свет от искусственных ламп, провода от которых тянулись в комнату.

Наш злодей был одет в клетчатый свитер и тёмные брюки, и выглядел больше, как добродушный дедушка, спаливший подростков за сексом, нежели как убийца. Донельзя неловкое положение. Куча манекенов, ненормальный старик и парочка, сжавшаяся от страха.

— Я прошу прощения…, — начал я.

— Лена? — проигнорировав меня, сосед уставился на мою бывшую девушку, — кого хрена ты здесь делаешь?

— Ну… проверяю, не маньяк ли вы, — Лена застенчиво пожала плечами.

И в этот момент я готов был рассмеяться.

***

— То есть всё-таки не маньяк? — Лена с серьёзным видом уставилась на старика, держа кружку чая в руках.

Тот лишь посмотрел на неё из-за своих продолговатых очков.

— Да-а-а-а, ребята, — хриплым голосом протянул дед, — вы что, ужастиков пересмотрели?

— Но тела в мешке…

— Это просто манекены. Я их коллекционирую, — он отхлебнул из своей кружки.

— Что? — вмешался в разговор я.

— «Что?», — сосед бросил на меня взгляд, — мне нельзя коллекционировать манекены? Мешки нужны, чтобы их не дай бог не поцарапать. А тащил я их так, потому что некоторые экземпляры достаточно тяжёлые. Некоторые постоянно ломаются или приходят в негодность, вот я и отвожу их в ремонт или на свалку. Откуда я мог знать, что одержимая соседка наблюдает за мной из окна?

— А как же девушки, которых вы водите к себе? — спросила Лена.

— Модельерши? — усмехнувшись, спросил старик, — помогают мне подбирать и шить одежду для моих экземпляров.

Мы уставились на него, не зная, что и сказать.

— Каждый сходит с ума по-своему, — тихо сказал он, — после смерти Насти, ну, вы наверняка видели её фотографии в комнате, я пошёл и купил первый экземпляр. Не знаю, зачем. Вероятно, хотел чувствовать себя не таким одиноким. Я одел на него её любимую одежду и вечерами разговаривал с ней. Но этого мне показалось мало. Потом я купил ещё один манекен. И ещё один. Теперь у меня на чердаке десятки любимых людей, друзей, которых уже нет в живых.

Мы с Леной озадаченно переглянулись. Она, одержимая паранойей, вероятно, просто не замечала, как девушки выходили обратно.

— Одиночество сводит людей с ума. Не стоит пытаться понять чьё-то безумие, и играть в игры, правила которых вы не знаете.

— Я тоже потеряла близких людей. Мои родители погибли в авиакатастрофе, — тихо произнесла Лена, опустив взгляд.

— Соболезную, — старик положил руку ей на плечо, — вот, видать, ты тоже не находила себе места. И создала для себя настоящего злодея. Придумала целое расследование. Но всё оказалось гораздо прозаичнее, не так ли? Всё хранится здесь, деточка, — он несколько раз ткнул пальцем ей в лоб.

Через несколько минут мы попрощались и направились к выходу. Лена пообещала, что теперь обязательно придёт к нему ещё раз. Им, я думаю, найдётся о чем поговорить. Когда мы уже открыли входную дверь, я развернулся и задал последний вопрос, который не давал мне покоя.

— А зачем вы приезжали ко мне? — спросил я, — я видел ваш фургон прошлой ночью.

— У-у-у-у, — старик снял очки и посмотрел на меня как на психа, — да у вас одна паранойя на двоих…, — а после сделал небольшую паузу, — да ты хоть знаешь, сколько в городе белых фургонов?

***

Когда несколько лет назад, я поднял банку от поп-корна, в которой на протяжении двух часов должен был находиться паук, там ничего не оказалось. Чудесным образом паук исчез. Растворился в воздухе. А может… и не было никакого паука? Прямо как сейчас, с соседом, «паук» оказался лишь очередной фантазией, а не смертельной опасностью.

***

Он был прав. Этот сумасшедший старик был прав. Это просто паранойя. Лена заразила меня ей в тот день, когда я пришел к ней. Я действительно ей поверил. И принимал собственные фантазии за реальность.

Мир устроен гораздо проще.

Люди просто по-разному справляются с собственным безумием. Кто-то устраивает на чердаке парад мертвецов, а кто-то в черном мешке видит исключительно окровавленные тела.

В детстве мы в каждом подозрительном прохожем видели потенциального маньяка. Родители каждый день твердили нам о том, что нельзя разговаривать с незнакомцами и уходить с чужими людьми. Потому, от каждого человека, просящего сигаретку, мы давали дёру. Лучше перебздеть. Доходило до того, что в абсолютно любом пьянице или пугающего вида прохожем, мы видели опасность.

Со временем это переросло в настоящую паранойю.

Детство закончилось, а паранойя осталась. Но вот только мы стали другими. И теперь, вместо того, что бы бежать от опасности, мы, расправив руки для широких объятий, бежим ей навстречу.

Задумывались ли вы о том, что бродяга, которому вы не дали мелочи, нападёт на вас в ближайшем переулке? Думали ли о том, что водитель, предлагающий довести вас до пункта назначения, окажется маньяком, который будет прятать ваш труп в глухом лесу? Присматривались ли к своему соседу, который каждый раз пытается улизнуть от назойливых разговоров и практически не выходит из своей квартиры? Или что незнакомая девушка может оказаться сексуальной маньячкой в прямом смысле этого слова? Что это — обоснованные теории или просто паранойя в вашей голове?

***

«— Доминировать или подчиняться?

— Доминировать :)

— Чёрт, тогда у нас проблемы, что будем делать? ^^

— Есть варианты?)

— У меня есть наручники, плётки, ещё много всего интересного) Однажды от меня ушёл парень, после того, как я опробовала на нём новую игрушку. Но ему понравилось и теперь он гей.

— В случае со мной обойдёмся без игрушек в заднице)

— Окей, не бойся)»

Я нашёл её на одном из анонимных форумов. Её звали Стелла. Наверняка, имя было выдумано. Также, как и моё — Некто. Уже больше двух часов мы разговаривали на запретные темы и удивляли друг друга подробностями своей жизни. Она любила БДСМ, училась на адвоката и носила с собой травмат. Ненавидела цветы, презирала романтику и слушала тяжёлый рок. Любила вкусно поесть, хорошо потрахаться и никогда не красилась. Я же был полной её противоположностью. Я привык видеть в людях только хорошее, готов был дарить цветы и совершать романтические поступки. Но к ней должен был совершенно иной подход.

«— Ну так что, мы встретимся?

— Конечно, осталось только выяснить куда мы пойдём.

— Недалеко от города есть карьер, — написала она, — там есть много безлюдных пляжей, лес и озеро. Хочу, чтобы ты оттрахал меня прямо в воде.

— Но там же люди.

— Мы найдем место, где нет людей. А ещё, знаешь, некоторые парочки, доходя до пика, начинают придушивать друг друга…

— А если погода испортится? — странно, что это было единственной вещью, которая меня волновала.

— Чувак, я хочу, чтобы ты душил меня во время секса в воде. Думаешь, меня волнует какой-то там насморк?

— Убедительно.»

Недолго думая, мы договорились встретиться через три дня в центре зала одной из станций метро. Не то что бы меня радовала эта идея. Скорее, наоборот, пугала. Но я привык встревать во всякие авантюры, так что и в этот раз рассчитывал на «незабываемое приключение». Тогда я ещё не знал, насколько «незабываемым» оно окажется.

Мы не оставили друг другу никаких контактов. То есть совершенно. Всё, что мы знали друг о друге — это куча ненужных фактов и фальшивые имена. Мы назначили день, место и время. Я предполагал, что за те три дня может произойти всё что угодно. Друзья наперекор твердили, что это просто интернет-тролли, что это может плохо закончиться, советовали забить на эту идею и никуда не ходить.

Но я пошёл. Как я уже сказал, мной больше двигал дух авантюризма, нежели желание удовлетвориться. И ровно через три дня я сидел в метро, ожидая Стеллу. Она сказала, что я узнаю её по майке с мёртвым кроликом, которую она постоянно носит. Также, она описала свою внешность. Благо, этим утром на станции было совсем мало людей. Из приезжающих поездов выходило от силы человек десять. Пропустить её было невозможно.

***

Поезда приходили и уходили, из синхронно открывающихся дверей также синхронно нога в ногу выходили люди. Но минуты шли, а её всё не было. Я уже был готов поверить в то, что это была не более, чем шутка. Что какой-нибудь сорокалетний мужик сидел три дня назад на форуме и развлекался, а я как дурак повёлся на эту удочку. Я встал со скамейки и прошёлся несколько раз по платформе. И тут случилось то, что не должно было случиться. Она пришла. Вышла из пришедшего на станцию поезда и встала у информационной стойки. На ней, как и обещала, была чёрная футболка с принтом белого дохлого кролика. Она была худощава, на её плечи падали темно-русые волосы. За спиной болтался рюкзак.

— Стелла? — сказал я, подойдя к ней и боясь выглядеть дураком.

— А ты, по всей видимости, Некто? — язвительно спросила она, и стараясь заглушить звуки уходящего поезда.

Я кивнул.

Вот мы и встретились.

— Очень приятно, — сказала она, протянув руку. У неё был слегка грубоватый голос, посаженный скорее всего из-за сигарет.

Я ответил на рукопожатие, и мы пошли в сторону выхода из метро.

До карьера мы добирались на автобусе. Я отплатил два билета, и мы сели у окна. Всегда думал, что только в интернете люди строят из себя царей, говорят о разного рода вещах, создают себе образ, а в жизни оказываются просто пустышками, с которыми не о чем поговорить. Весь их запал куда-то исчезает, и мнимая корона падает с головы. Но это был не её случай. Она словно сошла с того анонимного форума, она была такой, какой себя и описывала — бледное, чуть вытянутое лицо, слегка разлохмаченные волосы и худощавое тело. Да и разговоры наши ничуть не изменились за эти три дня молчания.

— Я думал ты не придёшь, — улыбнувшись, сказал я.

— Чувак, ты что, стебёшься? Такой шанс выпадает раз в жизни, — ответила она, посмотрев на меня своими карими глазами.

— Шанс?

— Я про секс. Ты единственный, кто согласился. Нет, не так. Ты единственный, кто не испугался. Обычно эти ссыкунишки бегут, как только разговор заходит о грубом сексе, — Стелла достала из рюкзака бутылку Джек Дэниелса и сделала несколько глотков, — будешь? —она протянула её мне.

Я покачал головой. Кондукторша начала косо на нас поглядывать.

— Убери, пока нас отсюда не выгнали, — сказал я.

— Не ссы, всё под контролем. К тому же, я адвокат, — улыбнулась она, — будущий. Но уже со связями.

Я не знал, что ей ответить. Несмотря на её манеры, язык общения и грубость, она чем-то привлекала меня. Я не мог понять чем. Она словно была ожившей частью моей души. Той, что втайне мечтает о революции.

— Всегда мечтала о сексе в грозу в воде. Или прямо на пляже. Господи, это великолепно, — она закатила глаза, словно попробовала какую-то вкусную еду, — кстати, а ты когда-нибудь делал это в автобусе? — её глаза вспыхнули огнём, слушай, а давай…

Но слава богу именно в этот момент наш автобус подъехал к станции. Я готов к авантюрам, но у всего должен быть предел.

— Нам пора, — сказал я, одёрнув её руку, которую она положила мне на ногу, — пойдем.

Она встала и закинула рюкзак на плечо, из него выпали ключи. Я заметил, что на них был небольшой брелок с выгравированной буквой «Н». Я не стал спрашивать, что это значит.

До хоть сколько-нибудь безлюдного пляжа нам пришлось добираться по склону. Песок под ногами постоянно сыпался, пытаясь скинуть нас в озеро.

— Так вот, по поводу насилия, — начала Стелла, идя на несколько шагов позади, — я всегда считала его единственным способом самовыражения.

— А как же творчество, искусство там? — спросил я, уворачиваясь от очередной ветки, — можно ещё самовыражаться через внешность или какие-то хобби.

— Насилие — моё хобби, — резко ответила она, — но ты не подумай. Всё в разумных пределах, только что касается секса или драк.

— Драк? — переспросил я.

— Мне частенько ломали нос и разбивали губы в кровь. Всегда я лезла первая, но лезла за дело.

— А теперь ты ещё и травмат с собой носишь?

— Травмат я ношу, потому что меня несколько раз пытались изнасиловать. Последняя попытка изнасилования закончилась для одного мудака простреленной ногой, — сказала она, перепрыгнув через небольшую яму.

— Понятно, — спокойно ответил я.

Я никогда не принимал насилие. Я считал, что любые проблемы можно хотя бы попытаться решить дипломатично, а не кичиться при каждом удобном случае оружием. У неё на этот счёт было другое мнение, и я не собирался её переубеждать.

Кое-как мы добрались до небольшого островка. С одной его стороны возвышался склон, с другой было озеро, по сторонам были лишь заросли кустов и такие же отдалённые островки, на которых ворковали парочки. Как только мы оказались одни, Стелла через голову стянула свою футболку с мёртвым кроликом и сняла шорты. На ней остался лишь красный купальник в зелёный горошек. Она подошла ко мне вплотную и положила руку мне между ног. Реакция не заставила себя ждать.

— Ты готов? — с вызовом спросила она меня на ухо, а после укусила за мочку, так, что из неё пошла кровь.

Твою мать. Она просто одержимая. Она стянула с меня футболку и поцеловала в шею. Расстегнула ремень, и в несколько движений сняла брюки.

— Пойдём, — она развернулась и повела меня в озеро.

Паранойя. Паранойя. Она не убийца и она не собирается меня топить. Таких, как она, называют нимфоманками. И она хочет секса, а не крови. По крайней мере, я на это надеялся.

Я чувствовал себя как в какой-то сказке, в которой сирена тянет меня всё дальше в свой омут разврата. Когда мы оказались по шею в воде, она обхватила мою шею руками и закинула ноги мне на талию. Так, что я чуть не потерял равновесие и не повалил нас обоих в воду.

— Сделай это, — словно колдовским и таким тихим голосом сказала она, от ноток грубости в голосе не осталось и следа.

Я обхватил её руками и поцеловал в губы. Наши тела сплелись в поцелуе.

Люди, купающиеся в нескольких десятков метров от нас не могли слышать стоны, раздающиеся возле нашего берега. Стелла стонала, что есть мочи, продолжая целовать меня в шею и облизывая рану на ухе.

— Души меня, — шепотом сказала она, — ну же.

— Не надо, — ответил я.

— Души меня! — уже злее сказала она, закрыв глаза.

Одной рукой я схватил её за горло и начал душить. Благо, я мог удерживать её второй рукой. Судя по выражению её лица, она получала неимоверное наслаждение. Её мокрые русые волосы падали на мои плечи.

— А ты не так плох, как я думала, — сказала она, сидя на берегу и попивая из горла Джек, — на форуме ты явно был скромнее.

Я лишь пожал плечами и улыбнулся.

Стелла протянула мне бутылку, и я сделал несколько глотков.

— Повторим? — спросила она, искоса поглядев на меня.

Я вопросительно кивнул в сторону воды.

— Нет, прямо здесь, — она наклонилась ко мне и поцеловала меня в губы, одной рукой достав презерватив, лежащий в рюкзаке.

Прямо на песочном пляже был наш второй раз, но Стелла не собиралась останавливаться. Она, как азартный игрок, хотела перепробовать все локации. И, решив поэкспериментировать, повела меня в лес.

На склоне, по которому мы забрались, возвышались густые деревья, среди которых запросто можно было затеряться. Сквозь этот лес пробивались лучи предзакатного солнца. Мы отошли подальше и Стелла, сняв с плеча рюкзак, достала оттуда наручники, продемонстрировав их мне.

— Не-не-не, с меня хватит, — запротестовал я.

— Ты испугался? — спросила она, приподняв одну бровь, — Некто, мы же договаривались, дав-а-а-а-й, — прошипела она и, не дождавшись моего ответа, скрепила наручник на моей левой руке. А после, обойдя дерево, схватила вторую руку и защёлкнула наручники.

— Да твою ж мать!

Я оказался прикован к этому столбу в одних плавках.

Стелла подошла ко мне вплотную, положила руки мне на талию и поцеловала в губы, привстав на цыпочки. Но потом она отошла на пару метров и открыла свой рюкзак.

— У меня для тебя кое-что есть, — с этими словами она достала из рюкзака небольшой клинок.

— Что ты делаешь? — удивлённо спросил я.

Стелла лишь ехидно улыбнулась.

— Я же говорила, что люблю насилие, — она снова подошла ко мне.

— НЕТ! — крикнул я, — ты не посмеешь! Нет!

— Не бойся, сладкий, — тихо сказала она, — я так самовыражаюсь.

Все-таки иногда стоит доверять своей паранойе. Я с самого начала думал, что всё как-то именно так и закончится. Мы постоянно думаем, что маньяки и психопаты живут лишь за толстым экраном телевизора, и что шансы встретить их в жизни крайне малы. Но вот оно случается, и мозг отказывается это принимать. «Только не со мной. Нет. Этого не могло случиться со мной» — вопит подсознание.

— ПОМОГИТЕ! — кричал я, но понимал, что это бесполезно.

— Тс-с-с-с, — она приставила палец с клинком к моим губам, — всё будет хорошо.

Она медленно провела лезвием по моей груди, нарисовав длинную вертикальную полоску, из которой начала вытекать кровь.

— Психологи говорят, что это болезнь, — спокойно сказала Стелла.

— Отпусти меня, блять! — кричал я в порыве отчаяния.

— Другие говорят, что это просто одержимость, — как ни в чем не бывало продолжала она и нарисовала ещё одну полоску, параллельную первой. Я уже догадался, что конкретно, она хочет на мне написать. И от этого стало ещё страшнее, — я одержима сексом. Очень. Жёстким. Сексом. Жаль только, что никто не разделяет мои увлечения. Я поняла, что эти две вещи можно совмещать. Ну, то есть секс и насилие. Сначала секс, а потом…, — заговорщицки сказала она, засунула руку мне в плавки и схватила за член. Даже в такой ситуации организм реагировал на её провокации. Она опустилась на колени, рывком сняла плавки и обхватила его губами. Стелла ритмично двигала головой. Ее руки скользили по моему торсу, добавляя небольшие царапины. Кровь стекала ниже, и она слизывала её, издавая стоны дьявольского наслаждения.

Она была доминантом в этой игре. Она, а не я. До какого-то момента мне это нравилось, но сейчас всё зашло слишком далеко. Я был злой и обессиленный, и она пользовалась этим, словно дементор, который высосал из меня душу.

Грудь разрывало от неимоверной боли, я дергал руками в попытках освободиться, но это было бессмысленно.

В третий раз времени понадобилось гораздо больше. Я человек, а не грёбаная секс-машина.

— Что я тебе сделал? — начал молить её я, когда она закончила.

— Ты? — Стелла встала и удивлённо посмотрела на меня, — ничего. Просто после того, как меня дважды изнасиловали, у меня в голове словно сработал какой-то рычаг. Сначала я просто мстила. Но потом поняла, что от этого можно получать кайф покруче оргазма, — она звонко рассмеялась.

Она нарисовала последнюю полоску на груди, соединив две предыдущие. Я издал пронзительный крик. На моей груди была нарисована зловещая буква «Н», из разрезов не переставала течь кровь. Нимфоманка. Чёртова нимфоманка.

— Я просто получаю удовольствие, — завораживающим голосом продолжала Стелла, — как удачно, что на том форуме мне попался именно ты, — и с этими словами она опустила лезвие чуть ниже, — ты был одним из лучших экземпляров в моей коллекции. Не бойся, — на ухо шепнула она, — будет почти не больно.

***

Я моргнул, прогнав дурные мысли. Это просто паранойя. Люди всё также синхронно выходили из вагонов. Поезда всё также курсировали по маршрутам. Что только не приходит в голову, когда не знаешь, что тебя ждёт. За эти три дня я понастроил десятки теорий, и ни одна из них не могла оказаться правдой.

Почему?

Потому что она не пришла.

Время на часах давно перевалило за десять. А я всё ещё сидел на скамейке, теша себя какими-то иллюзиями. Это встреча с призраком. Это просто была шутка. Чья-то неудачная шутка. Надеюсь, за эти три дня её не сбила машина, она не попала в кому и находится в полном здравии. А может, и не было вовсе никакой Стеллы. Это просто моя иллюзия, моя паранойя.

Зла не существует. По крайней мере не в данной конкретной точке. Меня никто не собирался насиловать, убивать или грабить. В этой вселенной люди просто не приходят на встречи. Надо с этим просто смириться и избавиться в конце концов от своей паранойи.

Я встал и направился к эскалаторам, ведущими на выход.