Медведь появился на вершине склона. Пулей скатившись вниз, сразу напал на них. Он не издавал ни звука. Только тяжелое дыхание и пар выдавали его присутствие. Медведь весил килограммов 800, не меньше. Только это не мешало ему двигаться с огромной скоростью. Первыми пришли в себя собаки. Они даже не попытались залаять на него, а с визгом бросились прочь. Люди схватились за ружья, но было слишком поздно. Федор Павлович и Евгений Анатольевич начали стрелять первые. Не прицеливаясь, они палили со страху в надвигающуюся на них тень. Сначала медведь сбил с ног Федор Павловича. От удара тот выронил ружье и улетел в сугроб. Затем он нанес страшный удар лапой второму, сломав шею. В следующую секунду он начал рвать безжизненное тело лапами, вцепившись в горло зубами. Снег окрасился кровью. Федор Павлович, тот попытался было найти ружья в снегу, но только привлек внимание. Медведь переключился на него и перегрыз горло в секунду. Егорыч все это время стрелял в него. После милиция насчитала не меньше восьми пустых контейнеров на снегу. У него была двухзарядная вертикалка, а «новые русские» с карабинами. Егорыч стрелял до последнего, в упор, но это его не спасло. Медведь разворотил ему всю грудь. Вид был такой, будто граната взорвалась внутри Егорыча.
- А откуда такие подробности, если все погибли?
- Саныч видел все происходящее собственными глазами. Он решил заехать в гости, и жена Егорыча сказала, что они ушли на медведя. По следам он нашел их. Лев стоял около склона, когда медведь пробежал в метре от него. Он выстрелил из двух стволов одновременно, прекрасно понимая, что будет дальше. Но медведь лишь сбил его с ног. Саныч встал и пытался стрелять в него. Но в темноте не мог попасть в быстро перемещающуюся цель. Попытавшись подойти ближе, он сорвался со склона и скатился вниз. Очнулся он от странных звуков рядом. Это в судорогах отходил Егорыч. Помогать Федору Павловичу и Евгению Анатольевичу уже было бессмысленно. Лев отделался ушибленными ребрами и сотрясением головы. Кое-как он дошел до деревни и позвонил куда следует. Потом он не раз мне доказывал, что видел, как медведь добивал свои жертвы, но даже не обратил на него никакого внимания. Закончив бойню, развернулся и убежал в лес.
- Медведя не нашли? Не убили?
- Нет. В ту зиму при схожих обстоятельствах погибло еще несколько человек. Во всех случаях фигурировал очень крупный самец. Он нападал внезапно. Охотники сами становились добычей.
- Никогда. Он никогда не ел свои жертвы. Даже если убивал одинокого охотника. Разрывал на клочки – да, но никогда не ел.
- Его не искали? Засады не устраивали?
- Саныч говорил, что это стало местной забавой поначалу. Все хотели его поймать. Егеря несколько раз пытались пройти по свежим следам и следам крови, но каждый раз они приводили в болото и обрывались. Несколько раз даже солдат привозили местность прочесывать. Когда количество жертв перевалило за 10 человек, люди перестали ходить в лес, а если и выбирались, то большими группами. Вспомнились старые легенды о Хозяине Леса, который наказывает тех, кто без должного уважения ведет себя в лесу и убивает дичь ради забавы. Я посмеивался над этими рассказами, не принимал всерьез. Я сам не охотник, но в потустороннее не верю. Закоренелый материалист. Но, как мне кажется, Лев Саныч в душе в них верил.
- Чем? Зима закончилась, прошла весна, наступило лето. Нападения закончились. Егеря посчитали, что медведь или умер, или перебрался в другое место.
- Почему это существо не убило Льва Александровича? Он не говорил? У него не было догадок?
- Вот и я до сих пор не знаю. И он, Лев, не знал. Сказал только, что природа ему отплатила за свое отношение к ней, вон, значит, как.
- Жутко как-то. Медведь-людоед прям какой-то.
- А я все равно думаю, что люди страшнее всякого зверя.
- Звери ради забавы не убивают. Только ради жизни. Вот, может, и медведь почувствовал в Саныче родную душу и не тронул. Что-то я заболтал тебя совсем. Давай помянем Саныча еще разок, хороший он человек был. Цельный. Да и тебе на электричку уже пора, а то пропустишь.
Они, не чокаясь, выпили. Дядя Федор поправил горящую свечку около старой фотографии, на которой был изображен Лев Александрович. Она стояла в углу, и он не сразу ее заметил.
- Скоро мы тут с ним вдвоем останемся. Все уезжают кто куда.
- Не тоскливо одному здесь?
- А я не один. Тут еще народец живет. А так я вон с Санычем разговариваю. Мы ведь с ним здесь давно знакомы были. И на все свои вопросы я его ответы наперед знаю. Вот так и живу. Разговариваю сам с собой. Буду надеяться, дочка с внуками меня за это в дурдом не сдадут. А когда совсем грустно, книжки читаю.
Владислав не стал заставлять его просить дважды, сразу встал и пошел одеваться. Ему нравилась его компания, он располагал к себе. Только Влад не знал, как себя с ним вести. Он хотел казаться простым и ограниченным человеком, но стоило вслушаться в его слова, и между них читался большой житейский опыт. Который он явно хотел скрыть от чужих глаз.
Федор Валентинович проводил Влада до станции. Всю дорогу он рассказывал истории из жизни охотников. Мирхоев слушал его невнимательно, думая о своем.
- Сдерживаемые в городе приличиями и окриками люди, – продолжал Федор Валентинович, – попадая на природу, отключают тормоза. Порой они ведут себя так, будто завтра конец света.
- Неужели все? Нормальных не приезжает?
- Самые безобидные здесь грибники, но и у них Саныч отнимал лукошки и букеты цветов, терпеливо втемяшивая в бестолковые головы, что это заповедная зона и не то, что рвать – пальцем трогать здесь ничего нельзя. А ведь бывали еще и браконьеры, и нелегальные лесорубы, положившие глаз на столетние ели. Так те не раз на Саныча и нож поднимали, и ружье. Он мешал делать деньги. Черные деньги, грязные. Благодаря таким «непроходимым» защитникам природы, как он, в наших лесах еще не все спилили елки и не всех отстреляли зверей. У следующего поколения еще есть шанс своими глазами увидеть зверя. Теперь его нет, и лес остался беззащитным.
- Честно говоря, я удивлен. Думал, тут тихо. Даже глухо. Тут же в основном местные живут?
- Село наше со всех сторон окружено густым лесом. Немудрено, что для жителей издавна лесной промысел считался основным источником доходов. Местные собирали в лесах грибы и ягоды, охотились на диких зверей. В наш лес любят приезжать на охоту разные чиновники. Убитого зверя охотники забирают с собой, а раненого ленятся преследовать. Нам потом беда с ними. Лев Саныч же всех, кого застанет с ружьем, считал браконьерами. Бывало, и своего брата егеря из другого района или там лесника в рамки ставил. Отрезвлял от безнаказанности.
- Я думал, он тихо жил. Не лез больше в это. Местные хранители леса сами его и дербанят почем зря?
- А что тебя так удивляет? Все от человека зависит. Есть в нем сила или нету. А зарплаты у них теперь какие… лесников да егерей. Любой на хромой кобыле подъедет. Можно со многими порешать, но Саныч не такой был. Даже время его не изменило. Ты знаешь, за что его из егерей-то поперли?
- Ну да. Я его спросил как-то, мол, Саныч, а нафига тебе эта правда нужна была? Ну дал бы ты зверей пострелять этим браконьерам. Что, зверья мало в лесах? И знаешь, что он мне ответил?
- Он сказал: «Как я буду потом смотреть в глаза своим внукам?» Понимаешь, он не мог по-другому поступить. Патриотом был. Не таким, знаешь, ура-патриотом, а деятельным. Не кричал на всех углах, а тихо делал. Все для потомков, для людей. Себе ничего. Так и сгорел.
- Местные ничего по поводу убийства не говорят? Может, кто слышал что-то? Или видел, но боится в милицию идти.
- Мы долго думали, почему его убили. И знаешь, нашли ответ. Потому что жил как человек. Не боялся за общее постоять. Не смалодушничал никогда, не украл. Уж не знаю, за тот случай в Сибири с ним поквитались или еще за какой… Мужик он был крутой, несгибаемый.
- Значит, думаете, отомстили ему за его правду?
- На ментов надежда есть?
- Да что ты. Кто Саныч был, министр или депутат?
- Не думали найти их сами?
- Отомстить, наказать, спросить, зачем они это сделали?
- Молодой ты. Месть разрушает душу глупца так же, как алмаз рвет скалу, породившую его.
- Что вы хотите этим сказать?
- Лучше отказаться от мести. Даже если знаешь кому, не мсти. Это низко и удовольствия уж точно не приносит. Не пачкай себя. Это большая ответственность. С этим придется жить.
- То есть ни за что не надо мстить?
- Ни за что и никогда. Душевный покой того не стоит.
- То есть, к примеру, по-вашему, если у меня украли полгода жизни, ложно обвинив в убийстве, я не должен мстить?
- Не трать хотя бы одного часа на месть тем деятелям. А уж тем более не надо мстить лично, а вот помнить нужно. Жизнь обычно наказывает сама.
- Терпение, конечно, хорошее качество. Но жизнь, к сожалению, слишком коротка, чтобы долго ждать. Что можете еще предложить, дядя Федя?
- Жизнь не так уж и коротка. Торопиться жить не стоит. Ты молод и не тебе пенять, что жизнь коротка. Тебе не 100 годков, чтобы с высоты своих лет говорить, что жизнь коротка. Жизнь человека продолжается в его детях, в его семье. О них и о их будущем тоже надо думать. А месть может все перечеркнуть. В один миг. Как пуля, выпущенная из ствола, перечеркивает жизнь человека.
- Вы даже не представляете, как часто я думаю о Семье, – вздохнул Влад. – А, вообще, отомстить – это приятно. Я так думаю.
- Опять за свое? Повторяю. Не надо никому мстить. Это зло, которое падет на твою же голову, аукнется в твоей душе чернотой. И не отмоешься потом вовек.
- И что же ждать? Ждать чего?
- Да, надо иметь терпение. И однажды мимо проплывет труп врага. У меня так было пару раз в жизни. Мои враги получили жестокий урок. А я сам ничего для этого не делал. Не мстил, а просто жил своей жизнью. Они сами нарвались на более сильных и получили то, что заслуживали. И вот когда «мимо проплывает труп врага», то получаешь моральное удовлетворение.
- Получается, что вы сваливаете это на других людей, вы сами не хотите пачкать руки в крови?
- Не хочу и не буду. Прощать умеют только сильные духом. Она разъедает человека изнутри. Если не научишься прощать и отпускать, она тебя доконает. И тогда ты сотворишь что-нибудь ужасное и уже не будешь отличаться, а может, и станешь хуже своего обидчика.
- Хорошо рассуждать со стороны. Вы сами мстили когда-нибудь?
Федор Валентинович повернулся к Владу. Перед его взором предстало дряхлое, испещренное морщинами лицо. Седые волосы клочьями свисали по бокам. Но самыми страшными были глаза. Абсолютно выцветшие, ничего не выражающие, они в упор уставились на него.
- Вот кем я стал, полюбуйся! А знаешь почему?!
- Нет, – ответил Влад, насторожившись, увидев в глазах силу. Силу, которая никак не вязалась с обликом этого старика.
- Конечно, нет. Вы все ничего, кроме себя, не замечаете. Это вы сделали меня таким!
- О чем ты, старик? – спросил Владислав, испугавшись, что он вот-вот кинется на него.
- По молодости я был такой же, как ты. Дерзкий, сильный, бескомпромиссный. Кто обидел – сразу в морду. Да посильнее, чтоб в пол втоптать. Чтобы друзья оценили и другим неповадно было. Крови не боялся. Мог убить кого-нибудь в запале. Только все обходилось. До поры до времени.
- Я так понял, что вы сами отказались от мести? Не стали ничего делать?
- Именно. И желание было, и возможность.
- У вас было желание! Был шанс! Нужно было просто тихо избавиться от ненужного человека! Простите, но вы слюнтяй... Один из многих, которые только говорят о справедливости, но боятся сделать и шаг, – Влад сорвался и почти кричал, его захватила злость и какая-то всеобъемлющая ненависть.
- А ты молодец. Смотришь на вещи как настоящий герой своего времени, к тому же тонко чувствуешь. Сочетание этих качеств было редкостью даже в мое время. Да, возможно, у меня не хватило силы духа. Я не отрицаю. Но я рад этому сейчас. Ты христианин?
- Да, – сказал Владислав, постепенно остывая и испытывая чувство стыда за то, что накричал на ни в чем не виноватого старика.
- Ходишь в церковь? На службы?
- Не постоянно. Но стараюсь.
- То, что ты не придерживаешься христианской морали.
- Если я беру на себя смелость наказывать кого-то за те действия, которые мне видятся неправильными, никакого «странно» здесь нет, как нет и никакой христианской философии.
- Пойми. Если подумать, есть человек, который сделал плохо кому-то. Он выбрал свою дорогу. Понимал, куда его плохие деяния могут привести. Так что мы сами выбираем свои пути, кто-то свернет, а кто-то найдет свою...
- Дорогу? Вы это хотели сказать? Свой путь? – перебил Мирхоев Федора Валентиновича.
- Тогда у меня есть другой пример. Наши предки не стали прощать своих обидчиков – фашистов, а утопили в их собственной крови. Где бы они были, если бы простили обидчиков? В топках фашистских концлагерей? Где были бы мы? Нас бы вообще не было – большей части народов планеты вообще бы не было! Но, к нашему счастью, они выбрали другой путь. Не поганого всепрощения, а мести! Мести с большой буквы! И красное знамя победы над рейхстагом было апогеем нашей народной мести! Так что нет в этом мире святых! Все только говорят об этом, но делают все по-другому. Пусть меня упрекают, бросают камни, но это так… И лучше такая месть, чем конец, к которому приведет всепрощение…
- Я могу оправдать агрессию, особенно в моменты когда трудно себя контролировать, а мстить... Мне кажется, это разрушает в первую очередь нас самих. Хотя, не скрою, иногда тешу себя мыслью, как бы отомстил. Но не хочу марать руки. А война за Родину и собственная война из мести – это разные вещи.
- Моя резкость объясняется достаточно просто. Я всегда проявляю резкость в случаях, когда мне пытаются навязать чуждую мне мораль и взгляды. Какие конкретные советы помогут избавиться от чувства ненависти? От желания мстить?
- Я не священник и проповедями не занимаюсь. Если тебе известны ответы, нечего задавать вопросы и ждать на них мои ответы. Все зависит от человека, конкретного человека. А если хочешь что-то сделать и никак не сдержаться, что же, мсти своей добротой.
- Да? И что я увижу на их лицах, на лицах моих врагов в этом случае? Животный страх, который сведет их с ума? Мне слабо в это верится.
- Ты считаешь ответ насилием на насилие справедливым?
- А в чем тогда справедливость, по-вашему?
- Люди часто считают месть справедливой. Но это не так. Просто нужно отвечать за свои поступки. Если уж по твоей вине случилась с беда – признай это, иди и помоги, чем сможешь. Когда каждый будет отвечать за свои поступки, тогда и будет справедливость. А не в отрубленной голове твоего врага. Сильнее всех побед – прощение.
- А если у врагов нет реакции на мою доброту? Принимают её за слабость. А я хочу их убить, чтобы доказать обратное. Что мне тогда делать?
- Я уже сказал. После мести чувствуешь себя еще хуже. Поэтому считаю месть напрасным и глупым способом самоутверждения. Убьешь, а после останешься один-на-один со своими страданиями. А еще хуже, если взамен убьют кого-то из твоих близких. Круг замкнется. Убийство за убийство. Когда-то давно мой друг сказал мне: «Ты имеешь право на ненависть, на месть, ты имеешь право думать о ней, желать отомстить и даже это сделать. Ощути ненависть и желание мести до самого их дна, выпей ее. И только тогда ты поймешь, как далеко зашел». Я ненавидел, ненависть была очень и очень долгой. Но со временем мне стало легче, а потом и вовсе мне стало не до моих врагов. Своим злом они научили меня силе, мудрости и дали опыт.
- Допустим, ты прав. Как наказать обидчика, по-твоему?
- Мир устроен так, что все возможно в нем, но после ничего исправить нельзя.
- Наказать можно кого угодно. Но простить, по вашему простить – это отпустить.
- Я придерживаюсь мысли, что все происходит в нашей жизни ради опыта. И даже то, что мы с первого взгляда считаем злом, на самом деле – очередной, пусть жестокий, но необходимый нам урок. Я хотел бы наказания по закону, в качестве примера остальным. Безнаказанность и вседозволенность ни к чему хорошему не приводят.
- В этом-то и вопрос. И что толку, если какая-то тварь, убив ради денег или изнасиловав ребенка, выйдет по каким-либо причинам на волю через пару-тройку лет. Кровная месть была, есть и будет всегда, она страховка рода человеческого. Только для тех, у кого хватит духа и сил.
- Свой всегда прав, пока не доказано обратное. Мусульмане говорят: «Не я бросил камень – Аллах бросил».
- Еще мусульмане говорят: «На Аллаха надейся, а верблюда привязывай».
- Ты путаешь самосуд и кровную месть. А это разные вещи. Кровная месть – всегда самосуд, но самосуд – не всегда кровная месть.
- Дядя Федя, я внимательно ознакомился с вашим посланием. Мне понятна ваша точка зрения, но вы меня не убедили в неправильности моей.
- Видимо, в ваше время «дать в пятак не отходя от кассы» – это выражение силы или, как у вас говорят, – крутизны. В таких условиях продолжать разговор бессмысленно.
- Дядя Федя. Я вот тебя слушаю и с каждым словом все больше удивляюсь. Ты все на лету сечешь, книжки любишь, жизнь, говоришь, познал и т.д. и т.п. В общем, правильные вещи говоришь, но не академик ты и не работник аппарата президента. Ты, часом, у Хозяина не был?
В тюрьму он попал по юношеской глупости. Пьяная компания куражилась во дворе после юбилея. Вызывали милицию. Группой избили участкового, похитили оружие. Было дяде Феде 20 лет. Только из армии вернулся. Показания на других не дал. Сказал, как все было. Не рассчитал дозу и избил человека. «Черт попутал. Все били, и я бил. Про оружие и часы участкового ничего не знаю». Итог – 8 лет. У сокамерников пользовался уважением. В блатные дела не лез, просто отбывал свой срок. День за днем, неделю за неделей. Не сломался.
- Бывал. Как говорится, от тюрьмы не зарекайся... Сильных духом мужчин тюрьма не ломает, а учит... В блатные дела не лез и лезть уже не буду. Удивлен?
- Да нет, знаю многих таких. Вполне счастливо живут.
- Бывают личности, к зекам никакого отношения не имеют, но отморозки конченые, и, наоборот, есть бывшие зэки, очень достойные люди.
- Зоны я тоже не нюхал, но с «деловыми» кручусь сызмальства.
- Мы думаем, что за всех все решаем и знаем. А срок придет, оказывается, просто список дел выполняли, и тот не свой.
- Теперь все на свои места встало. А я думаю, что ты такой молчаливый да начитанный
- Еще бы, жизнь научит молчать, тюрьма научит читать.
- «Не верь, не бойся, не проси...»
- Тоже нахватался. Тебе-то это зачем? Смысл этих слов хоть знаешь?
- Так ты же говоришь мужиком сидел?
- Хочешь не хочешь, а в тюрьме свой уклад. И по понятиям жить приходится. А уж как вышел, тут у тебя свой выбор, что дальше…
- Стараюсь. А люди потом оценят, может, даже когда уйду.
- Правда ли, все на зоне друг друга сдают при первой возможности за какие-нибудь блага и т.д.?
- Не все, но подавляющее большинство.
- Если простой мужик сел и сидит, понты не гнет, в блатоту не лезет, ходит на работу, никто к нему с понятиями лезть не будет, в пределах разумного, конечно.
- Странно с вами говорить. Язык чистый, правильный.
- Язык, говоришь? Не в этом главное. Был я тогда наивным и молодым, не утратившим еще веры в людей, и работал на должности начальника отряда. Проводил беседы с осужденными, в чем-то пытался убедить, а в чем-то разубедить, расспрашивал о том, о сем, в том числе и о жизни после освобождения. Если ты «мужик», то обязан выполнять любую поручаемую работу. Мыть все что угодно, таскать, да еще, по возможности, и производственный план выполнять, чтобы начальство всем другим заключенным жизнь не отравляло. И был смотрящий. Вор старой закалки. За спиной 33 года лагерей на тот момент. Так вот, бывали у меня с ним беседы. Приглянулся я ему.
- Я бы не сказал. Скорее, уму разуму учил. Чтоб я не влез, куда не надо. Хороший человек был.
Федор Валентинович вспомнил свою «козырную» комнату в зоне. В которой у него хранились планы, журналы по технике безопасности и прочее. Ночами вор вел там лекции для него. «Правду жизни», как он сам ее называл. Черты лица Валентиновича как-то заострились, и он стал пересказывать мне слова старого вора. Молодым з/к Федор Валентинович Страпилин вел в голове конспект, внемля каждому слову, и теперь с легкостью мог пересказать все. Влад слушал с большим интересом. Что-то он уже слышал, а что-то нет. Было видно, что за каждым советом вора Федор Валентинович мог выстроить ряд примеров. Свидетельствующих как об их соблюдении, так и о нарушении.
- Вывод из всех этих наставлений я тогда сделал один – везде нужно думать, – подвел итог дядя Федя, – сомневаться и решать самому, и только самому. Так и прожил я весь срок, день в день. Тюрьма – это жизнь, и не такая уж плохая, как это кажется тем, кто на воле.
- Дядя Федя, я извиняюсь за то, что был несдержан, – сказал Влад уже спокойным голосом. Ему было не по себе.
- Не заморачивайся. Надеюсь, ты тоже поймешь все, что я пытался до тебя сегодня донести.
- Ладно, поговорили и хватит. Приятно было познакомиться.
- Захочешь продолжить диалог, приезжай. Адрес ты знаешь. И запомни: месть не выход, тюрьма не конец.
