Однажды, в колючую зимнюю пору,
В порывах метели и в вихрях пурги,
Шел по́ лесу дикому путник усталый,
Он шел наугад, не чуя тропы.
И не было ве́домо ни сердцу, ни разуму,
Куда заведет его эта тоска,
Которой гоним из нас каждый бывает,
От коей не деться, не сбежать никуда.
И вдруг повстречался, мигнул на мгновение,
Повиснул надеждой тепла в далеке,
Желтеющий лучик, не сломленный инием,
Горящий уверенно, внутри крепкой избы.
И дверь открывали уставшему, снежному,
Уж веру забывшему в том сложном пути,
Живущие в строгости, но добра не терявшие,
Дед с бабкой, что вместе от света ушли.
Вопросы, загадки, задавать те не стали,
Пуще печь растопили и позвали к столу.
И колкие фразы ему не кидали,
Не вопрошали, куда пойдет по утру.
И путник не выдержал, и сам рассказал им,
Как бросил он дом, и как двинулся в путь.
Но бабка и дед лишь печально кивали,
Да им и самим не сложно было смекнуть.
"Отчего же вы мне совсем не дивитесь?
Неужто обыденным вам кажусь я?"
И дед тот с бабкой ему отвечали:
"Послушай-ка нас ты, дитя.
Не часто к нам гости заходят, то правда,
Но если заходят, то случайны, как ты.
Потерянных много, заблудших - тем более,
Но меньше всего - ищущих красоты́"
И понял тот путник, что не тем занимался,
Вместо того, чтоб бежать от тоски,
Мог наслаждаться он разными странами,
А не делать бы все и всему вопреки.
Не видел красот, что пред ними прямо были,
И не замечал, что счастье то есть,
Он вечно бежал, избегая уныния,
Боясь, что придет от уныния весть.
