Амстафф + Воспоминания

Глава финальная. Которую лучше бы никому не читать, а мне никогда не писать

Джокер оставил этот мир в ночь на первое июня две тысячи четырнадцатого. Последние дни ему становилось все хуже, болезнь его прогрессировала. Бедняга несколько раз писался в квартире, задыхался и довольно тяжело ходил на прогулки.

В ту ночь он спал с нами в кровати и внезапно стал резко и часто дышать. Я подумал, что он написает сейчас в постель, подхватил его на руки и понес в ванную, ругаясь, что он не сполз хотя бы на пол. В этот момент на моих руках Джокер издал последний вздох и ушел навсегда.

Я не смогу описать того ужаса, тоски и горя, которые рухнули на меня в ту ночь. Маринка обвинила меня в смерти нашего любимого пса. Я тоже ощущал себя виноватым. А Джокера уже просто не было.

Мне удалось отпроситься на работе, я сидел в парке около дома на лавочке и пил коньяк из горла бутылки, а слезы просто не останавливаясь лились из меня, но легче не становилось. Я позвонил тогда самарским друзьям и около часа мы разговаривали, это позволило мне хотя бы не впасть в истерику, аффект или что-то подобное.

Бедный, бедный мой пес, ты прожил всего десять лет, как же это ничтожно мало, как несправедливо и как тяжело это было осознавать. Я второй раз терял собаку и знал, что этот раз не последний.

Мы с Маринкой отвезли Джокера на кремацию, оставив в ветклинике в морозильнике в шесть утра, разбудив дежурного врача. Все было кончено быстро и буднично, как, наверное, часто бывает в такие времена.

Со временем мы потихоньку отошли от острого стресса, успокоились, жена меня перестала обвинять в случившимся, и сам я немного отпустил ситуацию.

Жизнь наша более-менее наладилась, мы ездили за границу, объехав за несколько лет почти всю Европу, нашли хорошую гостиницу для собак на время наших путешествий, регулярно посещали Волжский Утес и Самару, были в Нижнем Новгороде, Владимире и Ярославле. Мы начали вести видеоблог про собак в две тысячи семнадцатом, который ныне совсем заброшен, к сожалению. Маринка даже завела группу в ВК, участники которой первыми читают теперь мои тексты. Много было всякого, но я считаю не честным писать здесь об этом, ведь наша история про Джокера и компанию, так что многие обстоятельства и подробности мы оставим за пределами нашего повествования.

Летом две тысячи семнадцатого у нас появилась Маня. Подробности этого события возможно я когда-нибудь опишу в отдельной истории, скажу только, что Манькино появление почему-то вызвало крайне негативную реакцию моих родителей, которых вроде бы это не касалось от слова «совсем», вплоть до того, что они повесили трубку в середине разговора и несколько месяцев не общались с нами. Мы же исходили из очень простой и известной идеи: хочешь продлить жизнь возрастным собакам, заведи им в компанию щенка.

Надо признать, наши собаки здорово оживились и было от чего. Бусинка, та вообще вспомнила все свои материнские инстинкты и занялась вплотную воспитанием малышки, попутно прививая ей свои собственные привычки и модели поведения, от чего у нас теперь Маня – дамочка вздорная и замысловатая, но своего никогда не упустит. Таким образом, у нас снова было три собаки, но это счастье продлилось совсем не долго.

К осени Бусина совсем заболела. У нее был диагноз, о котором я не хочу говорить, ей сделали операцию еще в шестнадцатом году, но она не решила всех проблем и Буська-Котик начала стремительно угасать.

Это было одно из самых тяжелых времен в нашей жизни. Не прекращающийся ад с больной собакой, которой становилось все хуже, ее приходилось подсаживать на лестнице, а потом и вовсе выносить гулять на руках, что было не тяжело физически, она совсем исхудала, но морально просто невыносимо. Редкие минуты, когда ей становилось лучше, она ласкалась и пыталась поиграть, не приносили совсем облегчения. В нашем доме повисла тяжелая атмосфера, мы почти перестали шутить и смеяться, общаться с друзьями и только количество употребляемого алкоголя росло.

Параллельно приходилось заниматься поиском, потом переоформлением квартиры для родителей, с которыми мы готовились воссоединиться в Москве. Если добавить сюда то, что квартиру смогли купить только в наглухо убитом состоянии, и пришлось организовывать ремонт с обдиранием отделки до кирпичей, полной заменой проводки, сантехники и прочего. А если еще добавить, что работу нам никто не отменял, и там постоянные стрессы и авралы, а также запущенный в семнадцатом году процесс реновации жилья, угрожающей превратить наш район из зеленого малоэтажного уютного уголка в бездушный бетонный мешок, без права выбора нами вариантов переселения, думаю вы легко себе представите, как сложно и невыносимо для душевного здоровья проходил для нас тот период жизни.

К новому году несчастная собака совсем сплохела. Ее мучили боли, обезболивающие мало спасали, и она днем тихонечко плакала, от чего стервозная соседка из соседнего подъезда, жившая по диагонали от нас, все время подбивала жильцов нашего дома написать на нас коллективную жалобу. Мои объяснения ей, что мы просто несем свой крест, и всеми силами пытаемся огородить их от своего присутствия и не причинять беспокойства, но решить проблему иным способом мы никак не можем, не давали никакого результата. Отдельно странным было то, что ни нашего соседа через стену, ни соседку снизу шум не беспокоил, я специально их спрашивал все время, видимо у них находились другие дела, кроме как изводить окружающих людей претензиями. Через год эта же мадам начнет доставать меня, что у нас шумный кондиционер, и я предложу ей заказать измерение децибел, чтобы я смог обратить по гарантии, поскольку кондиционер сертифицирован, и она сольется, а потом и съедет из нашего дома, но это только через год, а тогда она активно добавляла нам проблем и нервотрепки.

В один из февральских дней две тысячи восемнадцатого, Бусе стало совсем плохо, она не могла встать, лежала и тихонечко, но надрывно верещала от боли, никакие лекарства не помогали. Это был конец. Даже простые прикосновения ладони причиняли собаке невыносимые страдания. Нам не осталось ничего, кроме как вызвать врача, который погрузил ее в глубокий сон, а потом прекратил ее мучения. Мне очень сложно писать это, я не могу подобрать слова, и очень тяжело справляюсь с эмоциями. Никогда еще мне не приходилось ни принимать таких решений, ни присутствовать при их выполнении. Полагаю, я никогда не смогу объяснить, что я чувствовал в тот момент, как это пережил, и тем более мне не понять, что ощущала Маринка.

Мы отдали тело нашего полосатика на кремацию, конечно отказавшись от видео-подтверждения, все же нам рекомендовали этих людей уважаемые ветеринары, а смотреть на такое заставить себя мы уже не могли.

Вот так, тяжело и с невероятной болью и страданиями, покинул этот мир наш любимый Бусенька-Котик. Очень странно, но я пишу эти строки двадцатого апреля, в ее день рождения, и сегодня ей могло бы исполнится шестнадцать лет. Но наша полосатая красавица немного не дожила до своих двенадцати.

Проводив Бусину, мы не могли находиться дома и весь день вдвоем с Маринкой пили в машине, сидя у подъезда, пили и плакали. Переносить уход собак становилось все сложнее, единственное, что помогло нам как-то удержать эмоции, это то, что через две недели мы улетели в Амстердам, где уже была весна, уютные спокойные каналы, добродушные голландцы, и съемки видео для нашего канала. Это конечно не убрало боль, но хоть как-то отвлекало.

Век американских стаффордширских терьеров частенько короток. Увы, немногие представители породы доживают даже до пятнадцати лет, так что долгожителями их никак не назвать. Может быть со временем бридинг обратит внимание на такой фактор, и секционируют собак с надежными организмами, но пока об этом не приходится и мечтать.

Наша Агаша прожила без Бусинки совсем не долго, меньше полугода. Она выглядела в целом здоровой, хотя, конечно седой и степенной. Еще осенью, когда Котик был с нами, мы весело отметили Агашкино двенадцатилетие, о чем засняли добродушный ролик для своего канала, и ничего не предвещало беды. Там был печеночный торт, воздушные шарики, рассказы из Агашкиной жизни и все по-домашнему милое, и этот ролик тоже ставит своего рода большую точку в истории нашей троицы, если он когда-нибудь вам попадется, посмотрите его, думаю, не пожалеете (не сочтите за рекламу, ссылку оставлять не буду, да и канал давно лежит на боку).

Агаша ушла внезапно. Утром из гостиной, где ночевали Агашка и Манечка раздался грохот и мы сразу поняли с Маринкой, что случилось что-то плохое. Агашка сдавала немного, и мы знали, что у нее проблемы с сердцем – не редкость для крупненьких собак, но ничего не предвещало такого скорого исхода. Мы прибежали из спальни, точнее Маринка прибежала, а я приковылял: отлеживался дома после операции. Агаша лежала на полу бездыханная. Видимо случился приступ и она рухнула с дивана, на котором обычно спала. Все было кончено.

Мы вызвали крематорщиков, попрощались с любимицей как смогли, в мешок, куда пакуют тело собаки, я положил ее любимую игрушку – синий грейфер, и курьер-азиат заплакал вместе с нами.

А потом мы остались с ничего не понимающей Манькой и тихо плакали весь день. Мне после операции даже выпить было запрещено, и Маринка, проявляя солидарность, тоже переживала без «успокоительного».

Скажу вам откровенно, мне было очень тяжело, настолько уже, что вспоминая Агашу, даже просто на бытовом уровне, у меня тупо лились слезы еще два года после ее ухода.

Здесь, в память о ней, я хочу привести два своих стихотворения. Одно я написал об Агаше в далеком две тысячи четырнадцатом, второе о ней же, но и обо всех наших собаках в семнадцатом:

Агаше

У нас проживает Агаша,

Но, если сказать честней,

Наша живет Агаша,

А мы проживаем с ней.

Нет веселей и краше,

Тот еще обормот.

Ко мне подойдет Агаша

И носом в коленку ткнет.

«Носочки» у ней и «гамаши»,

«Манишка» и белый живот.

Если позвать Агашу,

Она придет и лизнет.

Любит поесть Агаша

Побольше и от души.

А после на спинку ляжет –

Ты пузо ей почеши.

Стремительно мчится, отважно,

В небо подпрыгнув, летит!

А вечером в ножках вальяжно

Заляжет и носом сопит.

Прости, моя радость, Агаша,

Что в суете своих дней.

Из миски жизненной каши,

Так мало даю тебе.

Ты все понимаешь, Агаша,

Меня больше всех любя.

Идем, поцелую в мордашку

И обниму тебя.

***

Давай поваляюсь с тобою, мой сладкий,

Заляжем в кровати вдвоём.

Потом поиграем игрушечкой красной,

И вместе канат пожуём.

Тебя почешу по упругому брюшку,

И круглый поглажу бочок.

Поправлю неровно залегшее ушко.

Лизнет меня твой язычок.

Одна целый день ты лежала, дремала,

И в комнате был полумрак.

Надеюсь скучала, но хоть не страдала,

Какие там сны у собак?

И я о тебе в глупом офисе шумном

Украдкой нет-нет вспоминал.

Потом с головой, от работы чугунной,

Вприпрыжку до дома бежал.

Пришел, скинул сумку, принес тебе хлеба,

А ты мне виляешь хвостом.

Течет бессловесная наша беседа

Об этом, о том и о сём…

Вот такой печальный финал нашей истории, спасибо всем, кто нашел в себе силы его прочитать и пережить вместе со мной, тем, кто понимает, что было бы не правильно не написать его прямо честно, каким он был, тем, кто подставит плечо, потому что сколько бы времени не прошло, а вспоминать все это мне и Маринке больно до сих пор.

На тех же, кто не набрался духу прочесть эту главу, я не держу зла, слабость – вполне обычная человеческая черта, а вовсе не грех.

ЭПИЛОГ

С ухода Бобы прошло больше восемнадцати лет, с ухода Джокера - уже почти восемь, с ухода Бусинки – четыре с небольшим, с ухода Агаши – почти четыре. Стало ли мне легче? Наверное да. Смог ли я заживить душевные раны? К сожалению, нет. В комментариях мне написали, что грусть должна перейти в светлую, но этого со мной не происходит. Либо я не очень понимаю, что такое светлая грусть.

Для меня светлая грусть – нечто совсем иное. Попробую объяснить на примере. Когда то давным-давно, в далеком девяностом году, когда деревья были большими, Союз – советским, а колбаса стоила три пятьдесят, но по талонам, мне тогда было шестнадцать лет, и я с одноклассницей ходил на выставку художников-авангардистов в Самаре, которая тогда была еще Куйбышевым. Там на этой выставке было много всякого, но меня впечатлила по-настоящему одна картина. Вроде бы ничего особенного, изображала она зимний вечер, фонарь, заснеженный склон, и панельные дома где-то на фоне. Но вот бывает такое, я вдруг как будто ощутил щекой порыв морозного ветерка, услышал уличный гомон, и меня словно перенесло в детство, когда зимой катаешься на санках с горки, штаны с начесом заледенели, такие же обмерзшие уже и варежки, но тебе не холодно, просто весело, и синий-синий вечер вокруг, с желтым уютным электрическим светом, и тебе скоро домой, а там на кухне бабушка печет пироги, мама пьет чай и жалуется бабушке на свои производственные проблемы, а папа в большой комнате с газетой на коленях смотрит по ламповому телевизору какую-то советскую неинтересную передачу. И от этого всего домашнего и милого, так тепло и хорошо на душе.

Когда я вспоминаю такие вечера, мне становится немного грустно, сорок лет прошло, несколько лет уже я не был в тех краях, и в нашей квартире живут чужие люди, бабушки давно нет с нами, а родители теперь даже старше, чем она была тогда. Но мне все равно тепло и приятно это вспоминать, как будто грусть здесь всегда на втором месте, а тепло, уют и доброта на первом. Вот это я и назвал бы светлой грустью. Когда же я вспоминаю милых наших собак, меня всегда за горло берет тоска и пустота сосет под ложечкой. Мне их не хватает ровно так же, как и ушедших моих близких, и ничего с этим поделать я не могу.

Возможно, написание этих заметок, которые я имел удовольствие представить вам, от части помогает мне примириться с утратой, и мне было хорошо, когда со страниц оживали они снова, дышали мокрыми носами, пучили глаза, пыхтели и, конечно виляли хвостами. Пусть они и дальше будут для всех нас живыми на этих самых страницах, которые, как я надеюсь, когда-нибудь мы все захотим перечитать вновь.

А теперь я хотел бы сделать пару зарисовок по воспоминаниям о наших прекрасных собаках, которых, увы, уже с нами нет…

Боба, мой первый стаффорд, полосатенький и старотипный. С него началось мое собственное собаковладение, с него начинались и мои собаковладельческие заметки. Уверен, вы его прекрасно помните!

…Я лежу на диване в своей однокомнатной «хрущевке», я молод, одинок, и пребываю в печальном настроении, которое по недоразумению часто считают депрессией. На кресле рядом валяется Боба. Лапки раскинул по сторонам, пятнистое пузо выставил под падающие узким потоком через окно прямые солнечные лучи. Греется.

Я сажусь на диване с ногами, беру сигареты и тянусь за зажигалкой. В это время газета, которую я читал пикирует с дивана на пол в дальнюю от меня часть комнаты. Гадство просто! Я щелкаю зажигалкой, смотрю на газету и мучительно ленюсь встать и вернуть ее обратно. Иногда бывает такие мелкие житейские случайности ужасно злят, но ну меня другое настроение, мне становится ну просто совсем печально. Настолько, что я начинаю говорить вслух:

- Боб, ну что это происходит такое… как оно вообще устроено. Несправедливый мир, в котором я один одинешенек торчу дома в воскресенье. А кругом сплошная безысходность, человеческий эгоизм и экономический кризис. У меня вот только ты и есть, Боб, но толку то от тебя, лежишь себе пузо греешь…

Боба, заслышав мою речь, одним хитрым поворотом, которому обучены только собаки и коты, вращая вокруг своих осей в противоположных направлениях попу с задними лапами и грудь с передними, с рывком подскочил в кресле и пришлепал к моему дивану.

- Ты конечно, красивый мальчик, и приятный во всех отношениях, Боб, но разве ты меня понимаешь по-настоящему?

Боб делает вид, что понимает, смотрит внимательно, уши развернул навстречу моим словам.

- Был бы ты поумнее немножко, поговорил бы со мной, или.. не знаю, может быть газету хоть мне принес и подал.

Тут Боба разворачивается, шлепает к газете, подбирает ее зубами, несет мне и кладет на край дивана. После чего спокойно с достоинством удаляется, вспрыгивает на кресло и опять разваливается пузом к солнышку.

Если вы когда-нибудь задумывались, а что такое в реальной жизни означает театральное: «немая сцена», то вот она тогда случилась со мной. Эта, знаете, такая секунда в сознании, когда тебе одновременно хочется закричать от удивления, смеяться, зарыдать, вскочить и побежать во все стороны сразу, видимо поэтому организм человека принимает здравое решение не делать вообще ничего, а со стороны кажется, что человек завис на пару секунд. Наверное и я в тот момент выглядел так же. Понимаете, я Бобу никогда не дрессировал, он максимум через пень колоду выполнял «сидеть», да знал команду «место», более ни о чем таком дрессировочном, как «рядом», «ждать», а уж тем более об апортировке, и не слыхивал. То есть, что у него там сложилось в сознании, как он понял, чего я от него хотел, и понял ли вообще, или это было какое-то невероятнейшее уникальное совпадение, как это узнать. Единственное можно сказать однозначно – поражен произошедшим я был до самой глубины души.

Для красоты истории можно было бы написать, что моя печаль моментально улетучилась, и я обрел бодрость духа и веселое настроение, но я ничего такого не помню, а вот хулиганское выражение мордахи Бобы в тот момент запомнил навсегда.

Другой чем-то похожий случай с Бобой приключился в той же квартире, только я уже жил там с Маринкой в первый год нашей семейной жизни.

Диспозиция была все та же: мы сидели на диване, Боба валялся в кресле, выходной день, только было прохладно, и Бобчинский лежал на пузе «горкой», умостив щекастую морду на передние лапы.

Было утро, и мы с женой решали главную проблему молодой семьи: чем будем питаться сегодня. Надо сказать, жена к семейной жизни была немного не подготовлена, и готовить почти не умела, но честно старалась научиться, и мы периодически устраивали «кулинарные эксперименты» из незатейливых продуктов, которые могли себе позволить. Но успешны они бывали не всегда, хотя лично я в еде не привередлив и мне нравится порою даже то, что среднестатистический человек употреблять не станет.

В тот день Маринка предложила несмело, может быть попытаться испечь блинчики? Несмело, потому что какой-то из недавних раз приготовления блинов вышел не самым успешным. Но мне очень хотелось блинов. А кому не хочется? И я с энтузиазмом согласился.

Маринка этому почему то обрадовалась, и стала говорить в предвкушении:

- Ураа! У нас будут блинчики. Блииинчииикиии. Боба, ты хочешь блинчик?!!

Боба вздрогнул, приподнял голову, поглядел на нас недоуменно, и тут же опустил морду, прикрыв глаза передними лапами, словно в ужасе.

Вот тут уже немой сцены у нас не было, веселились мы искренне и о души, хохотали, скакали по квартире, повторяя: «Боба! Ты хочешь блинчик?!!» Точнее мы повторяли, а Боба просто скакал, и похоже точно знал, от чего нам стало так весело. Да уж, насмешить наши собаки всегда умели, отдельно в этом деле отличался Джокер.

Малыш Джокер. В детстве, имея кукольную внешность: бровки домиком, большие треугольные глазки, нос пятаком «на пол лица» и велюровые брыльки, также при смене зубов приобрел два больших белых передних резца, от чего был ужасно похож на зайца. Особенно забавно это выглядело, когда он улыбался, подтягивая брыльки – эдакий обаятельный заяц-отличник из мультика. Тогда только лишь я по настоящему понял, что амстаффы – это собаки, любящие и умеющие улыбаться.

С юных лет, будучи обходительным и интеллигентным, он не ввязался ни в одну драку, наоборот, на выгулах всегда разряжал обстановку, предлагая разного рода поведенческим девиантам игры, или мячик. Несмотря на свое гиперкусачее детство, вырос Джокер в добродушного тюфяка, позитивно относящегося ко всем зверюшкам и людям в целом, но особенно обожавшим женщин. С детства приученный Маринкой лазать на ручки, он всегда растекался своей небольшой тридцати пяти килограммовой тушкой по своему человеку, ну или по гостю, например, это уж как случится.

Однажды, забравшись на Маринку, по обыкновению, Джокер ворковал что-то, и ласково лизался. Очень любил он полизывать и покусывать нежно мочку уха. Такой вот ловелас. И вот, значит, заняты они каждый своим делом, Джокер ухо муслякает, Маринка кино смотрит по телеку, идиллия такая семейная у них, ну понятное дело. Так вот, в моменте берется Маринка непроизвольно за ухо свое, и вдруг понимает, что что-то не так, сразу от кино отвлекается, щупает мочку, а сережки нет. Другое ухо щупает, может забыла как сняла, но вторая серьга на месте. Стаскивает она с себя тушку черно-белую, мясисто-шерстяную. Залазает ручками в пасть слегка слюнявенькую, а там вот она сережка под брылькой. Выплюнуть трофей она собаку, конечно, заставила, но ругать не стала, смешно больно было и даже трогательно. И с тех пор наш добрый молодец принялся лазать на красных девиц, включая гостей, и сережки незаметно с них снимать, да рядом сплевывать. Чем снискал всеобщее восхищение и большой, основательный респект. А Маринка с тех самых пор сережки почти не носит.

Вот кому бы точно пошли сережки – это Бусине. Уж кто-кто, а эта девочка-дамочка-чокнутая мамаша имела в себе максимально женственности, кошачьей грации и потрясающего сочетания бестолковой непосредственности и утонченной житейской хитрости на грани легкого коварства. Я много рассказывал здесь, как она научилась выбираться из клетки, открывала двери и воровала творог, но чуть было не упустил один забавный эпизод, связанный вовсе не со всеми вышеперечисленными качествами, а с удивительно схожим с Джокеровским, совершенно ручным Бусиным характером, что обусловлено скорее всего постоянным тисканьем людьми ее на ручках с самых ранних щенячьих времен. У нас Бусинка активно развивалась в этом направлении, и порою существовать иначе как на моих, или Маринкиных коленях напрочь отказывалась.

При этом всем, в отличие от Джокера, Буся обладала иногда встречающимся у собак свойством «размазываться» по тебе, создавая максимальную площадь соприкосновения, и даже в жаркую летнюю погоду предпочитала пыхтеть и страдать от жары, но не уступать ни миллиметра контакта.

Одним прекрасным днем сидели мы с Бусиной на диване, еще в нашей самарской квартире, я тупил в ноутбук, а Бусина привалилась ко мне бочком и размазалась. Сидели мы так, сидели, радовались комфорту домашнего очага, и Бусинка тут решила между прочим гигиенические процедуры устроить себе, ну знаете, как девочки любят, пока кино идет ноготочки подпилить, или подкрасить педикюрчик. Стучу я, значит, себе по клавишам, а Буся вылизывается, и тщательно так, старательно, она всегда такая аккуратная. Бочок вылизала и тянется дальше, а сама от меня не отлипает, и постепенно в такой бублик сворачивается, ко мне прислоненный. Я уже от ноута оторвался и смотрю на этот бублик бусинский, очень уж он странный, вроде и собака, а вроде – натуральное колесо полосатое. И вот Бусинка, пытаясь дотянуться куда-то там еще ниже, вдруг открывается от меня, и катиться в сторону по податливому дивану, как настоящее колесо. Мне показалось прямо пару оборотов успела проехать, прежде чем подскочила, распрямившись в воздухе и сиганула с дивана, выпучив глаза от удивления. Очень жаль, Маринка не видела этого шоу домашних акробатов, она в другой комнате была за компьютером, ну да ничего, я ей сразу рассказал во всех подробностях.

Забавная девочка Буся, трогательная и милая, хоть и врединка. Почти полная ее противоположность – Агаша. Милая мордочка плюшевого щенка скрывала под собой душу откровенной девочки – пацанки. Лихая дырочка на ухе – последствия неудачного рывка ошейником в детстве, где-то вывихнутый палец, о чем мы узнали, когда на нем перестал стачиваться коготь и торчал как у динозавра велоцераптора. С возрастом она сильно сточила зубы по своей привычке беспрерывно что-то грызть-жевать, очень уж деятельный нрав у собаки.

С детства охочая до еды Агаша знаменита тем, что однажды в очередной раз получив несанкционированный доступ к мешку с кормом, ела столько, что раздулась как дирижабль, мы были уверены, что ей станет плохо, а ничего обошлось. Просто, пардон, какала она потом объемами небольшого деревенского стада коров.

Темперамент ее доводил иногда и да неприятностей. Однажды в Волжском Утесе мы оставили Агашу дома на весь день, и зная об этом наша соседка по доброте душевной пыталась с Агашей через дверь разговаривать. Агаша от радости и возбуждения этими разговорами размолотила об стены коридора хвост и забрызгала кровью всю квартиру, и Маринка по возвращению долго отмывала и дом, и саму Агашу.

Когда мы выходили на прогулку в Утесе, Агаша обожала как конь хряпать на ходу растения и жевать их с довольным видом вышагивая по тропинке. А отдельное гастрономическое удовольствие доставляли ей саранча и кузнечики, которых она ловила и трескала за обе пухлые мохнатые щеки. Мы не особенно поощряли такое, опасаясь за желудок собаки, но она всегда умудрялась улучить момент, и сожрать что-нибудь интересненькое.

Однажды, когда мы приехали забирать ее из собачьей гостиницы, увидели на двери Агашкиной комнаты табличку "не ставить на первый выгул", оказывается наша балбесина, будучи предоставлена сама себе на прогулке, сожрала на выгуле все дрессировочные снаряды, а вот нечего было им там расслабляться! Хулиганочка наша, но все равно милая, бесконечно любимая Агаша...

Бодрый и общительный нрав ее понуждал всегда включаться в любую активность, играть в какие хотите игры, куда угодно путешествовать и по возможности во всем принять действенное участие.

Помню, на один из дней рождения Джокера мы наполнили прихожую воздушными шариками, которые он обожал и всегда лопал на улице. Представляете, полная прихожая удовольствия! Когда Джокера выпустили туда одного, он на секунду обомлел от счастья, а за следующие две перелопал все это разноцветное облако со счастливой мордой, и как будто спросил, нет ли еще? Агашка тогда сильно расстроилась, что ее не взяли в игру, именно поэтому мы, вспомнив об этом через несколько лет, устроили такой же праздник для нее на улице, но уже в Москве.

Помню Буська боялась грозы и салютов, всегда пряталась под стол, а Агаша наоборот, всегда на шум проявляла любопытство. Джокер, тот вообще на ОКД проходил тест на выстрел, и весьма успешно, впрочем, об этом я, кажется уже рассказывал.

Помню, Агаша обожала купаться, Буська любила играть в прибрежной воде, а Джокер совсем ленился и плавать и бегать, и все норовил усесться попой в набегавшую волжскую волну с умильным видом, типа зачем бегать, жизнь и так прекрасна, а я смотрите какой хорошенький вообще.

Помню, наши собаки никогда не ссорились из-за еды, или игрушек.

Помню, Джокер при всей своей сибаритской натуре всегда уступал девочкам лучшие места на кровати, диванах, или креслах.

Я помню, помню, помню… Я правда все помню, помню, как будто это было вот только что...

И пока пишу эти строки, наши собаки совсем живые и веселые стоят у меня перед глазами, такие разные, такие замечательные и любимые, такими они навсегда останутся для меня. Такими они обязательно будут и для вас, когда вы вдруг захотите еще раз перечитать эту нашу историю. Про Бобу, Джокера, Агашу и Бусинку.

Малыш Джокер не любил переезды, новые места и ненавидел ссоры. Обыкновенно собаки от стресса приходят в возбуждение и активность, а он наоборот, забирался куда-нибудь в дальний угол, подальше от всех и сидел там подолгу, переживал.

Наш переезд он воспринял стойко и молчаливо, но как-то заметно сдал, сильно похудел, даже на голове кожа стала плотно обтягивать череп, от чего, в купе с явно проступавшей сединой, пес стал выглядеть сильно старше и немного печально. Мы таскали его по врачам, пичкали бадами и лекарствами, но все это мало помогало, а вдобавок у собаки стали четко проявляться проблемы с сердцем.

Мы старались не унывать, много и неспешно ходили по району с собаками, посвящая совместным прогулкам практически все свое свободное время.

Меня просили подробнее рассказать про район, и я выполняю свое обещание. Рядовое утро выходного дня той весной было для нас обыкновенно солнечным: через окна, выходящие на северо-восток солнце весной пробивается уже с пяти утра. Птичий гомон в такие утра нарастает примерно с того же времени и где-то часом с семи до восьми достигает своего апогея громкости, такого, что легко мог бы дать фору Большому детскому хору Всесоюзного радио и Центрального телевидения. Так что, если вы вознамерились в нашем районе поспать подольше выходным весенним утром, можете смело оставить все свои надежды, если у вас, конечно нет маски для сна, штор «блек аут», берушей, или нечеловечески крепкого сна.

Солнце с утра – это всегда позитивно, а тем более, когда оно практически сразу уходит из окон, разбудив всех домочадцев, и оставив их попивать чай-кофе за завтраком и пялиться в монитор ноутбука без необходимости скрыться от прямых солнечных лучей. А если еще и приоткрыть балкон, то утренняя прохлада и шорох густых листьев создают свежий, практически дачный антураж.

Теперешние наши собаки гуляют практически строго по часам, и представьте себе, спокойно ждут, пока мы продрав глаза пьем кофе и жуем бутерброд. Буся, конечно, такого себе не позволяла, и скоренько разлилась бы лужей по полам квартиры, а то и дополнила бы мелкую собачью месть до дубля соответствующей кучкой, охамей мы с Маринкой до таких степеней. Нееет, с Бусей надо было выходить сразу, и мы, прихватив сонного Джокера и всегда веселую Агашку быстренько навещали ближайший газон, а потом уже направлялись по маршрутам затяжных прогулок выходного дня.

Вариантов для прогулок всегда несколько. Можно пошариться по микрорайону, обходя спортивные и детские площадки, откуда иногда зачем-то гавкают на нас не слишком адекватные «яжматери», «яжбабы» и «яждеды», «яжотец» встречался только однажды, и то он кидался не на нас, а на толстого юношу с собакой, за которой тот никогда не убирает. В диалоги такие персонажи вступать совсем не умеют, путаются в логике, и позорно отбегают подальше, откуда как правило заливаются истериками вперемешку с площадной бранью, такие уж занимательные особенности поведении у данного вида, как сказал бы Николай Николаевич Дроздов.

Либо можно пойти по газонам вдоль по большой улице, мимо станций метро и торговых центров, рассевшихся у больших перекрестков.

Тут тоже часто гуляют собачники, но удовольствие от променада довольно среднее, шоссе оно и есть шоссе, даже если полупустое в выходной. Еще две стороны света от нашего дома представляли из себя жилые кварталы вдоль оживленных улиц с соответствующей инфраструктурой общественного транспорта, торгово-офисно-школьно-детсадово-поликлинических учреждений, «дофигалиарда» детских площадок и пешеходных дорожек. Там можно было вполне приятно гулять, и мы обязательно приятно там гуляли. Однажды даже, правда уже много позже и с юной Маней мы ходили на групповую экскурсию по району, и пока все внимательно слушали депутата-историка, Мань-Мань скакал по газонам за бабочками и пичужками, чем вносил в мероприятие хаос и веселье.

А самым любимым нашим маршрутом в районе стал маршрут на север, где немного пройдя, попадаешь в райончики чудесных московских улочек шестидесятых годов двадцатого века. Уютные дома нормальной этажности, с крышами, у которых имеется скат, позитивно воспринимаемый человеческой психикой в отличие от домов-кубиков по утверждениям некоторых психологов. Аккуратные газончики, полисаднички, клумбы-цветнички. Не прогулка, а чисто домашнее пирожное к чаю. И конечно, мы всегда вооружены пакетиками, чтобы не портить всю эту красоту. Хотя, обыкновенно, пока дойдем до улочек – картинок с открытки, собаки всегда успевают сделать все дела, поэтому пакетики это так, на случай непредвиденных аварий.

Джокер и Агаша всегда с энтузиазмом воспринимали, когда мы ходили «северным маршрутом». Несмотря на уже совсем взрослый, даже правильнее сказать – солидный возраст, их обоих увлекали впечатления, запахи и звуки, те самые собачьи новые ощущения, которых легко можно набраться в длительной прогулке (а гуляли мы по пять, а то и более, километров за раз), и особенно в городе.

Кот, он же – Окорок (зачеркнуто), он же – Бусина вела себя вообще презабавнейшим образом. Во время любой прогулки в ту сторону, Буся упорно тянула нас на север, и далее в сторону центра. Вот прям так, словно ей там что-то чрезвычайно и срочно необходимо было там найти что-то, что-то ценное и важное.

Мы пробовали идти за ней, посмотреть куда приведет, но она не останавливалась и не ослабляла напор, продолжая тащить нас куда то в сторону, где находятся Красная площадь, ГУМ, ЦУМ, Кремль и Большой Театр, а может быть и дальше, понятно что, каждый раз нас хватало только на разумное расстояние, а потом мы к разочарованию полосатой собачки вынуждены были разворачиваться и топать домой.

Что ей было нужно там, что так влекло и манило, так и осталось для нас загадкой, теперь уже навсегда. Сами же для себя мы придумали легенду, что Буся в прошлой жизни была каким-то видным советским деятелем науки, или культуры, и имела большую квартиру в сталинском престижном доме в центре Москвы, где у Буси был комфортный кабинет с креслом, большим письменным столом и антикварными шкафами, полными редких книг, персональная домработница и любимые горшки с пальмами. И что она, поселившись в Москве, теперь ловит отголоски этих воспоминаний, и стремиться хотя бы взглянуть на бывший свой дом. Поэтому и тянет нас туда со всей своей собачьей старательностью. Это, конечно же, шутка, но, ведь в каждой шутке… короче, вы поняли.

Так что, в целом и в частности, нашим собакам по душе были эти прогулки, нравился наш новый район, и все это наше житье-бытье, а что касается нас, то мы, конечно же, радовались удачному своему выбору. Строго говоря, у нас было не так уж много вариантов, с учетом географической привязки, своих «хотелок» и финансовых возможностей. Фаворитами для нашего выбора тогда стали именно наш район и два соседних. В принципе нам вполне подходил и район Варшавки, где, как вы, надеюсь помните, мы жили год после переезда всей семейки в Москву. Я даже предлагал несколько вариантов Маринке, но она их всячески отвергала, и я никак не мог понять почему.

Уже когда мы переехали в свою квартиру, я как то ее «прижал к стенке» расспросами, и она призналась почему испытывает к Варшавке, которая мне по-прежнему нравилась, подспудный и неустранимый негатив. Соседи «Вороньей слободки» неимоверно доставали ее и всерьез возненавидели нашу семейку после одного инцидента.

В какой-то из выходных, которые тогда, по обыкновению мы проводили дома по скромности финансового достатка и переутомлениям на работах, нас ждал очередной вечер в узком семейном кругу. И вот после обеда я отправился в магазин прикупить пивка, или чего покрепче, и по невнимательности, или иному какому неудачному стечению обстоятельств, не заметил, что у входной двери оказалась выдвинута задвижка, таким образом, заперев с наружи дверь, по факту оставил ее открытой – задвижка помешала. А Маринка дома задремала, и проснулась от криков. Пока я закупался нужным товаром, наша доблестная троица хвостатых хулиганов, радостно виляя хвостами, свалила в подъезд, и носились по нему с первого этажа по пятый и обратно, не давая обитателям «Вороньей слободки» даже высунуть носа из квартир. Нет, наши псы, конечно же, не проявляли ни малейшей агрессии, но доброжелательное любопытство, это уж как водится. А, как помнят мои внимательные читатели, порода наша навевала ужас на соседей уже сама собой, получается все мои лекции и мастер-классы о пользе амстаффов прошли совершенно впустую, после такого вот собачьего «перфоманса». По счастливой случайности, никто не открыл входную дверь подъезда, либо открыв, сразу закрыл, иначе не известно, где бы искали мы шалопайскую Бусину, и ее верную товарку по приключениям Агашу. Джокер бы наверняка далеко уходить не стал, но это мало бы утешало.

К моменту, когда я вернулся, Маринка загнала собак домой, и не сказала мне ни слова о происшествии. Можете спросить у нее почему, сам я так и не понял. Удивительно, что и соседи по подъезду не удосужились сообщить мне о причинах своего охлаждения в общении на грани бойкота. Может быть понадеялись, что мне дома скажут, а может быть посчитали это ниже своего достоинства. Так или иначе, но я пробыл в неведении о случившемся целых полтора года, и вот узнал таки, совершенно неожиданно. Почему хозяйка квартиры не высказала мне претензий, ведь очевидно что наше скоропалительное выселение было связано с жалобой соседей, для меня опять же загадка. Видимо, все вокруг меня вдруг решили повести себя на интеллигентских «максималках», в итоге просто оставив меня в дураках.

Оправдывать себя не хочется, и мне жаль, что наша стая так задорно и оголтело распугала соседей, но честно говоря, особо уж сильной вины за собой я тоже не чувствую. Всякое случается в жизни, никто от подобного не может быть застрахован, а если бы мне об этом рассказали вовремя, я бы извинился, и был внимательнее.

Впрочем, других подобных инцидентов не последовало (или я о них опять же не в курсе), и мы с вами мысленно уже возвращаемся во время повествования, когда мы уже жили в своей квартире, в приятном районе, с любящими долгие прогулки по зеленым и чистеньким улочкам собаками, где мы, казалось, теперь то были счастливы, как в финале семейной американской комедии, идем такие, белозубо улыбаемся и сейчас пойдут уже титры, и все у нас окей. Можно сказать, очередная была идиллия.

А потом в нашем доме случился пожар.

Сначала это был обыкновенный вечер пятницы. За окном расцветал чудесный май, народ брел неспешно в сторону метро, жители района разъезжались на дачи, либо наоборот, только вернувшись домой выгружали сумки с продуктами. Птицы чирикали, дети щебетали, солнце планировало закат через пару-тройку часов. Мы вернулись с работы, погуляли с собаками, и я валялся с Агашкой в спальне, втыкая в телефон, а Маринка возилась на кухне в сопровождении остальных хвостатых.

Я очень люблю это время начала пятничного вечера, когда впереди заработанный трудами неспешный просмотр кино под кружечку пива, или рюмочку горячительного, потом хорошая книжка перед сном, под уютный храп ушастой бархатистой собаковой подруженции, а впереди два выходных дня с семьей в незатейливых домашних хлопотах, прогулках и простом и приятном досуге. Неделю мы зарабатываем себе этот вечер, и в подобный вечер обычно не предвещает ничего плохого, но превратности судьбы могут и такое позитивное явление, как пятничный отдых запросто наполнить трешовым экшеном и натуральной драмой.

Началось все с того, что Маринка почувствовала не сильный но устойчивый запах гари, скорее какой-то химической, знаете, типа запаха проводки, или сгоревших контактов, и принялась проверять наше электро-оборудование в квартире, но оно все вроде бы было в порядке. Между тем запах становился все сильнее, и тогда она пришла ко мне в спальню сказать об этом.

Я очень серьезно боюсь всего, что связано с пожарами, по ряду причин, которые оставлю за рамками нашего повествования, в силу чего, сразу вышел посмотреть что происходит, и тоже почувствовал очень сконцентрированный запах горелого. Что характерно, собаки наши вообще никак не реагировали на происходящее: Агаша тусовалась в спальне, Джокер дрых где-то а Бусинка лупоглазила с дивана по своему обыкновению.

Маринка, помню, высказала предположение, что это надуло в окно горелым, но я пошел в прихожую и решил проверить подъезд. И как только приоткрыл входную дверь в квартиру, сразу стали очевидны два обстоятельства: пожар происходит у кого-то в нашем подъезде; покинуть квартиру через подъезд уже лучше не пытаться. На лестничной клетке висел плотный сизый занавес дыма с запахом химии. Можно было конечно попробовать, задержав дыхание, пробежать нижние этажи, но во-первых я не знал что конкретно горит, во-вторых собак убедить задержать дыхание вряд ли удастся.

В такие момент резко выделяющийся адреналин позволяет думать быстро и действовать четко. Я скомандовал жене собрать наши документы, положил в карман имевшуюся дома немногочисленную наличку, банковские карты, ключи и документы от машины закинул в сумку. Мы взяли по легкой куртке и по запасной паре белья, не известно чем могло закончится такое серьезное и неприятное происшествие.

Дальше мы покидали пару тряпок под дверь в спальню, потому что Агашу мы решили пока оставить там. Места на балконе, куда мы вынужденно эвакуировались было очень мало, к том же памятуя о непростых взаимоотношениях Бусинки с Агашей, было не понятно, как Буся отреагирует на стресс, и не устроит ли какую-нибудь разборку, допустить которую в таких условиях было совершенно невозможно.

Мы вышли на балкон и увидели, что на балконах стоят соседи по подъезду почти из всех квартир. Пятничный вечер застал в своих квартирах подавляющее большинство жителей нашего дома. Перед подъездом начинала собираться толпа зевак, а из распахнутых окон подъезда вовсю валил уже не серый, а черный дым.

Снизу кричали что горит квартира на этаже под нами с противоположной стороны дома, и что пожарных уже вызвали несколько человек. Прохожие останавливались, выкрикивали что-то успокаивающее и одобряющее, но нам было не до самоуспокоения.

Воздух в гостиной уже явно насыщался дымом и канцерогенами, я выбрался на кухню и намочил два полотенца, чтобы если придется пробираться за Агашей, закрывать лицо себе и мордаху ей.

Тут как раз подъехали пожарные, к счастью двор не сильно был заставлен автомобилями, многие успели уже разъехаться. Нам велели вырубить электричество, и я совершил еще одно путешествие в прихожую к щитку. Обследовав входную дверь, я убедился, что она существенно нагрелась, разглядеть в глазок ничего было нельзя, его уже изрядно закоптило снаружи. Однако большую часть дыма дверь сдерживала. На межкомнатные же двери надежды не было вообще никакой: от прошлых хозяев нам достались картонные и полые внутри, такие знаете, самые дешевые, выполнявшие чисто декоративную функцию. Агашу проверять я не пошел, побоялся напустить ей дыма в спальню.

Вернувшись на балкон я обнаружил, что под окнами разворачивалось масштабное действие. Огнеборцы повыбивали стекла в подъезде и дым валил уже совсем не шуточный. Далее они подкатили машину с подъемником-люлькой, наподобие как у электриков, что ремонтируют уличные фонари. Они стали по очереди поднимать люльку к балконам и снимать соседей, сначала с противоположной стороны подъезда. В то же время небольшой отряд пожарных в скафандрах с баграми и шлангом зашли в исторгающий пелену черного дыма подъезд.

Перебираться через перила балкона в пожарную люльку удовольствие явно ниже среднего. Народ верещал, тупил, совершал какие-то неуклюжие телодвижения, вытаскивали какие-то сумки и даже пару котиков. Внизу в это время собралась уже огромная толпа и громко комментировала происходящее. Джокер и Бусинка пребывали в реально шоковом состоянии. Пасти, раскрытые от возбуждения, безостановочно пыхтели, глаза испугано вращались по сторонам, мы все время одобряюще трепали их за холку, но это мало помогало.

Я в целом был спокоен, даже при моем страхе высоты, у нас не очень то высокий этаж, под окнами зелень деревьев и кустов, в общем как-то выбраться возможность была. Но вот собаки, это конечно да. Возьмут ли их в люльку пожарные? Для себя я решил, что не брошу их одних ни при каких обстоятельствах.

И еще я очень переживал за Агашу, пока неповоротливых соседей выгружали невыносимо долго, не дойдет ли до нее ядовитый дым. О чем думала в тот момент Маринка я не знаю, ни тогда ни позже я почему-то ее об этом не спрашивал.

Снизу уже вел съемку телеканал «Москва 24», значит статус у происшествия довольно серьезен. Народу собиралось все больше, также прикатило две скорые.

Внезапно из под козырька подъезда выскочила группа пожарных, которая вела под руки женщину в противогазе, очевидно, жительницу загоревшейся квартиры. Ну, по крайней мере, значит через подъезд пройти можно подумал я тогда.

Тем временем эвакуация соседей достигла своего апогея, когда из квартиры напротив пожарные вытащили в люльку совсем старенькую бабушку, которая жила одна и практически не ходила, мы знали это, потому что иногда по мелочи помогали ей: ну там, купить продукты, или лампочку поменять и все такое. Ее с большим трудом как-то сумели переместить через перила и выгрузили сразу в скорую.

Самое жуткое ощущение было, когда забирали людей с верхних этажей, там высота уже приличная, и народ не на шутку разволновался.

Вот наконец вроде бы подошла очередь эвакуировать нашу сторону подъезда, но тут как то дым стал снова светлеть а через некоторое время и вовсе исчез. По одобрительному гомону зевак и переговорам пожарных стало понятно, что с огнем удается справиться, и действительно совсем скоро пожар потушили совсем.

Все аплодировали, мы кричали с балконов немудреные слова благодарности пожарным, если бы вы знали, как мы были счастливы в тот момент, только-только осознавая, что все закончено. Конечно, и здесь на этих страницах, я не премину воспользоваться возможностью еще раз сказать огромное спасибо смелым ребятам, которые профессионально, по деловому четко и максимально эффективно справились с пожаром, и, чего уж там, реально спасли нас и, конечно главных персонажей нашего повествования Джокера, Агашу и Бусинку.

Конечно, как только дым рассеялся из нашей квартиры, я побежал в спальню и к своему удовольствию обнаружил, что там запаха гари не появилось совсем, Агаша бодра и весела, и вообще не в курсе, что это такое у нас там произошло.

На улице огнеборцы скатывали свои пожарные рукава и грузились по машинам, зеваки постепенно расходились, прошли деловые электрики и сообщили, что свет дадут в течение тридцати-сорока пяти минут – ничего себе оперативность коммунальщиков Москвы, я то был уверен, что останемся в темноте до утра.

Наконец мы открыли дверь в подъезд. Да уж, друзья мои, зрелище нам предстало то еще. Весь подъезд был абсолютно черным от копоти. Все пластмассовые детали, включая короба проводки, покорежились и оплавились. Запах стоял соответствующий. У нашего соседа, которого не было дома пожарные выбили металлическую дверь: это под ними горело, и теперь сосед озадаченно тер подбородок, раздумывая, как закрыть квартиру хотя бы до утра, когда можно вызвать слесаря. Народ выходил из квартир и бурно обсуждал происшествие прямо в прокопчённом подъезде. Основная версия происшедшего была такая, что хозяйка загоревшейся квартиры завозилась с ребенком и заснула, забыв чайник, или кастрюлю на плите, а теперь, мол, утверждает, что не спала, а газ взорвался сам собой. Лично мы никакого хлопка не слышали, и ребенка, кстати, тоже не видели ни до ни после этого происшествия, а поскольку официально было заявлено, что никто не пострадал, полагаем все эти разговоры досужими домыслами, а уж что реально там произошло, думаю мы вряд ли когда-нибудь узнаем.

Тем соседям с верхних этажей, у кого были негерметичные двери, пришлось делать ремонт, черный дым серьезно повредил отделку квартир. Мы же с Маринкой отделались легким испугом. Наша простенькая дверь китайского производства выдержала и температуру и дым, и лишь уплотнитель с внешней стороны чуточку оплавился. Можно сказать нам несказанно повезло, с учетом того, что денег после переезда на новый ремонт нам брать было абсолютно негде.

Джокер и Буся успокоились через пару часов, когда запах гари из квартиры выветрился совсем и дали свет, однако утром они с большим удивлением и неодобрением проходили на прогулку через закопчённую лестницу, Джокеру это особенно не нравилось, он поначалу даже обратно в подъезд заходить не хотел.

Опять же к чести коммунальщиков, которых мы обычно всегда ругаем и есть за что, ремонт подъезда сделали через несколько дней. Да плохенький, косенький и не везде аккуратный, но оперативно и без настойчивых понуканий. Так что большое спасибо и им.

Сейчас наш подъезд пережил с тех пор уже два косметических и один капитальный ремонт, и ничего в нем не напоминает о том драматическом эпизоде, много людей, и, к сожалению, собак сменилось за прошедшие годы в нашем доме, много чего произошло и затерло собой все рассказанное выше, но вот в моей памяти события того пятничного вечера видимо уже не сотрешь.

Продолжение следует...

Между тем наступала осень. Вторая наша осень в Москве. Признаться к этому моменту мы уже и не ощущали себя приехавшими, а так, как будто бы всегда жили здесь. Во многом этому способствовало то, что мы уже более-менее узнали город, и по юго-западному округу, а также центру, я уже спокойно ездил за рулем без навигатора и карт, а также мы влились в ритм, сконструировав себе удобный распорядок жизни, позволявший размеренным отдыхом разбавлять взрывные рывки и натужные прорывы, которые так типичны для трудовой деятельности жителей столицы.

В выходные дни мы выбирали время не только для общего с собаками досуга и прогулок, но и на посещение ветеринаров и даже выставок.

Я уже не помню сейчас, по какой причине мы повезли Джокера в одну из крупных московских клиник, где проклиная все просидели в очереди больше половины дня, а как итог, нас ошарашили собачьим диагнозом. Я не буду здесь подробно останавливаться на этой теме, скажу только, что после мы повезли своего драгоценного песика по разным врачам, в том числе и весьма авторитетным среди знакомых московских заводчиков, и нас успокоили, что не все так плохо, и при необходимой терапии и поддержке собачий век будет продолжаться, как ему полагается. Мы закупились лекарствами и около-лекарствами, и беспокойство постепенно улеглось.

Золотая московская осень, воспетая поэтами, большими и малыми писателями, а также исполнителями эстрадных песен, расцвела в городе своими цветами, где кроме желтого всех насыщенностей и оттенков, традиционно присутствовали алый, бордовый, багряный, бурый, кофейный и всякие другие вариации, которыми природа украшает листья в конце сентября-октябре. И вся эта художественная феерия пролетала мимо, пока мы, загруженные заботами, мчались по своим делам из очередной точки А в очередную точку Б.

А нам и правда было чем заняться, мы завершали эпопею переезда, и обмена своего недвижимого имущества из сердца Поволжья на скромные московские жилые метры.

Мне даже немного жаль, что наши перипетии тогдашних забот: осмотров жилья, общения с покупателями, продавцами и особенно риелторами никак не влезают в формат нашей истории про собачек. Уж тут мне есть много чего порассказать и грустного и смешного, но оставим это на когда-нибудь, наверное, в далеком безоблачном будущем писанную «совсем другую» историю. Однако надо сказать, что осень наша в тот год целиком и полностью посвящена была осмотрам квартир, встречам с риелторами, внесением правок в договоры и попыткам их отстоять на переговорах, и всем подобным, чем занимались мы обычно вечерами в будние дни и днями в выходные, от чего на нашу дорогую хвостатую компанию времени оставалось ну прям совсем чуть-чуть.

В свое оправдание замечу, что одним из важнейших критериев выбора района и локации проживания были условия для прогулок с собаками, ну а как иначе, такова особенность нашего большого человеко-псового семейства. Если добавить сюда, что мы искали варианты в определенном округе Москвы, доступной близости от метро, с магазинами и прочей инфраструктурой, то задача наша была, как вы понимаете, не из легких. Но, как и положено, рано или поздно, поиски наши увенчались таки успехом.

Приятная и уютная, крошечная «хрущевочка» в зеленом старом районе Москвы, ныне, к сожалению, находящимся под занесенным топором реновации. Но тогда еще ничего беды не предвещало, документы были в порядке, и риелтор в сделке отсутствовал вообще, что еще нужно нормальным людям? Мы хлопнули по рукам с продавцом, занялись оформлением, а между тем уже как-то не заметно наступил декабрь.

Он был достаточно холоден, тот декабрь две тысячи тринадцатого. Собаки постоянно мерзли на улице: нормальных комбинезонов не было – имущество их сильно поистрепалось в скитаниях по Москве, а на поиски и покупку новых не было ни времени ни средств (контора, где работала Маринка развалилась от слова «совсем», и мы опять жили только на мою зарплату). Дома у нас тоже было совсем не жарко и все время полутемно: окна выходили на запад, солнце в них в декабре не появлялось абсолютно никогда.

Предновогодние дни добавили разнообразных хлопот, но не давали ни предвкушения праздника, ни радости в ожидании переезда. Слишком уж напряжно и нервно было все, что нам предстояло провернуть. Было такое ощущение, что вокруг все замерло в ожидании нашего последнего в этой затяжной релокации рывка, и даже собаки как-то притихли и вели себя прилично все эти недели, что для них совершенно не свойственно.

Плавно и осторожно, на мягких еловых лапах, позванивая стеклянными игрушками, и шурша мишурой, подкрался Новый год. Мы отмечали его скромно дома, в обществе Джокера, Агапия и Бусинки, за окнами бухали салюты и фейерверки, смеялись и радовались москвичи, а однажды ночью какой-то мужчина пел оперные арии прекрасным баритоном. Вопрос с квартирой был закрыт прямо перед новогодними каникулами, и мы уже ездили в «леруа мерлены» и разные прочие «икеи», в поисках необходимого нам для скорейшего переезда. На производство ремонта денег уже не осталось, мы купили кое-какую мебель, технику и важнейший элемент для домашнего хозяйства – новенький унитаз. Для собак и гостей был закуплен огромный диван, себе мы сумели только оборудовать спальню, поменять окно и организовать натяжные потолки. И вот, в начале февраля две тысячи четырнадцатого года мы торжественно попрощались с гостеприимной хозяйкой-собачницей, и съехали с арендованного жилья в свои скромные пенаты.

Я помню этот день достаточно хорошо. Два рейса с перевозом основного имущества были сделаны заранее, и вот мы, упаковав нашу неразлучную троицу в багажник, катим на «Тушканчике» в очередной раз в нашу новую жизнь. Как-то одновременно и радостно и боязно обживать в очередной раз новый район, каким он окажется? Но, конечно, радости куда больше, все же хоть жилье и скромное, но свое. И пусть «хрущевочка», в памяти еще свежи воспоминания о нашей уютной «хрущевке» в Самаре, где жил еще Боба, и куда мы привезли с папой малюсенького толстенького Джокера в далеком две тысячи четвертом году, на момент описываемых событий тому аж целых десять лет назад. Все это выглядит, наверное, как типичный счастливый конец художественного произведения, но на деле, естественно впереди нас опять ожидали испытания.

Глава XXV. Новые времена рождают новые вызовы

Вообще, надо признать, нам радикально везло с районами в Москве. Везде, где доводилось жить, было зелено, уютно и позитивно. Конечно, Хамовники с тех времен навсегда остались в наших сердцах. Вот недавно мы снова гуляли с собаками там, прошлись мимо нашего бывшего дома через двор, отметив, как мало изменился район, не смотря на вроде бы активную его застройку. Разве что как-то людей стало на улицах побольше.

В парке Трубецких на площадке игрались собаки, и какой-то сверх буйный азиатский овчар старательно облаивал Маню и Глашу из-за забора, а потом нашел там щель, высунул наружу голову и почему-то сразу замолчал, застеснялся что ли. Кто знает, что в этой лобастой собачьей башке…

Ну и наш новый район был тоже неплох. Бульварчик недалеко от дома, просторные газоны и зеленые дворы. Все чистое, ухоженное и уютное. Мне тогда казалось, что я просто сплю и вижу приятный, добрый сон, а когда проснусь меня опять ждет прогулка с Джокером по самарским загаженным мусором дворам среди гаражей, где сплошь пустые бутылки, окурки, шприцы, крысы и вечный грязный и рваный полиэтилен, который если верить экологам будет разлагаться до «морковкиного заговенья».

Мы гуляли с Джокером и девочками, с удовольствием изучая наш новый район, причем гулять тут можно было практически в любую сторону. В нашем подъезде жило три собаки, кроме наших, а еще несколько жили в доме, такой уж район у нас «dog friendly», что называется, позже в газонах даже установят специальные урны для пакетиков собачьих отходов, но несознательные граждане почти все их раскурочат, впихивая туда пустые пивные бутылки. В пешей доступности от нас две площадки для выгула, несколько зоомагазинов, ветеринарные клиники и даже одна ветлаборатория. В общем мы нашли для своих меньших собратьев наверное одну из лучших локаций, которые можно было получить.

Тогда же зимой впервые поехали мы всей толпой гулять в Битцевский лес, он же парк по совместительству. Будучи чрезмерно урбанизированной и очень плотно застроенной, Москва еще с советских времен имеет помимо прекрасных ухоженных парков, еще и лесные массивы, так называемые «зеленые легкие» города: Битцевский лес, Измайловский лесопарк, Кузьминский лесопарк, Тропаревский лесопарк и еще много зеленых, практически не облагороженных территорий, среди которых наибольшим масштабом выделяется просто гигантский национальный парки Лосиный остров, примыкающий к Сокольникам.

Битца была к нам ближе всего, и конечно, первым делом, освоившись в новом районе мы погрузили собак в багажник, и отправились в район Ясенево, где можно было свободно припарковаться и отправиться на прогулку в лес. И это, скажу я вам действительно лес, хоть и не слишком огромный, но совершенно настоящий.

Стояла прекрасная московская зима, полная белого пушистого снега, совсем лёгонького морозца, кристального холодного лесного воздуха. Заснеженные деревья совсем скрыли от нас город, когда мы протопали с собаками через парковую часть, свернули с широкой аллеи, заполненной лыжниками, родителями гуляющими с детьми, гражданами с собаками и просто так самими по себе, и углубились по одной из хорошо утоптанных тропинок в лес. Ощущения были такие, словно мы вернулись в Волжский Утес, и бродим где то по лесному склону горы Светелка, только это здесь у нас в Москве, всего в пянадцати минутах езды от дома.

Понч засовывал нос в пушистые сугробы смешно фыркал, выдувая белые хлопья с носа, Агашка и Буся бодро трусили следом, внимательно вглядываясь между деревьями, не мелькнет ли какая интересная дичь, например. Хорошая была прогулка. Кругом бело, как-то празднично. По деревьям белки скачут, на ветках нет-нет да увидишь какую-нибудь диковинную московскую птицу. Волшебство, а не прогулка. Так и хочется написать: «домой пионеры вернулись усталые, но довольные».

Такой мне запомнилась зима две тысячи четырнадцатого года. За которой плавно накатилась весна, незаметно как всегда. Потеплело, снег таял, работа и быт занимали сто процентов времени. Внешнеполитические и экономические события этого года, безусловно добавляли стресса, но мне тогда казалось, что наконец-то мы с Маринкой и псами обрели долгожданную бытовую и житейскую устроенность, а значит все будет хорошо, во всяком случае в перспективе, и, как водится, конечно же я заблуждался.

Но пока я об этом даже не подозревал, хотя тучи уже сгущались. Мы как-то вдруг начали сильно ссориться с Маринкой по разным пустякам, вероятно сказывалось то, что нервное напряжение, державшее в постоянно мобилизованном состоянии нас последние годы резко отпустило, а последствия долгосрочного перманентного стресса начали себя выдавать во всей красе. Я тогда старался не обращать внимание на эти негативные моменты и радовался солнышку, молодым распускающимся листьям, теплому весеннему ветерку (это мое самое любимое, жаль весьма короткое время в году). Пусть все сказанное звучит незатейливо и банально, но с возрастом как-то все больше и все ощутимее начинаешь ценить такие простые житейские радости.

Когда весна устанавливает свой порядок, подсушивает газоны, устилая их едва пробившимся зеленым ворсом травы, прогулки с собаками особенно хороши и неспешны. Помню в ту весну мы с собаками удивлялись особенному обилию птиц в нашем новом районе. Важные черные дрозды и суетливые дрозды-рябинники копошились в газонах целыми стаями, совершенно не обращая внимания на обалдевающих от такой наглости наших черно-белых одомашненных хищников. Изредка можно было увидеть на дереве дятлов, сорок, и даже соек, залетавших с окраин города из лесопарков и из ближнего Подмосковья. Это удивительное ощущение соприкосновения с природой прямо в черте города, всего в десятке километров от центра столицы, тогда меня конечно невероятно поражало и восхищало, теперь то я давно к такому привык, и каждую весну, прогуливаясь с собаками, уже ожидаю встретить птичье многокрылье, а если его вдруг нет по тем, или иным причинам, то очень удивляюсь.

Хорошо бывает еще посидеть на лавочке, греясь в утренних уютных лучах солнца, когда собаки недоумевают, чего это вдруг их прогулка запаузилась, и пытаются взгромоздить свои пухлые попы на скамейку рядом с тобой. И ты уступаешь им в их настойчивости, а потом долго обнимаешь, треплешь за шею, или по голове драгоценную псовину, и приятная лохматость щекочет тебе пальцы.

Да, друзья мои, это просто городска пастораль вот как она есть, в чистейшем своем виде, и признаюсь, не могу удержать себя, и не предаться теплым приятным воспоминаниям здесь с вами, вполне возможно и в последний раз в нашей истории.

К сожалению, пока я наслаждался весной, Маринка обустраивала наш скромный быт, и жизнь, казалось, входила в спокойное русло, был один наш близкий, который тяжело переживал, по своему обыкновению, все эти переезды, собачьи и наши ссоры, постоянный наплыв нового, непривычного и потому трудно принимаемого. Да, если кто не догадался, я говорю о Джокере.

Продолжение следует...

Фото из личного архива автора, весна, 2014 год

Однажды во времена, когда мы еще жили на Фрунзенской, произошел со мной один забавный случай. Он, конечно, никак не относится к героям нашего повествования – веселым пёсикам, которые, в тот момент сто процентов где-то дрыхли в глубинах квартиры, но мне уж очень хочется вам о нем рассказать.

Итак, однажды утром, как сейчас думается, это был конец, либо середина августа, потому что насколько вспоминается, листья еще были зелеными, но уже веяло утренней легкой прохладой, а еще как раз вернулся я тогда буквально недавно из Самары, где улаживал оставшиеся со времен нашего переезда некоторые юридические формальности, а заодно искупался в Волге, повстречался с друзьями-приятелями, отметив неожиданно, как они сильно успели внутреннее измениться за этот год (на самом деле нет, изменился сам я, но об этом в другой раз как-нибудь), так вот, значит, шел этим легко прохладным московским утром на работу, как положено примерному взрослому ответственному мужчине моего возраста.

Дорога занимала около полу часа, и как я уже говорил выше, проходила через весьма живописные места (за исключением разве что подземного перехода под Комсомольским проспектом), при том составляла расстояние около двух с половиной километров. За это время можно было много чего обдумать, либо погрузиться в творческие фантазии, а то и просто полюбоваться городом, да послушать музыку в плеере (хотел написать «хорошую музыку», но передумал и написал: просто музыку).

Когда тебя окружают добротные монументальные дома в стиле сталинский ампир, одновременно являя собой могучие сооружения, но не закрывая по современному обыкновению всего неба, вокруг много зелени, воздуха, птички щебечут, люди ходят, в основном хорошо одетые, улыбчивые, спортсмены, пенсионеры, мамочки и нянечки с детьми, горожане гуляющие с собаками и все такое, атмосфера располагает скорее к добродушному поглядыванию по сторонам, а мысли и тревоги кусками, обрывками как будто выпадают из реальности в небытие, откуда собственно сами собой и взялись.

Я – мужчина, мягко выражаясь, не слишком легко-габаритный, потому обычно пишу о себе «топал», «шагал» и т.п., но в данном случае, даже эти мои изрядные габариты, казалось, поубавили в весе, серьезно снизив нагрузку тяжести на матушку-землю. Такое уж чудесное было утро.

Летними жаркими днями обыкновенно прелесть таких прогулок на работу дополняли еще московские поливалки, те самые машины, воспетые в литературе и множестве советских и не только кинофильмах, труженики утреннего городского пейзажа, неустанно насыщавшие его влажными пятнами, фактурой мокрого асфальта и то и дело мелькающими в пробивающихся из-под кучкастых облачков нарядными изящными радугами. И еще в воздухе в этот момент стоит такой влажный запах чистого города, что-то такое неуловимое из детства, когда города еще не провоняли окончательно выхлопными газами, в газонах жили кузнечики, божьи коровки и шмели, а в лужах лягушки плодили головастиков. Так утро, о котором я рассказываю было таким чудесным, что даже поливалки ему не требовались, легкое влажное марево в воздухе, конечно, не рождало радуг, но освежало приятно и пахло чем-то одновременно городско-асфальтовым и газонно-травяным.

Наслаждаясь всем этим вышеописанным великолепием, я дошагал до моста и услужливый эскалатор поднял меня под его стеклянно-металлические своды. Оттуда сразу открывается шикарный вид на набережную. Мы с Маринкой пару раз «зависали» даже среди зевак на этих площадках, когда летом вдоль Москвы-реки проходили марафоны и вело заезды.

Мост по утрам просторный и пустой, можно пробежать его по застекленной части, а можно пробраться наружу и пройти около ограды, что в хорошую погоду куда приятнее, даже не смотря на мою паническую боязнь высоты еще с детских лет. К тому же воздух над рекой всегда свеж и приятен. Поэтому, конечно, я по возможности иду по открытой части. Погода ясная, хорошо видно Кремль, Храм Христа Спасителя, колокольню Ивана Великова, все эти традиционно-московские пейзажи с почтовых открыток и коробок конфет, и дальше город-город-город, уходящий в горизонт. Видно ну очень далеко, даже если внимательно приглядеться, вдали проступает очертание Останкинской телебашни.

Вот я уже и на середине моста – отсюда уже вид больше на парк, ресторанчики, парковую набережную, и пароходы: красавцы «Флотилии Рэдиссон Ройал» – плавучие рестораны, работающие даже зимой, потому что имеют ледокольный класс. Будете в Москве, обязательно прокатитесь на таком, если конечно позволят время и финансы.

Когда проходишь уже весь мост, и покидаешь стеклянный купол, или в моем случае обходишь его, еще пару десятков метров по совсем открытой части моста, помните, я еще писал там слышен частенько лай собак из питомника, и дальше аллейкой идешь через парк к Ленинскому проспекту.

Вот на этом самом открытом мостике, на выходе с Пушкинского (Андреевского) моста, расслабленным утром, не спеша, с большим запасом времени шествуя на работу, наблюдал я это событие, поразившее меня своей внезапностью, фееричность и великолепием.

Как то постепенно обычный городской шум вокруг, как-будто бы резко стих, повеял легкий ветерок и стало чуть темнее, представили, как бывает в кинофильмах?

Внезапно прямо передо мной, высоко над головой, из крон деревьев с хлопком, разметав листья и ветки вырвалось что то и понеслось в мою сторону. И сразу еще несколько хлопков с листьями – за ним рванули две три тени. Голубь. Бедолага уходил от погони, а за ним – ястребы, или соколы, или пустельга какая-нибудь, я не орнитолог, да и черт их разберет на такой скорости. Голубь резко рванул вниз, потом резко в бок, потом снова под невероятным углом сменил траекторию. Казалось, он перемещается телепортированием. Кажется, в компьютерных играх, это называется «мансить», то есть уворачиваться от вражеских атак. Вот уж он уворачивался! Вы бы это видели! Пишущий эти строки неорнитолог буквально застыл на месте, пораженный стремительно набирающим обороты действием.

Таких скоростей и маневренности от голубя, уверяю вас, не ожидал бы никто, кроме, может быть узких специалистов по голубеведению. Он танцевал свой рваный и надрывный танец жизни, заставляя мозг попросту не верить увиденному, казалось, все это компьютерная графика современного фильма-блокбастера, причем художники-компьютерщики явно переборщили. И этого голубя вполне можно понять: на кону стояла реально ведь его жизнь.

Пируэты, которые он выписывал, рывки и маневры, которые совершал не позволяли ястребам сократить расстояние совершенно никак. Слишком крупные и слишком скоростные, они имели ощутимую инерцию, отчего вынуждены были с опозданием менять маневр и проходить большое расстояние с каждым новым виражом. А наш герой – голубь, словно действовал по продуманному и четко понятному плану, меняя высоту, все большую создавал амплитуду подъема-спуска. Достигнув достаточно высокой точки он просто камнем кинулся вниз, в очередной раз оставив ястребов ни с чем, их тени прошли над моей головой, и мне показалось я доже ощутил на своих волосах легкий ветер от перьев, а может даже и их касание, едва-едва, самыми кончиками. Пока ястребы пошли на разворот, пытаясь опять атаковать голубя, прижав к самой земле, он заложил супер резкий вираж, и помчался что есть мочи вправо в сторону зданий Пироговской больницы.

Ястребы рванули за ним. По прямой у него совсем нет шансов – успел подумать я, как голубь уже почти достиг забора больничных корпусов. Ястребы стремительно сокращали разрыв в расстоянии, и видимо уже сочли добычу своей, как вдруг неожиданно со стороны больницы раздался дикий гвалт. Вороны! Обжившие кроны больничных деревьев и чердаки зданий, очевидно считавшие данную территорию своей, так что допустить туда хищников они никак не могли. Сразу целая стая, десятка полтора-два крупных, отъевшихся видимо на местных отходах, черных и мало чего боящихся птиц поднялась со стороны архитектурного комплекса больницы навстречу ястребам. И те, даже не попытавшись продолжить преследование, развернулись, и ушли куда-то ввысь, в небо, в сторону Москвы-реки. Куда делся сам сизый молодец я, понятное дело, уже и не уследил.

Нет, ну каков голубь а? Мало того, что обладал совершенно потрясающей физикой и хладнокровием, он еще и имел план, да какой план! Ах, сказать, что я был поражен, впечатлен и восхищен, – это не то чтобы не сказать ничего, но точно очень – мало сказать.

Все этой действие, как вы понимаете, так долго и тщательно прописанное мною здесь, занимало в жизни наверное три, и ну может быть пять секунд. А потом снова ветер стих, выглянуло солнышко, вернулись обычные городские звуки, а вороны разлетелись по своим вороньим делам. Ну я, конечно, отправился себе дальше на работу, снова и снова переживая в своем воображение только что увиденное, удивительное и просто невероятное природное действо. Нет, ну бывает же!

Продолжение следует...

Фото из личного архива автора, 2020 год

На фото именно тот мост, практически в том самом месте

Итак, мы остановились на том, что компашка наша: человеков и их добровольных помощников по утилизации вкусняшек в быту перебралась в новый дом и успешно обосновалась в нем. В быту изменилось не многое, все та же разруха, все та же финансовая экономия, разве что стало заметно почти полное отсутствие в районе маленьких удобных магазинчиков «шаговой доступности», а те, что имелись держали ценник на уровне премиум сетей.

Поэтому все свое снабжение, включая собаковые игрушки и вкусняшки, мы осуществляли в ближайшем магазине типа «Ашан», отдавая этому процессу первую половину каждой субботы, стандартно закупая по две телеги и потом таская огромные сумки из машины в подъезд. Корм псам заказывался нами отдельно на доставке, и также отдельно мы получали воду, не особенно доверяя кувшинным фильтрам, а вот остальное все за исключением, может быть, хлеба, приобреталось разом. Честно сказать, это довольно утомительно, но что поделать, в те времена мы старались экономить везде, где такая возможность имелась.

Новое место определило для нас с питомцами и новую эпоху совместных прогулок.

Серыми московскими утрами выходных дней, как правило, воскресений, смотрели мы с собаками из окна нашего девятого этажа, какая же там погода, и если не бывало дождя, быстренько собравшись, выходили на прогулку. Первым и самым радостным для собак маршрутом была прогулка вокруг парка Усадьбы Трубецких. А почему, а потому что, как я уже говорил, была там, да и есть по сей день отличная дрессировочная площадка. Там, конечно, много желающих повыгуливать своих песиков, вы наверняка встречали таких: сидит человек в телефон уткнувшись, или с сигареткой, или с другим человеком слился в общении, а собака – слэш – собаки стоят себе рядом и скучают. И так вот часами «гуляют они» и вероятно считают себя очень заботливыми хозяевами, ведь временной норматив-то выполнен а может даже и перевыполнен, ура.

Но утром в воскресенье москвичи любят поспать, поэтому площадки почти всегда и везде свободны, вот этим мы и пользовались. Иногда забегали в находящиеся по соседству в здании Московского дома Молодежи (может быть помните, когда-то давно там проходили игры «КВН») «Макдональдс», или «Бургеркинг», брали себе по гамбургеру и кофе, после чего отпускали собак на вольные побегушки и завтракали, наслаждаясь утром, приятным воздухом парка и такой редкой для большого города тишиной.

Потом Маринка обязательно кидала мячик, а я снимал на фото наших резвящихся обормотов. Обыкновенно такие прогулки продолжались часа полтора, не меньше, и, казалось бы, ничего необыкновенного в них как будто и не было, но вот запомнились, запали в душу, и даже сейчас, когда я пишу эти строки, ловлю себя на том, что улыбаюсь.

Другим вариантом, не менее приятным для нас, хотя и не таким активным для собак были наши походы в Парк Горького. Собственно от нашего дома до него было всего около одного километра. Нужно было перейти Комсомольский проспект (тот самый по которому ехал автобус с Шуриком и хулиганом из «Операции Ы»), потом пройти мимо симпатичных домов (балконы одного из которых снимали в заставке сериала «Воронины»), пройти до набережной, а там уже и пешеходный мост через Москву реку, на который можно подняться эскалатором, но мы с псами предпочитали пешочком по лестнице.

Пушкинский (он же в прошлом Андреевский) мост, симбиоз стекла и металла, в холода на нем собирались вечерами танцоры, спортсмены певцы и всякого рода творческие бездельники, по утрам досыпали изгнанные из переходов бомжи, а в выходные ручеек велосипедистов, родителей с детьми и шальных романтических парочек перетекал по нему с Фрунзенской набережной прямо в зеленые кустистые объятия Центрального парка культуры и отдыха, он же парк имени Горького. По нему, стараясь не расшугать рафинированную московскую публику топали и мы впятером. Собаки обалдевали от пространства, звуков и запахов, пучили глаза и высовывали языки через намордники, и старательно перли вперед навстречу приключениям. На выходе с моста неизменно слышан был массовый гулкий лай, где то рядом находился питомник служебных собак то ли полицейских, то ли военных, то ли еще каких. Бусина всегда напрягала уши на этот лай и пыталась иногда нет, нет, да и гавкнуть в ответ.

Мы сворачивали с моста и бродили тенистыми аллеями, держась подальше от бегунов трусцой и ездунов на велосипедах да роликах, усаживались на лавочке где-нибудь в стороне от гуляющих, а иной раз, по настроению, и не совсем в стороне, а очень даже и в центре у набережной, и глазели на пароходики, а могли отправиться к прудам, где собаки моментально переключали внимание на разнообразных уток, лебедей и прочих воробьев. Очень уж они уважали это дело: наблюдать за птицами. Уж не знаю я, строили ли они планы в головах по возможной охоте на пернатых, совместной, либо раздельной, а может быть они, ощущая эстетическое наслаждение природной красотой орнитологических экземпляров, мысленно восхищались и восхваляли ее, об этом можно только догадываться, но всяко, отвлечь всех троих от созерцания птиц было просто невозможно. Мы запросто могли провести у пруда час, или даже больше, и время это пролетало совсем незаметно.

Иногда мы покупали мороженное у осоловелых торговок, которые утром еще только расчехляли свои лотки и раскладывали товары, потом опять же усаживались на лавочку где-нибудь, где вид покрасивее, или просто неторопливо шли, охлаждая рты сладким молочно-сливочным счастьем, часть которого непременно перепадала нашим ушастым спутникам.

*******

Наша жизнь на Фрунзенской, как всегда, была полна приколов и неожиданных ситуаций, про одну из которых напомнила мне Маринка, пока я писал прошлый отрывок. А дело было так: хозяйка квартиры рассказала нам просто в прикол одну историю, как однажды ее собачка, милой народу породы хаски взяла и, представьте себе, заперлась сама собою в туалете.

Мы с Маринкой вежливо, но весело поржали, да и забыли бы об этой истории, если бы однажды котик наш Бусинка этот подвиг не взял да и повторил. И он смог, еще как, да… В моменте. Легко, и не задумываясь о последствиях.

В тот день мы покинули жилище оба, отправившись смотреть фрески Новодевичьего монастыря  картины в галерее на Остоженке (ну а чего, всего то три остановки на троллейбусе), и, вернувшись, еще даже не успев открыть входную дверь, услыхали надрывающий душу одновременно и грустный и торжественный собачий вой на весь этаж, если не подъезд, или даже не дом. Хвостатый друг наш, ничтоже сумняшеся, таки повторил хасевый подвиг: забрался в туалет по каким-то своим собачим надобностям (может быть пить хотел, а может быть просто любопытство проявлял свое неумеренное) и умудрился захлопнуть за собой дверь как будто так и надо было, вы же помните, он «руками» умел многое, а уж дверь то закрыть…

Чтобы было ясно, дверь захлопнулась сама. По не понятной логике устроителей интерьера квартиры, она открывалась не наружу, как принято в лучших дома, да и во всех нормальных, а внутрь, и котик наш своим полосатым пузиком изнутри кабинки дверь подтолкнув, просто ее захлопнул. А далее, она же у нас умелец великий ручки нажимать и двери открывать (надеюсь вы это не забыли, мои внимательные читатели), так вот собака ловко взобралась передними лапками на дверь и, пытаясь ее открыть, наоборот заперла шпингалет, нормально так защелкнула, и он теперь ни в какую.

Вы, конечно, знаете, сейчас все современные запорные ручки и замки в санузлы снабжены снаружи двери пазом, зацепив который отверткой, ножом, или любой прочной пластиной можно замок спокойно открыть извне помещения. Но напомню, квартира наша была наоборот: немолодой и советской оснастки, поэтому шпингалет было нам открыть не реально, от слова никак. Делать было нечего, пришлось дверь ломать. Ну как дверь, поскольку она открывалась внутрь, то точным ударом было не слишком сложно выбить шпингалет, что я и сделал. Естественно навстречу мне вырвалась перепуганная Бусинка с мокрыми от слез глазами и взобралась немедленно на руки, жалобно пища. Тут нас отпустило нервное напряжение и мы с Маринкой принялись хохотать как ненормальные, а все три собаки скакать вокруг и тоже радоваться, по обыкновению не понимая чему именно, но разве эта мелочь – причина для бурной радости – важна хоть для какой-нибудь нормальной собаки?

Насколько я помню, Буська больше в тот туалет никогда не заходила, уроки иногда умела усваивать даже она, а шпингалет тот я так и не починил, хотя стоп, кажется дверь там без него плотно не закрывалась, так что я менял его на другой, точно уже и не помню, все-таки девять лет прошло.

В нашем доме был маленький и медленный лифт, который вкрячили взамен первоначального с механическими металлическими дверями, как по мне, довольно жуткие были эти первые массовые лифты. Почему мэрия, управа, префектура, или кто там в те годы, занимался капитальным ремонтом зданий не поставила лифт современный, или хотя бы просто новый в здании, в одном из престижных районов Москвы – сие загадка неведомая. В этом самом лифте мы частенько сталкивались с соседями по подъезду, поскольку жили на последнем этаже, и всегда эти встречи были позитивными.

Ни муж нашей соседки по закутку – чех по национальности, ни англо-американцы, жившие напротив нас, ни кто бы то ни был из соседей никогда не шарахались от наших собак, всегда приветливо здоровались и вежливо придерживали двери, не важно плюхал ли я с пятью сумками из «Ашана» в не слишком просторный лифт, или Маринка возвращалась с прогулки с нашей троицей весельчаков. Если сравнить с шарахающимися в Самаре, где бы мы не бывали дома ли, у родителей, соседями, постоянно закатывавшими глаза и шипевшими как плохенький китайский отпаривать, а тем более с вечно недовольными обитателями «Вороньей слободки», то как говориться – результат на лицо, и на этом лице всегда приветливая улыбка.

Единственный дискомфорт, с которым приходилось сталкиваться – Маринка смущалась, когда с ней вежливо пытались перекинуться парой слов на английском, который в те времена она не знала совсем - как я уже говорил, в школе и в вузе её обучали из французскому, да и то через пень колоду. Но, согласитесь, это не такая уж была и проблема. В остальном я до сих пор с удовольствием вспоминаю наших соседей, и немного скучаю по той нашей жизни в «Хамовниках».

Продолжение следует...

Все фото из личного архива автора.

Так неожиданно у нас началась новая жизнь. Я намеренно говорю: «у нас», потому что на своей новой работе я нашел для себя хороших приятелей, которые повлияли не только на трудовую сторону моего бытия, но и в целом на мой, а это непременно означает и на наш общий, образ жизни. Общаясь со своими новыми коллегами, я наконец-то начал, даже не знаю, как это сформулировать, «омосквичиваться» что ли, то есть формировать те представления, ценности и образ жизни, который наиболее подходил нашему новому дому.

Погрузившись с головой в новую, совершенно не известную мне ранее деятельность, которой приходилось обучаться во многом с самых азов, мне конечно, не удавалось уделять достаточно времени нашему стаду, да и дому вообще.

Стадо относилось к такому с пониманием, мне хочется верить, что мой оптимизм передавался всем моим домашним, и дела как-то потихонечку-полегонечку пошли в гору. Под это дело и Маринка поменяла работу, устроившись менеджером в компанию, расположенную буквально через дом от нашей штаб-квартиры, чем была весьма довольна и счастлива, кстати и зарплата там была повыше. Теперь уже они встречали меня с собаками в газончике, через который вела асфальтовая дорожка, суженная до с трудом проходимой тропки классическим районным благоустройством.

Наступала весна, в Москве почему-то она всегда ощущается по особенному ярко, возможно от того, что солнца зимой мы практически не видим, а может потому что город в своих «спальных» районах пока еще достаточно зеленый, во всяком случае там, где коммерческий урбанизм еще не расцвел в полной мере.

Собаки, ощущая приходящий теплый сезон, как это принято писать в литературе, тянули ноздрями воздух и блаженно щурились (согласен, банально, ну а что я еще напишу, если они и правда так делали). Мы топали все вместе от метро, расплескивая лужи и пачкаясь об грязный снег и ожидали уже, наконец-то, всего самого хорошего, а получалось всякое.

Первым негативным моментом той весны оказался несерьезный, но все же неприятный конфликт, произошедший между Агашей и Бусинкой. Мы сразу обратились за помощью к хорошей Маринкиной знакомой – дрессировщику с опытом коррекции поведений собак, получили рекомендации, но к сожалению, не придали всему этому должного значения, и отношения наших девочек дома начали потихонечку портиться, Буся с возрастном стала несколько вздорной, а Агаша была слишком прямолинейной сукой, чтобы проявлять тактичность и понимание.

Ничего критичного во всем этом не было, пара домашних ссор, но со временем мы вынуждены были дома держать собак раздельно, при том что на улице они прекрасно ладили, и вели себя как ни в чем ни бывало. А спустя ее какое-то время их взаимная неприязнь сошла на нет. И дома они просто друг друга совершенно игнорировали. Но это будет еще не сейчас, а пока у нас все по-старому, потому что мы по бестолковости своей не восприняли проблему всерьез, и теперь я очень жалею об этом, и ощущаю свою вину.

Второй неприятностью стало вдруг резкое изменение ко мне своего отношения обитателями «Вороньей слободки». В какой-то момент я заметил, что со мной перестали общаться, а потом и здороваться стали неохотно, мне тогда показалось, как-будто высокомерно, что называется «через губу».

Не скажу, чтобы я сильно горевал от такого, но это было очень странно и вроде бы совершенно не адекватно, но ежедневные заботы и новая работа занимали почти все мое внимание, и я как-то выкинул все это из головы.

Помню в том же году приезжала к нам замечательная Альбина – наша добрая знакомая и впоследствии заводчица нынешней нашей собаки Глашеньки. Мы провели чудесный вечер общения собачников на нашей кухоньке, получили в подарок мешок северных деликатесов, а собакам был вручен Мистер Мышь – игрушка – маленький серенький мышонок в штанишках, которого Джокер сразу заприметил и до конца своих дней просто обожал. С Мистером Мышь Джокер ходил гулять, держа игрушку в зубах, и не отпуская, да и вообще везде и всюду этого мыша Понч таскал с собой. Маринка говорит, где-то Мистер Мышь и сейчас лежит в недрах нашей квартиры, разве что немного пожеванный.

На майские праздники мы с Маринкой впервые посетили Парк им. Горького, тот самый, знаменитый, запечатленный в множестве советских фильмов (в частности, именно там Н. С. Михалков рисовал лошадь). Ухоженный, красивый парк, с набережной и запруженными толпами гуляющих аллеями, эх, знал бы я тогда, что вскоре ты станешь местом наших постоянных прогулок. Сколько километров мы с собаками намотаем на самокатах, я хотел сказать мы – на самокатах, собаки пешком, конечно же. Сколько замечательных часов проведем мы гуляя по аллеям, или сидя на лавочках.

Ох, эти парки Москвы – зеленое чудо, услада взорам и кислородный родник, для вас в моем сердце навсегда зарезервировано местечко, гулять там с собаками, детьми, родней и друзьями рекомендую всем жителям и гостям столицы.

Жаль, конечно, что у нас там на метро «Варшавская» парков было не много, от слов: вообще ни одного. Ну да это и не беда, ведь уже в начале лета раздался телефонный звонок – я тогда, как сейчас помню находился в командировке в Курске, сидел с коллегами в летнем кафе и ожидал свой шашлык на обед – звонок был от хозяйки нашей съемной квартиры, которая безапелляционным тоном заявила, что мы должны к концу месяца жилье освободить.

Глава XXIV. Меняется ли результат от перемены мест (слагаемых)

Да это был своего рода гром среди ясного неба. Не смотря на более чем скромные бытовые условия, квартира нас вполне устраивала, и район мне нравился. И мы уже как-то привыкли к нему. Причина, по которой нас выселяли, не дотерпев до окончания срока действия договора была озвучена, как срочная продажа квартиры, что, конечно же, оказалось не правдой, но об этом чуть позже. А пока что мы пребывали в очередном шоковом состоянии, и нужно было что-то срочно решать с поиском нового жилья, что как помнят мои постоянные читатели, нам с тремя собаками было очень и очень не просто.

В этот момент Маринке в голову и пришла гениальная идея, ну то есть конечно утверждать, что идея та пришла в голову именно в этот момент наверняка я не могу. Не исключено, что идея эта давно была уже ею рождена, а может подслушана, или кем-то подсказана, или вычитана, все это лишь предположения. Определенно можно утверждать лишь, что к тому моменту идея была как никогда кстати. Ну, кажется, я нагнал достаточно тумана интриги, теперь уже к сути: поискать квартиру нужно было не на ресурсах оборота недвижимости, а на вебсайтах собачников, то бишь наших коллег по ушасто-хвостатому счастью.

Вот так, все гениальное просто, и этих людей не повергало в нокдаун воображение, что в их драгоценной, полной так нежно любимой бабушкиной рухляди и так аккуратно заклеенной обоями в тысяча девятьсот шестьдесят втором году обоями квартире вдруг поселятся со своими ужасными собаками от которых слюни, шерсть, грязь и масштабные разрушения прекрасного интерьера.

И вот, ну надо же, такая квартира для нас и наших четвероногих друзей нашлась практически сразу. Хозяйка, сама заядлая собачница, сдавала полученную в наследство квартиру, которую как раз освободила ее сестра, или еще какая-то родственница, прямо вот сейчас, и наличие собак у арендаторов вполне приветствовалось. Вот так бывает, представляете?

Теперь немного о самой этой квартире. Начнем с самого главного и огромнейшего плюса, я бы даже назвал его вот прям плюсищем, со звучной буквой «щ», – это, конечно, расположение. Улица Третья Фрунзенская, района Хамовники. Для немосквичей поясню, это очень крутой и престижный район, не самый московский центр, но Центральный административный округ, там находятся «Лужники», Новодевичий монастырь, прекрасные набережные, уютные скверы, и еще много чего, при этом район очень зеленый, тихий и имеет отличную транспортную доступность. Отдельным бонусом стало то, что на работу оттуда я теперь ходил пешочком, через мост у парка Горького, любуясь московскими красотами два раза в день.

Теперь о минусах. Состояние квартиры было ужасным, принадлежавшая семье московского военного офицера (в Хамовниках исторически селились военные по целому ряду причин, например, там расположено множество центральных военных учреждений), еще участника Великой Отечественной войны, она серьезно пообветшала, и представляла собой скорее склад неухоженного антиквариата в заброшенных музейных запасниках, чем жилую площадь. Аварийная мебель шестидесятых – частично семидесятых годов, украшенная немецкими трофейными люстрами и хрустальной посудой, разваливающиеся прямо под нами стулья, самодельная дверь-купе и крохотная софа в спальне, кресло в котором жили жирные личинки не известно кого, и мы не смогли вынести это самое кресло, потому что оно не проходило в дверной проем, видимо суженый и заставленный мебелью позже. Это кресло мы залили дихлофосом, обмотали полиэтиленовой пленкой и вынесли на балкон. Холодильник отмывался нами, без преувеличения, два дня. Входная дверь фактически не имела замка, и нам пришлось вставлять новый, а также покупать стиральную машину, и кое-что еще из утвари по мелочи. Все обои, двери и окна в квартире были изрисованы маленьким ребенком, проживавших до нас родственников, в общем, собаки вряд ли могли сделать обстановку хоть немного хуже.

И тем не менее, мы были очень довольны. Вид на МГУ с балкона девятого этажа, три комнаты, в одной склад хозяйских вещей, две полностью в нашем распоряжении. Прекрасные соседи: дипломаты, иностранцы, воспитанные доброжелательные кавказцы и рафинированные коренные москвичи, даже алкоголики, живущие с советских времен в доме, вели себя скромно и сдержанно в интервалах между своими тематическими вечеринками, даже всегда вежливо и приветливо здоровались с нами и с собаками при встрече во дворе.

За год в Москве мы привыкли к спартанским условиям, и вполне понимали, что с нашим стадом до приобретения своего жилья, придется скромно довольствоваться тем, что имеем, и, как говорится, не жужжать.

Мы с женой принялись готовиться к переезду. Удивительно, как обрастают люди барахлом, буквально за год на Варшавке количество нашего имущества увеличилось до того, что пришлось ехать в специализированных магазин и покупать коробки для переезда, а потом делать несколько рейсов «тушканчиком», забивая его вещами каждый раз буквально под завязку.

Джокер был расстроен и обеспокоен новым местом, в этот раз он долго не мог привыкнуть к квартире, возможно общая бытовая неустроенность этому сильно способствовала. На Фрунзенской он так и не найдет себе комфортного и уютного уголка, хотя в целом, конечно, привыкнет к новому месту, ну а куда деваться, был бы у него выбор, он бы, наверное, и из Самары-то не уезжал, так он сильно привыкал пес к своей норе, и перемены, как я уже не раз говорил, – вообще были не конек Понча.

Девки наши хвостатые переезд восприняли философски, продолжая иногда собачиться, один раз даже уронили с ножек кровать, перепугав гостей. Сам автор в ходе переезда порезал сильно ладонь канцелярским ножом. Это часто бывает, когда руки растут не оттуда, откуда задумывалось природой...

Возле нашего нового дома обнаружился отличный газон для прогулок, да и вообще Хамовники своими зелеными и полупустыми улочками располагают к затяжным променадам с хвостатыми, но самым позитивным открытием для собак стала, конечно, дрессировочная площадка в парке Усадьбы Трубецких.

Продолжение следует...

Фото из личного архива автора, 2012 год

Удивительно, но собаки приняли переезд совершенно спокойно, как будто так и надо, вот она чудесная психика амстаффтерьеров. Даже малыш – Джокер, который, если помните, очень тяжело привыкал к новым местам, как-то быстренько успокоился, и храпел целыми днями в желтом лежбище, отвлекаясь только на еду и прогулки.

Еще по осени, как когда-то Маринка в Самаре, теперь уже я начал практиковаться в авто вождении в Москве. Рано утром в выходные дни я брал с собой Агашу, и выезжал несмело из загроможденного автопромом двора на незнакомые улицы. Агавита с любопытством таращилась в окошко, а я крутился по району, и постепенно расширял географию маршрутов, охватывая все больше улиц, привыкая к новому для себя стилю вождения, и не привычным поначалу для провинциального водителя развязкам и эстакадам. Моя терпеливая собака стойко переносила эти учебные поездки, не ныла, не пищала, не просилась погулять. Мой прекрасный и надежный ушастенький компаньон.

Жаль, в части – погулять с собаковыми, тогда еще осваивать Москву мы не успевали, долгие, душевные променады в прекрасных московских парках начнутся у нас только следующим летом, поэтому топтались мы по большей части в своем райончике, довольно плотно заселенном людьми и собаками, но даже там умудрялись находить себе развлечения, так мы с Маринкой облюбовали иногда пустовавшую по вечерам хоккейную калду и, наконец, могли отпускать там собак побегать свободно. Так в собачью жизнь вернулись развеселые догонялки с тем самым желтым мячиком – ветераном, который мы теряли и опять нашли в Утесе. Знаете, это такое радостное чувство, когда ты стоишь посреди площадки, а вокруг собачья кутерьма: Агаша несется от Бусины с мячом в зубах, хитрит и петляет, сбивая незадачливого Кота с толку, а Джокер семенит вокруг, изображая, что он тоже играет, срезая углы и не выкладываясь особо, но при том полностью вовлекаясь в происходящее, а тебе в этот момент хорошо и уютно, тихонько падает в свете ярких московских улиц белый-белый и очень пушистый снег, и ты понимаешь, что все налаживается, жизнь плавно возвращается на спокойную свою обыкновенную стадию и тревоги-волнения уверенно уступают место спокойствию и душевному комфорту.

Такие редкие моменты были очень важны, потому что наши нервные системы уже были на крайнем своем пределе: истощенные увольнениями, сложными решениями, переездом, новыми работами, нехваткой денежных средств, мы для расслабления могли позволить себе лишь прогулки по городу, которые той снежной и довольно холодной зимой стали совсем затруднительны, да недорогой алкоголь, который в то время мы употребляли в больших количествах, явно больших, чем того следовало нормальному человеку. Собаки давали нам своего рода отдушину, занимая очень скромное место в наших буднях, почти целыми днями пребывая в сонно-домашнем состоянии и не особо отсвечивая усталыми будничными вечерами, они всегда готовы были поддержать любовью и вниманием, как только в них возникала нужда. Вот такие они собаки, ну да вы и сами это знаете.

Как-то совсем незаметно подобрался и новый две тысячи тринадцатый год. Не сказать, чтобы мы встречали его, ощущая большое счастье и долгожданное удовлетворение. Маринке работа не слишком нравилась, мне тоже, финансового благополучия пока на горизонте тоже особо не маячило. Но праздник есть праздник, и мы купили какие-то еловые ветки, пару игрушек, и отмечали своей небольшой семейкой наш первый московский Новый Год. Улицы были завалены сугробами, по телевизору показывали Собянина в каске, а Джокер, Агаша и Бусина весело скакали по снежным кучам во дворах, распугивая голубей и ворон. Помню, я тогда купил лопату, и раскидал снег на парковке, поразив этим до глубины души обитателей Вороньей слободки, избалованных стараниями среднеазиатских дворников.

В один из новогодних праздничных дней, мы, уставшие от салатов и алкоголя, собрались, загрузили в багажник собак и поехали в зоомагазин покупать собакам матрасик. Как раз к тому моменту Буся с Агашей слегка привели лежак в негодность, недовольные вечной занятостью и отсутствием дома своих человеко-родителей, так что матрасик нам бы очень не помешал.

В Самаре на тот момент был только один зоомагазин, куда пускали с собаками, в районе улицы Вилоновской, а в Москве питомцев были рады видеть практически везде, где продают зоотовары, ну а мы, конечно, по уже устоявшейся привычке, отправились именно в тот магазин, который хорошо знали, аж на метро Аэропорт. Специально сейчас посмотрел в Яндексе, около двадцати пяти километров было от нас до того магазина, по самарским меркам чудовищное расстояние, но для жителей регионов, не имеющих практики автовождения в Москве и Петербурге, поясню, что отсутствие светофоров на каждом углу, плюс наличие удобных развязок и эстакад делают этот путь значительно более быстрым по времени.

Так вот, значит, поехали мы в магазин, приятные пустые праздничные дороги, красивый пушистый снег, праздничная Москва, все такое какое-то весьма позитивное. Здорово! Купили мы матрас, с чехлом, который можно стирать в машинке, симпатичный. Игрушку какую-то балбесам мохнатым, тоже обязательно взяли, ну а как же? А на обратной дороге я поймал, как говорится, своеобразный «дзен», мы проезжали через Большой Москворецкий мост, тогда еще не бывший печально известным, а знали про него только то, что он ведет от Васильевского спуска, у собора Василия Блаженного на улицу Большая Ордынка, да что в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году на нем приземлился немецкий летчик Матиас Руст, так вот по этому мосту частенько идут туристы с Красной площади в сторону Замоскворечья в Третьякову, например, ну или типа того, вот и тем январским праздничным днем едем мы неспешно по мосту, в машине тепло, музыка приятная играет, собаки сопят, Маринка рядом, а за окном красота Кремля сменяется Москвой рекой, Балчугом и Водоотводным каналом, и всю красоту эту старательно фотографируют многочисленные туристы, и радуются, и восхищенно друг другу показывают что-то вдали, делятся типа впечатлениями от Московских красот, а мы вот просто едем мимо, просто из зоомагазина, просто с собаками, и теперь это просто наш город, наш дом.

Меня иногда упрекают, что я пишу много о себе, и мало о собаках. Это совершенно справедливо, но дело в том, что мне очень сложно разграничить где заканчивается история про нас и начинается про собак, также и наоборот. Тем более, что в ментальности своей я мало чем отличаюсь от большинства собачников, и собак воспринимаю, как рядовых членов семьи, которые всегда занимают свое положенное место, выходя на первый план, когда их там ждут, и скромно удаляясь за кулисы, когда в общем сценическом действии наступает соответствующий момент.

Что при этом думают обо всем этом сами собаки, мы не знаем, и никогда не узнаем, хоть и думаем, что знаем, но это, как водится, нам всего лишь кажется. Наверное, было бы любопытно узнать, что же такое происходит в собачьей голове, но, боюсь, люди были бы слишком разочарованы, как, впрочем, наверняка и собаки, узнай они, что мы там мыслим себе на самом деле.

Так или иначе, собаки думали о чем-то своем, провожая нас темными зимними московскими утрами на работу и встречая нас такими же темными и холодными вечерами. Эти вечера мы поводили за столом в гостиной у ноутбука, куда таскали из кухни еду, а фоном бубнил отживающий свой век в нашем быту телевизор. Бусина обыкновенно забиралась под стол и там свернувшись калачиком дрыхла, уткнувшись в чьи-нибудь тапки, Агапий ошивался рядом, контроль за употреблением продуктов сам себя не осуществит, а Джокер храпел беззаветно где-то в прихожей, или пробирался потихонечку на диван и там поступал аналогичным образом.

Получив некоторую передышку, мы по-прежнему ощущали неустроенность и зыбкость своего московского бытия, поэтому лично я продолжал мониторить сайты с предложениями работодателей и даже без особой перспективы сходил на одно из собеседований в контору, чья деятельность отличалась от имевшегося у меня опыта настолько радикально, что в перспективы своего трудоустройства там совершенно не поверил вообще, хотя ребята оказались приятные, и приняли меня хорошо.

В моей организации началась пора проведения Важного Ежегодного Мероприятия, ознаменовавшаяся нервотрепкой, классической суетологией и взаимными обидами, расстроенными на массовом психозе сотрудников, от чего я затосковал совсем, и в какой-то момент стал приходить к мысли, что такая работа – это вот не мое от слова «совсем»

Если вы когда-нибудь сталкивались с подобным, то вам не будет сложно представить себе, что испытывает человек в такой ситуации: правильно, дикий стресс. Докрученная неустроенностью, переездом, предыдущими неудачами психика лично у меня начинала давать конкретные сбои. Возвращаясь домой вечерами, я просто ложился на диван, и, казалось бы, самые простые, заурядные проблемы и мелкие рабочие стычки приводили к тому, что пока лежал на этом диване, из глаз просто начинали сами собой тихо лить слезы. А я, на минуточку, здоровый мужик, в полном расцвете сил, переживший падения и взлеты, конфликты и масштабные противостояния, увольнения, реорганизации и прочее, прочее… Но, что поделать, пишу как было, а оно было именно так.

Моя семейка – вот тот надежный якорь, тот крепкий каменный замок, то пушистое, теплое и уютное одеялко, что помогали мне в те времена пережить невзгоды, спрятаться, укрыться от колючего и недружелюбного окружающего мира. Маринка и собаки, каждый день я ожидал возвращения к ним, как впрочем и сейчас, конечно, но тогда я просто реально сбегал в свою нору, и теплое окружение моих домочадцев позволяло мне немного прийти в себя, зарядиться силами, чтобы завтра снова отправиться подобно космическому исследователю в чуждую, холодную и зачастую враждебную среду «чужой планеты».

Вот тут как нельзя кстати пришлись всегдашние амстаффьи энтузиазм и уравновешенность. Объятья любимых лап, виляние драгоценных хвостов и влажный блеск родных глаз – вот наши надежные столпы и ветвистые корни простого человеческого счастья. И наши собаки своим уверенным и спокойным добродушием, мелкими смешными забавами и душевной непосредственностью, подобно грамотному остеопату, приводящему в порядок больной организм, реабилитировали мою издерганную психику, уверенно убеждая, что в моем мире на самом деле ничегошеньки не изменилось, а эти внешние декорации ничего особого и не значат, эти наружные посторонние заботы, они останутся там, и сначала притухнут и подгаснут, а потом и вовсе растворяться в окружающем мареве, словно их и не было.

Этот мой надежный и верный тыл вселял уверенность и готовность к дальнейшему рывку, и движению вперед в этих не самых простых для меня условиях. Я понимал, что нужно что-то сделать, но, во-первых нужно было собраться с силами, во-вторых было совершенно не понятно, как действовать: уходить в никуда – не самый хороший вариант в наших финансовых условиях, искать новую работу – достаточно проблемно, трудясь в офисе полный рабочий день.

Пока я терзался сомнениями, жизнь, как полагается все расставила по своим местам. Интриги и сплетни любимых коллег привели к тому, что меня принялись несправедливо обвинять в том, что не вышел на работу в выходной, о чем я не имел ни малейшего понятия, и никаких подобных приказов в глаза не видел и, конечно, не подписывал. С меня потребовали объяснительную, которую я писать наотрез отказался, поскольку нарушений трудового распорядка не совершал. Зато я написал заявление на увольнение, перевернув кверху чистой стороной, положил на стол и сидел так призадумавшись.

В тот момент мне стало уже почти все равно, к чертовой матери, думал я тогда, невозможно нон-стопом напрягать на пределах свои нервы, не получая ни отдачи, ни адекватного финансового вознаграждения, не имея при этом ни перспектив, ни даже хоть каких-нибудь надежд на будущее. Да я в край пойду хоть листовки у метро раздавать, раз все так плохо, думалось мне тогда, а рука застыла над перевернутым листом, пока я пребывал в последнем своем раздумье перед шагом в бездну неизведанности. Работа, полученная с таким трудом должна была вот так бесславно и быстро закончиться, потому что некие «тетушки» имели прескверных характер, да гадкий нрав. Грустно, а что делать. С чего опять начинать, на что дальше жить, как выкручиваться дальше – мысли роились в моей голове, пауза тянулась и тянулась.

И вот. Именно вот тут. В этот такой до смешного драматический момент. Буквально как в кино. Причем не с самым оригинальным сценарием. (Да я нарочно ставлю тут точки, это такой типа акцент). Так вот… Словно в банальной теле-драме именно в этот момент раздался звонок, я взял трубку (у меня уже был первый в моей жизни смартфон, кстати), и мне сообщили, что меня взяли на работу в ту самую контору, куда я недавно забрел на собеседование без малейших надежд и ожиданий. И что через две недели отработки на старом месте меня ждут там. Я даже не сумел как следует удивиться, выдохнул, подписал заявление, отнес его секретарю, и с легким сердцем поехал вечером туда, где меня, конечно же, ждали такие милые и преданные глаза, вечная любовь и простые милые домашние радости.

Продолжение следует...

Фото из личного архива автора, 2012 год, Москва, Варшавка