Просто небольшое хулиганство в прозе. Моего авторства. Если кому не лень читать очередной результат приступа графомании. Заранее спасибо за терпение. Заранее прошу прощения за "испанский стыд", который кто-то, возможно, испытает. Критика объективная и субъективная приветствуется.
Я открыл форточку с благой целью глотнуть ароматов сегодняшней погоды. Она немножко пахла опаздывающей весной, довольно ощутимо – сухим амбре неоднократно атакованной дождем и солнцем тряпки. Погода ли была повинна в том? Всерьез ли я интересовался запахом апреля, увлеченно возя носом по марле, растянутой на растрескавшейся оконной раме? Не знаю. Возможно, я копнул бы глубже, но мой мыслительный процесс прервало нечто, принесенное порывом уличного ветра. Оно безошибочно попало в слизистую приемную моего глаза, хотя годами не снимаемая мною с окна вонючая марля как раз таки служила, по моему разумению, для ограждения меня от подобных гостей. Глаз зачесался, а вскоре и заслезился. Еще бы, ведь я полез в него пальцем, который во тьме ночной, когда никто не увидит и не пристыдит, копался в ноздре, отскребая от ее чувствительных стенок нечто свербящее, заставляющее чихать. Надеюсь, кусок уличной пыли был рад познакомиться с моими соплями через такого именитого, стремительного, дерзкого и успешного посредника, как мой палец, который всегда лезет чесать глаз гораздо быстрее, чем я успеваю сообразить, что еще не мыл руки. Трогательная встреча, что и говорить. О! Мало наслаждений способно соперничать с самоистязанием. Выдавливание прыщей, отковыривание едва подсохших болячек, раздирание несчастного зерцала грязными ручищами. Блаженство! Невозможно прервать, едва начав.
Глазом, которому этим утром повезло больше, я покосился на часы. Черт возьми, только восемь утра, черт знает, сколько минут девятого. У меня, прошу войти в положение, висят дизайнерские часы от новоиспеченного популярного в интернете пидараса с бритыми висками и набриолиненной бородой. Уверен, если бы я сказал этому модному типчику, что его борода набриолинена, он бы хмыкнул в закрученные усы, демонстрируя презрение к моим познаниям о современных средствах укладки и одновременно готовясь рассыпаться в лицемерных извинениях, чтобы не выхватить пиздюлей от человека, которому лень полемизировать с жополазом. Если быть до конца честным, я не уверен, что конкретно этот дизайнер конкретно моих настенных часов трахается в мужскую жопу, свою или чужую. Да чего уж там, я его в глаза не видел и не знаю, какая у него прическа. Одно я знаю наверняка – на циферблате этих часов нет ни одной цифры, не иначе как в угоду красоте. Только одинокие стрелки, мотающие срок моей жизни на фоне картинки, претендующей на оригинальность. Поэтому пригоршню мгновений назад было хер знает, сколько минут девятого, а сейчас немножечко больше, но все же чертовски мало для субботы.
Я попытался зевнуть, как бы задавая себе деятельный вопрос – хочу ли я еще поспать? Ведь сегодня, как никогда из пяти предыдущих дней, можно! Получилось какое-то нелепое, напрочь лишенное зевотной мякотки расхлябывание пасти, с которым пришлось застыть секунды на три в целях самовоспитания. Мол, дядь, мы оба (я сам и ехидный внутренний голос) знаем, что зевоту на пустом месте не вызовешь – почувствуй себя идиотом, стоя с открытым ртом. Я беспощаден к себе, угу. И все-таки, как же это не справедливо – каждое утро трудовых будней жаждать продать родину за возможность сладко поцокать языком и с аппетитом вгрызться в теплую краюху недосмотренного сна, а по выходным столь остервенело пренебрегать Морфеем, словно он вместо своих прямых обязанностей, сучка, сидит перед моей кроватью на табурете и пялится на меня выпученными зенками, и тыркает меня в бок холодным пальцем, и вообще всячески намекает, что он тоже пять дней работал, а сегодня у него выходной, посему мне нечего ему предъявить. И действительно. Как я раньше не додумался?
Кто это там шлепает позади меня босыми ногами по холодному полу? Полюбуйтесь: встала в коридоре, пошатывается, смотрит в мою сторону. Хрюндель сонный, брови нахмурены, губехи собраны жопкой, сисенки в ладошках, ножки стройные инстинктивно пытаются скривиться как для пляжного фото. Памятник женщине, определенно разбуженной полным мочевым пузырем, но силящейся сообразить, сможет ли она взвалить вину пузыря на своего мужчину. С пузыря-то, право же, каков спрос? А мужчина должен оставаться в тонусе перманентной потребности оправдаться.
Чего вскочила? – сдавленно выдыхаю я, используя метод защиты нападением. В эту секунду я горд собой. Разоблачил, предвосхитил, перехватил инициативу… Арр! Как я тебя, женщина! За всех вас, мужики, как я ее!
Она мгновение буравит меня взглядом, издает сладострастный, искренний, пропитанный желанием сожрать подушку зёв (бурная групповуха «А», «Ы» и «У» в разных позах), как бы намекая мне на ничтожную значимость в ее глазах моей маленькой победы, и ныряет за дверь туалета.
Ну а я иду в ванную, чтобы промыть глаз, перебить запахом геля для душа воспоминания о весенней марле и в шуме воды растворить покушение звуков за стенкой на мою хрупкую веру в сортирное бездействие принцесс.
